Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 7

Ангелы небесные, да что за напасть?! Здесь же заблудиться ну никак невозможно!

Небо над поляной потемнело, налилось ночной чернотой, и на этом бархатном фоне полуприкрытым серебряным глазом засияла растущая луна. В лесу подул ветер, поднялась поземка, деревья закачались, а кусты будто сплелись ветвями, образуя непреодолимую преграду. И еще — волчий вой.

Я попятился от мрачного дуба и бросился наутек, едва не теряя с ног снегоступы. Сучья так и норовили пропороть лицо, еловые лапы пружинили и пытались задержать, летевший с них снег застилал глаза. Дом был совсем рядом, а я бежал, бежал и бежал. Бежал и выбивался из сил. А вой становился все громче, вой звучал все ближе. Стая нагоняла жертву.

И тогда на меня снизошло спокойствие. Я прижался спиной к сосновому стволу, потянул из ножен шпагу, но передумал и обнажил кинжал. Срезал с ближайшего куста ветвь, наскоро накидал острием на коре простенькую магическую формулу, оскалился.

В подлеске замелькали белые тени, словно мои преследователи были не животными из плоти и крови, а призрачными созданиями, обретавшими материальность лишь в преддверии Йоля. Глупые суеверия, но я искренне порадовался, что самая длинная ночь в году наступит не сегодня, а лишь через седмицу. Явись сюда господин этой своры, мне пришлось бы лихо, а так я размашистым движением волшебной палочки зачерпнул эфир и, крутанув кистью, разогрел его до немыслимых температур. И тут же подкинул в воздух над головой ослепительный огненный шар!

Тьма рассеялась, тени отступили, липкую тишину разорвал петушиный крик. Я обернулся и не поверил собственным глазам: окружавший дом знахарки частокол высился буквально в двух шагах от меня. Вот и не верь после этого рассказам о проделках лесовика и заблудившихся в трех соснах кметах…

Левую кисть неприятно заломило, я развеял огненный шар и спешно юркнул за ограду. Больше в тот год я в лес не ходил.

На Йоль знахарка взялась испечь сладкий пирог. Встав еще до рассвета, она замесила тесто и выложила в миску мороженые ягоды, затем принялась наводить порядок, мыть пол и вытирать пыль. Я, по заведенной привычке, сел у окна с «Некоторыми аспектами ментального воздействия и долгосрочного управления разумом», но занятие отыскалось и для меня.

— Принеси бадью, — попросила Марта.

Я накинул куртку и вышел на улицу, где под навесом дожидалась своего часа перевернутая кверху дном лохань. Втащил ее в дом, установил у печи и принялся таскать со двора снег. Часть высыпал в бадью, часть поставил греться в котле.

— Почистишь двор? — предложила знахарка некоторое время спустя, смущенно теребя поясок платья.

Выходить на мороз не хотелось; с превеликим удовольствием я отделался бы обещанием не подглядывать и остался сидеть с книгой, но все же не стал вгонять хозяйку в краску. С обреченным вздохом взял лопату и отправился во двор, где вдоль частокола уже высились немалых размеров сугробы.

Подумать только! Лиценциат тайных искусств и магистр Вселенской комиссии по этике чистит двор, будто последний кмет! Узнает кто — стыда не оберешься!

Как бы то ни было, за ночь снега выпало совсем немного, управился я с ним в пять минут, а потом вооружился шпагой и устроил учебный бой с тенью. Уже начал отрабатывать удары на чурбаке, когда из дома вышла Марта.

— Иди мыться, колдун! — сказала она и скрылась в пристройке.

Мыться? Ну конечно! Как же можно встретить год семьсот семьдесят пятый от Воссияния пророка немытым? О-хо-хо…

Я наскоро сполоснулся и уже таскал на помойку грязную воду, когда вернулась знахарка. Она выложила обезглавленного и ощипанного цыпленка на разделочную доску и принялась потрошить тушку. Узким кухонным ножом девчонка действовала на редкость умело — у меня бы так споро не вышло даже близко.

Невесть с чего заныла поясница, и я отпустил бадью на пол. Марта будто почувствовала взгляд и обернулась.

— Все хорошо?

— Спину прострелило.

Я с хрустом распрямился, уволок лохань под навес и вернулся в дом.

— Смотрю, сегодня будет пир?

Знахарка усмехнулась, тряхнула неровно обстриженными волосами, еще влажными и оттого даже более серебристыми, нежели обычно, и попросила:

— Могу я почитать твою книгу?

