Сага о близнецах. Сторож брату своему (СИ) - "jenova meteora" - Страница 106

— Думаешь, ты незаменима, женщина? На твоё место имеется куча претендентов, и рано или поздно ты надоешь Первому.

— Так же, как и ты, легат. Незаменимых нет — это относится даже к твоему легиону, — рычит Шаэдид, — а если хочешь поспорить со мной — давай, вызови меня на бой. И будь уверен, я с грязью тебя смешаю. И да, имей в виду, что если ещё раз прикоснешься к Огоньку, я тебе все причиндалы поотрезаю.

Завершив гневную отповедь, Шаэдид тянет Долу за руку, и он послушно плетётся за ней, чувствуя, как ненавидящий взгляд Митры обжигает ему спину.

— Шаэдид, — зовёт он женщину, едва они покидают сад, — кем была моя мать?

Шеддарская воительница останавливается и внимательно глядит на Долу.

— Я плохо её знала, Огонёк. Тебе лучше спросить про неё у Янис, все-таки они сосуществовали в гареме некоторое время.

— Но хоть что-то ты можешь мне сказать?! — Дола делает умоляющее выражение лица, и Шаэдид со вздохом сдаётся.

— Она была хитрой и изворотливой, твоя мать. Умной и наглой, всегда отвечала добром на добро, и злом на зло. Она ведь из народа Совершенных, конечно, её здесь не любили. Но она была яркой, эта женщина. Вот и все, что я в ней увидела.

— Она умерла?

— Нет, Огонёк. Насколько я знаю, она и поныне здравствует.

— Тогда почему она меня бросила? — задаёт Дола давно терзавший его вопрос.

Но Шаэдид только качает головой в ответ.

— Спроси у своего отца, быть может он тебе расскажет. В конце-концов, это его право и его женщина.

— Но отец почти не бывает здесь, — грустно замечает Дола. — И времени на меня у него тоже почти никогда нет. Он всегда слушает доклады своих легатов, у него куча дел! А потом он снова уезжает на очередную войну.

— Послушай, Огонёк, — Шаэдид наклоняется и берет мальчика за плечи, — неважно, что он тебе расскажет. Ты полукровка, но ты все ещё его сын. И накрепко запомни, что в Джагаршедде выживают только самые сильные и выносливые. Упрямые и гордые. И ты должен стать таким же, иначе не одолеешь никогда ни Митру, ни всех других, кто желает тебе зла. Ты здесь, в Джагаршедде — значит так надо. Так правильно, понимаешь? Просто... никогда не сдавайся, Огонёк, чего бы это тебе ни стоило. Внутри себя ты такой же, как и мы, несмотря на то что у тебя иной цвет кожи, цвет волос. Черпай силу из самого себя, зацепись за самое важное для тебя чувство, и держись за него.

Дола внимательно слушает её, кивает головой, и думает, что все, что у него есть — его собственная ненависть. К Митре и к Джагаршедду, этой жестокой земле.

А ночью, дождавшись, когда гарем погрузится в сон, Дола крадётся в комнату Янис. Там он находит ножницы для пряжи, быстро прячет их за пояс и убирается прочь. Уже оказавшись в своей крохотной комнатушке, Дола вновь берет ножницы, и стоя перед большим, треснувшим напополам зеркалом, решительно обрезает свои волосы. Длинные белые пряди падают к его ногам, а из отражения на него смотрит мальчишка с неровно остриженными волосами и злыми глазами. Дола тянется пальцами к своему лицу, и на какое-то мгновение ему хочется изуродовать себя все теми же ножницами. Исчеркать острым лезвием кожу, чтобы на ней остались уродливые шрамы.

Всю его жизнь ему говорили, что он красив, но красота его не имеет ничего общего с шеддарским племенем, и Доле она несет одни лишь беды. Он всегда был тонким и слишком хрупким на фоне своих сверстников, а длинные волосы, которые Янис отказывалась ему отрезать, придавали лишь большее сходство с девчонкой. Дола отрешенно думает, что если порежет себе лицо, то, быть может, Митра оставит его в покое — перестанет вожделеть, как вожделел когда-то его мать. Он уже подносит ножницы к лицу, когда слышит тихий скрип двери, а затем шаги.

Дола не успевает спрятать ножницы за спину — и хлёсткий удар выбивает их из его рук.

— С ума сошёл, Огонёк?! — напуганная Янис опускается перед ним на колени. — Что ты с собою сделал? Твои волосы... О... — она осторожно собирает лежащие на полу белые пряди и грустно поджимает губы. — Бедный мой мальчик.

