Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 74

—Ты врываешься в шатёр, будишь ни в чем не повинную женщину, да ещё смеешь указывать ей, что ей нужно прикрывать? Каков грубиян, даром что рогатый! — процедила она сквозь зубы.

—Прикуси-ка язычок, джалмарийка. — в тон ей ответил шаман. — Прямо скажу — скверный выбор ты сделала, спутавшись со смесками. Не принесёт тебе это ни радости, ни мира.

—Лишнее болтаешь, рогатый. — не осталась в долгу Сольвейг. — И я все ещё жду объяснений — зачем вам Бес?

—Значит, Бесом его зовёшь? — тут Малакай широко улыбнулся, сверкнув острыми зубами. — А ведомо ли тебе, что нет у него на нашей земле ни прав, ни имени? Одни лишь проблемы от твоего полюбовника.

—Да какие могут быть проблемы от одного простого наемника?!

—А ты не знаешь? Остроухие-то твои — венценосные ублюдки. — с этими словами Малакай развернулся и покинул шатёр, оставив ведьму в полном недоумении.

«Как это — венценосные?»

—Ищите дальше. — донёсся снаружи зычный голос шамана. — Наверняка Кангу пошёл за ним.

—П-подожди-ка, подожди! — Сольвейг решительно подобрала юбку и выскочила наружу вслед за шаманом. — Что значит — «венценосные»?

—О, женщины. — закатил глаза шаман, — Все вы одинаковы — что наши, что человечьи.

—Но ты же сам сказал... — начала было ведьма, но её слова были заглушены низким голосом незнакомого шеддара.

Скользнув по ведьме быстрым взглядом, он сообщил Малакаю, что искомый остроухий находится на побережье Шергияра. В ответ шаман плотоядно улыбнулся — и улыбка его очень не понравилась Сольвейг. Она преградила ему путь, твёрдо вознамерившись получить хоть какое-то объяснение.

—Объясни несчастной и глупой женщине — что случилось-то? — Сольвейг слепо щурилась, пытаясь привыкнуть к солнечным лучам.

Малакай исторг из себя страдальческий вздох.

—Знаешь, от чего все беды идут? От молодых и горячих парней, которые не способны уразуметь и признать своё поражение. Не понимают они, что впереди у них целая вечность — и каждую ошибку воспринимают, будто это плевок им в душу. Вчера, когда появились сыновья Редо, один из подчинённых Шаэдид опознал в твоём полюбовнике того, кто хорошо так подгадил ему эдак лет четырнадцать назад. — проворчал шаман. — Кангу сам виноват, он хотел геройствовать, жаждал почестей и славы — да и завёл свой отряд практически на самую границу с Вечной Землёй, за что и поплатился. Он раздул целую сагу о том, как вероломные остроухие напали на его отряд. Ему ещё повезло, что его не отправили к Безымянным. И увидев своего давнего знакомого — решил свершить возмездие. Пфуй! — Малакай сердито сплюнул в сторону.

—Я полагаю, он просто решил набить морду Бесу, не более того. — пожала плечами Сольвейг. — Не понимаю, чего ты так переполошился? Кангу Беса не убьёт.

—Кто сказал, что я пекусь о жизни твоего «Беса»? — фыркнул Малакай. — Мои воины мне дороже какого-то вшивого смеска, знаешь ли.

—Даже если они дурни несусветные?

—Кангу молод и глуп, но он хороший воин. Не хотелось бы, чтобы он по недалёкости своей дел наворотил.

Сольвейг внимательно посмотрела на шамана и тут ее озарило.

—Я думала, что сводничество в вашем племени не в почёте, Малакай. — улыбнулась она.

Шеддар некоторое время внимательно разглядывал ее, словно прикидывая что-то в уме.

—Ты здесь чужая, джалмарийка. И никогда не сможешь понять — ни мой народ, ни иллирийский. Слишком любопытна, слишком спесива. Торопишься жить, хотя уже изжила себя. Пытаешься забрать ещё хоть миг у смерти. Пожирательница жизней. — задумчиво молвил он.

Малакай вовсе не желал оскорбить женщину, он лишь говорил то, что видел и чуял сам. Сольвейг знала, что все его слова — правда, но почему-то из уст существа куда более древнего, чем она, они звучали слишком горько, слишком болезненно.

—Я... — голос ведьмы дал петуха и она замолчала, чтобы обстоятельно прочистить горло. — Ты можешь что угодно думать, шаман. Но я хочу жить вечно. И я буду жить вечно. — решительно ответила Сольвейг.

Малакай громко расхохотался, словно ведьма сказала что-то донельзя смешное. Отсмеявшись, он снова стал серьезным.

—Нет ничего хорошего в том, чтобы жить вечно, джалмарийка. Знать, что, возможно, ты переживёшь всех своих близких, знать, что ты будешь жить от одной войны до другой. Жизнь надоедает, ведьма. Через тысячу лет твоё сердце становится подобно камню. Через две — ты перестаёшь чувствовать вкус еды, вина и воды. Обесценивается любовь, не вызывают горечи смерть и предательство. Ты знаешь, что все повторяется по кругу — и ты устаёшь жить с этим знанием.

