Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 31

Заплечных дел мастер поскреб заросшую щетиной щеку и расплылся в улыбке.

— Да уж не сомневайтесь, магистр. Без нужды усердствовать не стану!

— Вот и чудно.

Вселенская комиссия по этике не одобряла пыток; мы не выбивали из подозреваемых ни показаний, ни признаний… почти никогда. И в любом случае санкцию на применение крайних мер дознания мог дать лишь магистр-управляющий, а у меня не было ни возможности, ни желания заниматься всей этой согласовательной волокитой. Да и не по мне арестанту жилы тянуть. Пусть на совести этого живодера как минимум одна жертва, опускаться до его уровня не хотелось.

Разум! Я уповал не на клещи и каленое железо, а на собственный разум. Немного антуража, немного магии. Запоет, никуда не денется!

Бойня была выстроена на отшибе, сзади к ней примыкал пустовавший сейчас загон для скота. Внутри оказалось просторно и чисто, но тяжелый густой запах смерти намертво — воистину подходящее слово! — въелся в стены, и к горлу немедленно подкатил комок тошноты. Незримая стихия казалась здесь подпорченной, в ней словно плавали комки черноты. Священники-экзорцисты посещали подобные места по нескольку раз в год, но они лишь не давали зародиться всяческой потусторонней пакости, полностью вычистить эфирное поле им было не по силам.

Палач досадливо крякнул, позеленевший писарь зажал надушенным платком нос, а подвесившие голого школяра на разделочный крюк парни поспешно выбежали на улицу. Я им отчасти даже позавидовал. Самому о глотке свежего воздуха оставалось только мечтать. Меня ждала работа.

Полди Харт оказался сложения рыхлого и, несмотря на юные лета, успел обзавестись не столь уж и маленьким животом. Висеть на стянутых в запястьях руках было для него сущим мучением, и школяр даже обмочился, хоть никто его еще и пальцем не тронул.

— Я невиновен! — лихорадочно кричал он. — Невиновен, поверьте! Я напился и не помню, как оказался в церкви! Наверное, зашел по старой памяти! Не было у меня злого умысла! И сторожа не убивал! Я его и пальцем не трогал! Не видел его даже. Не помню! Ничего не помню, говорю же вам!

Писарь расположился за поставленной на попа бочкой, а палач кинул на пол лязгнувший металлом саквояж, извлек из него кожаный фартук и принялся возиться с завязками.

— Огонь разожги, — попросил я, встав напротив свисавшего с крюка школяра.

— Нельзя так с людьми! — заблажил тот.

Я покачал головой и тычком в живот заставил его раскачиваться из стороны в сторону. Груз на связанные руки приходился вовсе не малый, арестант заскулил и засучил ногами.

— Полди, Полди, Полди… — произнес я с нескрываемой печалью. — А ведь всего этого можно было избежать. Как уже говорил по дороге сюда, за убийство церковного сторожа тебе грозит виселица, а потому нужно хвататься за любую возможность избежать осуждения. Я беседовал с твоей матушкой, ее боль разрывает мне сердце. Она верит в твою невиновность и убедила в ней меня. Но кто тогда убил сторожа? С кем ты приехал в город? Кому собирался показать храм? Кого взял с собой в ту ночь? Просто назови имя, и все закончится.

— Не делал! Не знаю! Невиновен! Я просто пил! Просто пил! Весь вечер пил, вот и не помню ничего толком! — выкрикнул школяр, даже не пытаясь скрыть охватившего его ужаса.

Вот только такая штука — боялся он не палача и уж точно не меня. Страх на него нагнали вопросы.

— «Даже в самом пустом из самых пустых есть двойное дно»! — процитировал я ходившее среди магистров Вселенской комиссии крылатое высказывание одного из имперских книжников, а когда палач запалил принесенную с собой щепу и споро развел небольшой костерок, кинул в огонь несколько пучков купленных по дороге сюда в аптеке трав.

Дым враз перебил вонь смерти и одновременно изменил эфир — не сгустил его, но сделал более податливым для определенного рода воздействия.

— Идите пока. Как понадобитесь, позову, — отпустил я помощников, а стоило тем выйти на улицу, скользнул сознанием в незримую стихию, словно в заросли терновника нагишом вломился. Тени сгустились, резанули бритвенными лезвиями, в углах бойни заклубилась мерзкая чернота. Послышались голоса. Кто-то звал меня по имени и плакал, а еще — гудели осы.