Янис прижимает Долу к себе и целует его в макушку.

— Шаэдид мне все рассказала сегодня. Почему ты молчал? Почему ничего не говорил про Митру?

— Разве это имеет какое-то значение? — невыразительно отвечает Дола.

— Конечно же имеет! Как такое можно стерпеть? Как об этом можно молчать? Будь уверен — я все расскажу Редо! Давно было пора поставить Митру на место... Да как он посмел! — срывающимся голосом шепчет женщина.

Дола молчит в ответ, вдыхая аромат благовоний, исходящих от одежды Янис. Через её плечо он смотрит на своё отражение, двоящееся в расколотом зеркале. За его спиной — бесконечная, страшная пустота, а из неё на мальчика глядят тысячи глаз, и где-то внутри себя он слышит тихий сонм страшных голосов. Все они смеются, нашептывают ему что-то, и Дола разбирает одну и ту же фразу, повторявшуюся снова и снова.

Он моргает — и все исчезает, в расколотом надвое зеркале остаётся лишь он сам, ребёнок со злыми глазами, но где-то внутри по-прежнему звучат голоса. Дола криво улыбается в плечо Янис, разглядывая себя. Ему чудится, что он видит двоих в отражении — того, кем он является сейчас, и того, кем он станет когда-нибудь.

И голоса говорят ему: в ненависти — сила.

...Что-то отвлекало его, не давало досмотреть сон-воспоминание до конца. Пробуждение оказалось неприятным, болезненным: стучала кровь в висках, шумели и смеялись голоса в голове. Веки казались тяжелыми, словно свинцом налитыми. И кто-то звал его, тряс за плечи.

Не передумал ещё, Дола-Огонёк? У тебя почти не осталось времени, да-да-да! Выбери меня, Дола-Огонёк, выбери — пока Он дозволяет мне быть здесь, рядом с тобой.

Дола собрался с силами и приоткрыл глаза, пытаясь сфокусироваться на лице перед собой. И когда он сумел проморгаться, то от неожиданности дернулся назад и больно ударился затылком о стену.

Ты боишься меня, Дола-Огонёк? Отчего страшишься? Взгляни на меня — я все ещё прекрасна, я никогда не состарюсь. Станешь одним из Нас — и я буду любить тебя вечно. А ты — люби нас всех.

За плечи его держала принцесса Мадригаль, её голос звучал в его разуме, а улыбка на красивом лице казалась почти живой.

Люби нас всех, Дола-Огонёк, это же так просто, да-да-да!

Дола стряхнул с себя руки одержимой принцессы, толкнул её в грудь, и схватился за ножны с кинжалом.

Затем снова моргнул и увидел, что нет больше перед ним принцессы Мадригаль, и звук её голоса обратился в тихий, манящий шёпот.

А на полу, потирая ушибленный зад, сидел Лайе, и недоуменно смотрел на брата.

— Ли?! — сипло каркнул Дола, не понимая, чему верить, где реальность, а где наваждение.

— Я уж думал, ты вовсе не проснёшься! — выдохнул его брат и с облегчением улыбнулся. — Ты почему мне ничего не сказал, а? Я две недели пытался догнать тебя, но ты как будто вообще не останавливался! Если бы не этот дождь, я бы не нашёл тебя...

Дола слушал и смотрел куда-то мимо брата. За его плечом он видел Мадригаль. Одержимая принцесса прижала палец к своим губам, качая головой. Словно почуяв что-то, Лайе быстро оглянулся через плечо, а затем бросил подозрительный взгляд на Долу.

— Что ты видишь, малой? — требовательно спросил он.

— Ничего, братец, — соврал Дола, уверенно посмотрев на Лайе, — просто мышь пробежала. — Почти сразу же его голос зазвучал резко. — Ты зачем сюда пришёл, Ли?

Кажется, Лайе даже растерялся от неожиданности. Несколько мгновений он изумлённо разглядывал близнеца, а затем заговорил — мягко, вкрадчиво.

— Ты исчез вечером того же дня, как она ушла. Не оставил ни записки, ни письма, ничего. Что я должен был думать? Конечно, я искал тебя. — Лайе поднялся с пола и принялся растапливать камин, попутно разговаривая с братом.

— Ты ведь даже не подумал о том, что быть может, я просто не хотел, чтобы ты шёл за мной, — отозвался Дола.

Лайе на краткий миг застыл с дровами в руках, не решаясь повернуться к брату, не желая видеть его лицо. Тошно и горько вдруг стало Лайе, грустно и невыносимо обидно.