—Тогда почему ты все ещё жив, Малакай? — криво усмехнулась Сольвейг.

—Я нужен Джагаршедду. Огненная Земля живет и сопротивляется до тех пор, пока есть мы — шаманы. Мы слышим песнь земли и других ее детей. И наш Дар даёт ей немного сил. — серьезно ответил шаман. — Жизнь должна продолжаться. Но она не может быть вечной, блага это ещё никому не принесло. Подумай над этим, пожирательница жизней. — этими словами Малакай завершил беседу.

Почти бесшумно он скользнул мимо Сольвейг, окинув ее неприязненным взглядом. Сама ведьма чувствовала себя здесь чужой. Ещё нигде ей не было так неуютно, как в шеддарском лагере. Мысленно она обругала себя последними словами за то, что вообще решила завести разговор с Малакаем. Осталась бы сидеть в шатре, не ведая бед, дожидаясь Беса. Но не хотелось ведьме быть там. Казалось ей, что остатки ночного кошмара облепили ее тонкой и противной паутиной — она мешалась, раздражала.

Ведьма чувствовала себя истощенной. И вот уже несколько недель у неё тянуло низ живота, временами ее несильно лихорадило, и силы в пути заканчивались куда быстрее обычного. Будь Сольвейг обычным человеком, она списала бы своё недомогание на какую-то заразу, подцепленную в Хисанте. Однако она была Дитем Хасидзиль, Меченой. А они никогда не болели обычными недугами вроде простуды или лихорадки. Как правило, Дети Хасидзиль угасали, едва исчерпывались их Дар и их жизнь.

Сольвейг же себя к таковым не относила.

Первое время ведьма не допускала даже малейшей возможности того, что она могла снова забеременеть — спустя столько лет. Казалось, несколько жизней прошло с тех пор, как она убила своего нерожденного ребёнка и стала Меченой. Помнится, если Сольвейг удавалось понести, она очень быстро избавлялась от приплода, либо ее Дар убивал дитя ещё до его рождения. Одно время ведьма пыталась вынашивать детей, но на последних неделях перед рождением они погибали — и их жизнь питала ведьму, независимо от того, хотела она этого или нет. А потом столько лет прошло, пожалуй, уже больше половины века. Тело ведьмы оставалось красивым и молодым, но душа ее была подобна душе старухи — изжившая себя, износившаяся. Чем дольше жила Сольвейг, тем острее она это ощущала, но все же жизнь и свою молодость она любила до умопомрачения.

Ведьма прижала руки к пока ещё плоскому животу. Быть может оно того стоит, думала она. Быть может, так и должно быть. Зародившуюся в ней жизнь она почувствовала не сразу, но когда осознала, что ее собственный Дар стал сильнее, потому что к нему приплелась ещё одна искорка — пока ещё маленькая, но обещавшая разгореться ярким пламенем, таким же, как у ее отца — все сомнения женщины рассеялись.

Когда она помогала шеддарам на границе, ей в первый раз стало худо, и рогатому лекарю оказалось достаточно беглого осмотра, чтобы понять: целительница в положении. Именно поэтому лекарь предложил Сольвейг отправиться вместе с отрядом в лагерь возле Шергияра, а оттуда добраться морем до джалмарийского портового города, Алькасабы Назара. Помнится, Сольвейг тогда с ужасом взглянула на него и тут же спросила, не найдётся ли у досточтимого господина лекаря трав, которые могут помочь скинуть приплод. И получила в ответ свирепый взгляд, а затем шеддар погнал ее прочь из палатки.

Таким образом, ведьме довелось узнать, что для шеддарского народа жизнь женщины, тем паче, несущей в себе ребёнка, была священна. После этого она всю дорогу умасливала лекаря и так, и эдак, уговаривая его придержать информацию о ее положении в секрете. И он сдался, правда, скорее лишь для того, чтобы отвязаться от неугомонной джалмарийки. В лагерь под Шергияром ведьма въезжала собранной и тщательно скрывала своё положение при помощи Дара — чтобы ни один из тех, в ком есть хоть капля способностей, не сумел разглядеть ещё одну искорку. В какой-то момент ведьма попыталась прибегнуть к проверенному способу — убить плод собственным Даром. Но... у нее не вышло, скорее из нее самой словно вырвали кусок жизни. И это напугало ее больше всего. Сольвейг надеялась найти в Шергияре нужные ей травы, но вечером следующего дня Шаэдид привела близнецов. И Сольвейг оставалось надеяться, что лекарь сдержит своё слово, а Лайе... Лайе не будет к ней присматриваться. Впрочем, накануне близнецам было отнюдь не до ведьмы, а наутро оба покинули шатёр гораздо раньше, чем она проснулась, и это дало Сольвейг фору.