Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 68

—Совершенные давно мертвы, а мы — лишь их потомки. — равнодушно заметил он, опередив Шаэдид.

—...и пусть дети платят за грехи своих матерей и отцов. — рядом фыркнул Дола.

Малакай встретился с Лайе взглядом.

—Во времена Периода Исхода для вашего племени у нас были особые... почести.

—Знаменитое шеддарское гостеприимство? — выступил вперёд Лайе, в глазах его вспыхнул азарт. — Ваши шаманы пытались околдовать тела — чтобы они пошли против живых сородичей. Вы сдирали с них кожу заживо. Отрубали головы и сажали их на копья, дабы посеять страх в сердцах Совершенных. Наслышан, как же. Вы лишь не учли одного — Совершенные были бессердечны.

Малакай в ответ презрительно сплюнул в сторону и подошёл к Лайе почти вплотную. Иллирийцу пришлось задрать голову, чтобы видеть лицо шеддара, ибо Малакай возвышался над ним неумолимой горой.

—Ты шаман, верно? — хмыкнул Лайе, не чувствуя никакого страха. — Ты пережил Исход и потому так нас ненавидишь.

—Вы убили слишком много моих братьев и сестёр.

—Подумать только, ты лелеял свою злость столько времени, чтобы грозить расправой сыновьям своего полководца. Кажется, это называется нарушением субординации. — Лайе покосился в сторону Шаэдид. — А ещё нас, иллирийцев, называют злопамятными.

Воительница не спешила вмешиваться во взаимный обмен угрозами, будто ей было все равно, чем закончится стычка. Она лишь внимательно смотрела на синеокого нелюдя, словно мысленно что-то взвешивая. Сольвейг жадно впитывала каждое слово, и в то же время делала вид, что её здесь нет. А Дола с интересом разглядывал своего близнеца, и что было удивительно вдвойне — хранил молчание, хоть по нему и было видно, что уж он-то уже давно решил бы спор на кулаках и мечах.

Малакай задумчиво пожевал губу, а затем отступил назад.

—Ты тоже шаман, остроухий.

—Желаешь выяснить, кто из нас сильнее?

—Как-нибудь... в следующий раз, — с явным сожалением буркнул шеддар. — Не хотелось бы разнести лагерь.

С этими словами шаман размашистой походкой удалился выполнять поручение Шаэдид.

—У тебя определенно талант вести переговоры с шеддарами, братец. — присвистнул Дола.

—Он признает только силу. — высокомерно отозвался Лайе.

К своему удивлению он на мгновение ощутил себя почти дома — так же, как и на Вечной Земле здесь приходилось показывать, чего ты стоишь на самом деле.

Пламя костра вздымалось высоко в небо, а легкий тёплый ветерок уносил искры к звёздам, растворяя их в ночи. Лагерь, окутанный магией шеддарского шамана, со стороны казался простым зелёным островком — пустым и заброшенным. Глубокая тихая ночь царила в саванне, и даже беспокойные жители Шергияра уже давно видели десятый сон. Но стоит лишь развеять густой морок, чтобы увидеть — среди акаций бурлит жизнь, горят костры и звучат музыка вперемешку со взрывами смеха. Одни шеддары играли в кости, время от времени кроя друг друга витиеватыми и непереводимыми идиомами, кто-то выводил на дудуке медленную, тягучую мелодию. Однако большинство из них собралось вокруг высокого костра и чего-то ожидало.

Лайе сидел близко к огню, на небольшом возвышении, состоявшем из циновки и хвороста, и ему было несколько неуютно. Сей щедрый шеддарский жест Шаэдид объяснила тем, что как правило, гостей сажают на лобное место в знак почета. Но иллирийцу казалось, что это было сделано скорее для того, чтобы в случае чего «почетных гостей» можно было поджечь, не сходя с места. Здесь вам и почести и пресловутое «гостеприимство» рогатого народа. И потому, ловя на себе насмешливый взгляд Малакая, Лайе даже не сомневался в том, чья это была идея — соорудить лобное место из хвороста, который мог вспыхнуть от одной случайной головешки. Рядом развалился Дола, прижимая к себе ведьму. Он казался совершенно спокойным, словно ждал чего-то подобного и был уверен в том, что никто ему ничего не сделает. И Лайе очень хотелось взять и надавать близнецу по наглой хитрой роже за то, что тот не предупредил его о возможных каверзах. Затем мысли иллирийца в очередной раз перескочили на Шаэдид. Воительница сидела напротив него, неторопливо потягивая из рога пряное вино, и вполголоса общалась с Малакаем. Её лицо было спокойным, зато шаман побагровел и, казалось, сейчас лопнет от злости. Лайе склонился к уху брата:

—Почему во всем лагере нет ни одной женщины, кроме Шаэдид?