Отрешиться от наваждения получилось не без труда, но я все же восстановил ментальные блоки и придирчиво осмотрел эфирное тело болтавшегося на крюке школяра. Адептом темных искусств тот не был и все же ауру имел неправильную, словно бы опаленную. Не цельную, а подернутую по краям серым пеплом.

На Полди словно навели порчу. Или же он сам навлек ее на себя, совершив без должной подготовки ритуальное убийство? А убийство Ирмы было точно не из простых: столь зловредные призраки сами по себе не появляются. Если только совсем в дурном месте человеку умереть довелось, да и то не факт.

Впрочем, суд состояние эфирного тела должным доказательством вины школяра в любом случае не сочтет. Не был он чернокнижником, а порчу навести и на добропорядочного обывателя могут. Дурное дело нехитрое…

И я ткнул школяра кинжалом во внешнюю сторону бедра. Острие вошло не слишком глубоко, просто рассекло кожу, но не ожидавший подобного обращения Полди испуганно взвизгнул и забился на крюке.

— Нельзя так! — заблажил он, раскачиваясь. — Нельзя! Нельзя! Нельзя!

Алая струйка потекла по его ноге, крупные вязкие капли одна за другой набухали на ступне и срывались на пол. Тени в помещении еще больше сгустились, мрак заклубился и принялся поглощать незримую стихию. Воздух начал буквально сочиться кровью, та покрыла стены зловещей красной росой, заструилась багряными ручейками по стокам.

Школяр не был колдуном, никаких жутких видений он не лицезрел, лишь ощущал неуверенность и страх. Для моих целей этого недоставало, но воздействовать напрямую на сознание Полди я не мог. Коллеги не преминут внимательнейшим образом изучить эфирное тело арестанта, любое постороннее вмешательство будет неминуемо замечено и принято к сведению. Еще не хватало, чтобы меня заподозрили в ментальном воздействии на подозреваемого. Так и самому под следствие недолго угодить.

Но имелись и обходные пути. Я вовсе неспроста привез школяра на бойню. Такое уж это место…

Я зашел Полди за спину и вытянул из-за пояса жезл. Под крики и мольбы начал размеренными круговыми движениями приводить в движение незримую стихию и сразу ощутил серьезное сопротивление, словно размешивал волшебной палочкой густую патоку или пивной затор. Кисть заломило, заныло плечо, по руке начала разливаться усталость. Но справился.

Плававшие в эфирном поле сгустки черноты с каждым махом жезла кружились все быстрее и быстрее, понемногу они начали смещаться к центру помещения и сливаться воедино, как собираются в шарик капли ртути. Под конец я ткнул палочкой прямо в чернильное облако, захватил его и направил к лужице крови, накапавшей на пол с порезанной ноги Полди Харта. Тьма повела себя ровно как несмышленый котенок, которого ткнули носом в блюдечко с молоком. Она не стала своевольничать и противиться чужому воздействию, поначалу замерла, ловя и растворяя в себе красные капли, но почти сразу потянулась выше, лизнула пятку и поползла по кровавой дорожке на коже, оплетая ногу черными отростками.

Ни душе, ни телу Полди не грозила никакая опасность, порча станет меньшей из бед попавшего под следствие школяра. Да и не так сильно тьма скажется на состоянии его рассудка, лишь слегка подточит уверенность и ослабит волю. И самое главное — никто не свяжет ее со мной. Я не призывал никаких потусторонних сущностей, просто сюда, на беду школяра, слишком давно не захаживали экзорцисты, а сам он не так уж и заботился о чистоте своих помыслов.

— Посмотри кругом, — попросил я школяра. — Вдохни полной грудью, прислушайся к шепоткам! Слышишь их? Чувствуешь смерть? Тебя разделают как свинью, дружок, а мрак пожрет твою бессмертную душу. Лучше поговори со мной, тогда точно доживешь до суда, да и после не окажешься на виселице. Я обещаю это.

Но Полди категорически не желал проникаться зловещей атмосферой бойни, сочтя мои увещевания пустым трепом. Подобное пренебрежение немного даже задело.