Во вступительной части не содержалось ничего предосудительного, одни лишь общие рассуждения о природе человеческого разума, поэтому я кивнул.

— Конечно.

На обычно бесстрастном лице Марты расплылась счастливая улыбка.

— Здорово!

Я только вздохнул.

Праздник! Сегодня у нас праздник. Насквозь языческий день зимнего солнцеворота — мрачный и вместе с тем дарящий надежду на новую лучшую жизнь Йоль. Осталось только его пережить. На душе было неспокойно. А как иначе? Йоль и полнолуние — сочетание, прямо скажем, зловещее.

И пусть пока что луна никак не проявляла себя, я точно знал, что вскоре ее серебряный круг выползет на небо и зальет мир своим призрачным сиянием. Прошлое полнолуние я благополучно провалялся в забытье, на этот раз так легко отделаться не выйдет. Впереди меня поджидали зеленые отсветы фонарей, серое марево запределья и гул призрачных ос. Ночь предстояла не из легких.

Дурные предчувствия обуяли не меня одного. Чем дальше, тем мрачнее становилась Марта. Украсив дом свежими еловыми ветками, она закрыла ставни, хоть до заката было еще далеко, заложила входную дверь не одним брусом, как обычно, а сразу двумя, но и на этом не успокоилась, принялась вязать на окна сплетенные из лесных трав веревочки и бормотать какие-то наговоры. И такие же наговоры знахарка шептала, разжигая светильники. Грядущая ночь вызывала у нее нешуточную обеспокоенность.

Я не думал, что нам грозит серьезная опасность, но все же предложил поставить колдовскую защиту.

— Не стоит, — покачала головой девушка. — Твоя сила лишь разозлит духов и привлечет их сюда.

По случаю праздника Марта надела платье с вышивкой. То оказалось столь же куцым, что и повседневные, словно с момента пошива нарядов знахарка заметно вытянулась, пусть при этом и не особо прибавила в весе.

С кем она жила здесь раньше и как вообще попала в это лесное обиталище? Вопрос этот так и вертелся у меня на языке, но, поскольку девчонка эту тему обходила стороной, я расспросами решил ее не донимать. Если уж на то пошло, мы вообще почти не вели беседы на отвлеченные темы; кабы не обучение грамоте, то, пожалуй, и не разговаривали бы вовсе. Подозреваю, Марте просто не хватало навыка общения, а я полагал ненужным укреплять наши отношения, ведь даже мое нынешнее положение наставника могло самым серьезным образом осложнить грядущее расставание.

Праздничный стол порадовал непривычным разнообразием. Было бы грех жаловаться на стряпню Марты, и все же неизменные каши, омлеты и овощные супы успели порядком поднадоесть. Да и не столь частое появление в меню блюд из солонины тоже давно не воодушевляло. Орехи, сушеная и мороженная лесная ягода оскомины пока что не набили, но жареный цыпленок порадовал меня несказанно больше. Как и малиновое вино, пришедшее на смену давно опостылевшим травяным настоям. Ну а сладкий пирог так и вовсе был великолепен.

Лучины этим вечером знахарка заменила свечами, получился настоящий праздничный вечер, но ужинали мы, подспудно прислушиваясь к доносившимся с улицы скрипам и шорохам. В воображении невольно сложился образ огромного чудовища, которое безостановочно бродит вокруг дома, заглядывает в щели ставень, тяжело дышит в печную трубу и легонько давит на стены. А быть может, так оно и было на самом деле: чего только не случится в такую ночь, если уж взялся пить вино с ведьмой посреди глухого леса.

Вино, к слову, оказалось сладким и не слишком крепким, но в голове после него приятно шумело. Заботы и тревоги понемногу отступали, страхи тонули в искристом рубиновом напитке и больше не отравляли своей панической безысходностью.

Ужин оказался выше всяких похвал; после него Марта начала убирать со стола, а я прислонился спиной к теплой печи и принялся без спешки попивать остававшееся в кружке вино. Дом скрипел и слегка подрагивал под порывами ветра; ночной великан, сотканный из мрака и стужи, понемногу обретал силу и усиливал натиск. Где-то завыл волк, и я готов был поклясться, что расслышал отзвук охотничьего рога. Рогатый король вывел свою чудовищную свору на охоту, и теперь мне уже не хотелось смеяться над пустыми суевериями простецов.