—Их женщины предпочитают служить Махасти. Надевают жреческие одежды и всю жизнь посвящают своей Первозданной, — охотно пояснил Дола. — Меня воспитывала Янис, одна из таких жриц. А Шаэдид... Я всегда помнил её воительницей, левой рукой Редо. Была ли она кем-то ещё до того, как выбрала путь войны — мне неведомо. Можешь спросить у неё сам, уверен — тебе она расскажет. — ухмыльнулся Дола.

—С чего бы ей посвящать в свою жизнь чужака? — буркнул Лайе и заерзал, пытаясь сесть поудобнее.

—Ты ей понравился, синеглазик! — присоединилась к разговору Сольвейг и весело подмигнула Лайе бесстыжим глазом.

Нелюдь с ужасом взглянул на воительницу, а затем и на Долу. Близнец тщетно боролся с язвительной улыбкой, норовившей расползтись на его физиономии.

—Считай это э-э-э... проявлением лояльности, братец, — хмыкнул он. — Шеддары симпатией не разбрасываются.

В этот момент Шаэдид завершила воспитательную беседу, оставив Малакая переваривать услышанные слова, и медленно выпрямилась во весь свой немалый рост. Подняв вверх руку с рогом, наполненным вином, она заговорила:

—Для меня честь встретить сыновей Редо здесь, на Огненной Земле. Многие из нас до сих пор помнят Период Исхода, в наших сердцах до сих пор жива ненависть к Совершенным...

Лайе бросил быстрый взгляд на Долу, но его брат оставался невозмутимо спокойным. Самому же Лайе речь воительницы не внушала восторга — конечно же, самое время было напомнить клыкомордым о том, кто повинен в бедах их земли!

—...но дети не должны расплачиваться за грехи своих отцов, — продолжала Шаэдид. — До сих пор слово «мир» было лишь пустым звуком, чем-то эфемерным, о чем мы слышали лишь мельком — и не верили. Но сейчас и здесь я привечаю сыновей Редо. Пусть они выглядят иначе, пусть так не похожи на нас. Но они — одной с нами крови, и это лучшее доказательство того, что пора забыть Исход. Пора изгнать ненависть из наших сердец и сделать мир между нами чем-то более реальным.

С этими словами Шаэдид сделала маленький глоток из рога, а затем швырнула его в костёр, подняв яркий сноп искр.

—Прекрасная речь, воительница, — Лайе встал со своего места и церемонно улыбнулся, глядя в глаза Шаэдид. — Это будет непросто, но я... обещаю, что Период Исхода не повторится.

Сольвейг во все глаза наблюдала за этой сценой, что-то складывая у себя в голове — и собственные умозаключения ей не слишком нравились. Дола же довольно улыбался, подперев голову ладонью. Ведьма только диву давалась — почти все время он молчал, всячески прикидываясь мешком с картошкой, что было для него нехарактерно. И в то же время проявилось в нем что-то эдакое, что с головой выдавало шеддарскую кровь. Было впечатление, что Дола вернулся домой — и дом этот не принёс ему радости.

—Почему они зовут тебя Доэлхой, Бес? Почему здесь говорит Лайе, а не ты? — тихо спросила ведьма.

—Потому что они — шеддары — меня так нарекли. «doel’hea» — не имя вовсе, а лишь прозвище. «Огонёк», вот что оно значит. Для шеддаров у меня нет имени, и я не имею права на голос. Безымянный смесок, которому место где-то на отшибе, — ровно ответил ей нелюдь, не поворачивая головы. — Здесь и сейчас должен говорить Лайе, по праву старшего. И у него есть Имя.

У Сольвейг было столько вопросов, и на все она желала получить ответ, ибо совершенно не понимала, что происходит. Глядя на лицо Долы, она решила промолчать и попытаться выжать из него ответы позже.

Тем временем, шаман Малакай, словно решив испытать нервы Лайе, воздел руки к небу — и вместе с этим костёр ярко вспыхнул и пламя взметнулось высоко вверх, обдав всех своим жаром и едва не опалив иллирийцу брови. От неожиданности Лайе дернулся было назад, но все же в последний момент остановился, увидев коварную усмешку Малакая.