Сумеречные улицы (ЛП) - Рассел Гари - Страница 3

Газета закрылась, и старик улыбнулся.

— Разумеется, это не сработает. Но забавно будет понаблюдать, как беспокоится наш любезный капитан.

Он опять сел в кресло, сделал глоток хереса и внезапно откинул крышку коробки. Сильнейший шквал яркого, резкого белого галогенного света практически вырвался из коробки, прямо вверх, пробился сквозь потолок и исчез.

И Билис Менджер засмеялся, представив себе, какую травму он нанесёт, безусловно, косвенно и тайно, своему… заклятому врагу.

— Заклятый враг? О, мне это нравится, — сказал он газете. — Я бы мог уладить дело с «врагом». Даже со «смертельным врагом». Но «заклятый враг» — о, однако же это великолепно.

Джек Харкнесс стоял в конце длинной улицы. На дальней её стороне кирпичная стена образовывала тупик Уорф-стрит. От Уорф-стрит налево ответвлялись четыре других улицы. Справа был только длинный ряд викторианских домов.

На четырёх улицах также стояли одинаковые дома с террасами. Все они предназначались для рабочих и были построены для докеров в 1872 году. В те времена эта земля принадлежала одному из местных бизнесменов, Гидеону ап Тарри, который хотел, чтобы его люди хорошо жили вместе со своими жёнами и детьми.

На противоположном конце четырёх боковых улиц пролегала точно такая же, как Уорф-стрит, улица под названием Бьют-террис.

Шесть улиц, застроенных домами, образовывали аккуратный квадрат земли.

И все эти дома были пусты. Точно так же, как в 1902 году, когда он впервые очутился здесь. И в другие времена. 1922-й — это был хороший год. И в 1934-м, старушка, которая кидалась в него чем попало…

Ничто не меняется. Ни следа ветхости. Просто… там.

Джек уже собирался шагнуть вперёд, когда внезапно произошло кое-что, чего не случалось во время его предыдущих вторжений.

Собака, маленький коричневый кокер-спаниель, выбежала из-за его спины и понеслась в сторону Уорф-стрит, немного задыхаясь. Она проскользнула мимо ноги Джека и очутилась на Уорф-стрит. На мгновение она остановилась и приподняла голову, словно прислушиваясь, подумалось Джеку. Она прислушивалась к чему-то на той частоте, которую могут различать собаки, но не могут люди. Затем она продолжила бег и свернула налево, на вторую из пересекающих Уорф-стрит улиц. Джек понятия не имел, как эта улица называется; если там и была табличка, то она находилась на той стене, которую Джек со своего места не видел.

Собака полностью исчезла из поля его зрения, и Джек свернул налево, чтобы проверить Бьют-террис. Собака больше не появлялась, и Джек предположил, что она нашла себе развлечение в каком-нибудь переулке.

Конечно, в каком-нибудь другом месте он мог бы просто болтаться по улицам, чтобы посмотреть, что делает собака.

Но этот крошечный квартал улиц, известный как Третарри, был для Джека запретной зоной. И так было всегда. Ещё с 1902 года, когда он, пьяный, случайно забрёл сюда однажды ночью. (О, это была хорошая ночь. Та танцовщица. И моряк. Вместе…) Он попытался идти дальше, но потом, очнувшись, обнаружил себя лежащим на спине на том же самом месте, где он стоял теперь. И на протяжении следующих двух дней он принимал у себя в гостях Похмельного короля Похмельного народа.

То же самое случалось во время других его визитов — он физически не мог попасть в Третарри. Если он пытался, ему становилось нехорошо.

Он сделал шаг вперёд. Нет, в этот вечер не было никакой разницы, тошнота поднялась со дна его желудка за долю секунды — может быть, немного сильнее, немного тошнотворнее, но всегда одни и те же ощущения. Он попытался не обращать на них внимания, заставить себя идти вперёд. Если даже его и стошнит, что с того? Он всё равно намеревался попробовать.

Он вытянул вперёд руку, но, как он обнаружил в прошлый раз, что-то остановило его. Как барьер — невидимый барьер.

Он пытался бороться с нахлынувшей на него волной горячего и холодного воздуха, пытался игнорировать бурю в желудке. Он был Джеком Харкнессом, Агентом Времени из пятьдесят первого века. Он сражался с чудовищами ради всего святого. Как мог какой-то дерьмовый маленький квартал улиц в одном городе на Земле причинить ему столько горя?

А потом он отшатнулся.

— Сдаюсь, — пробормотал он, в сущности, ни к кому не обращаясь.

Когда-нибудь он прорвётся через этот заслон. Это было загадкой, а Джек не особенно любил загадки. По крайней мере, неразрешимые. Неразрешимые загадки, которые заставляли его вытошнить весь свой обед. И вчерашний обед тоже. И, может быть, все обеды за прошедшую неделю.

Он повернулся к Бьют-террис спиной и попытался сосредоточиться на вечеринке у пристаней.

Но нет, даже мысли о выпивке, азартных играх, девочках и мальчиках не могли убедить его направиться туда.

Ему нужно было отдохнуть. Выспаться.

И, что самое обидное, как и в прошлый раз, он знал, что ему потребуется три дня, чтобы прийти в себя и снова быть готовым.

Он ушёл в темноту, стараясь не шататься и не прислоняться к фонарным столбам по пути к своему укрытию.

Если бы он хоть раз оглянулся, он бы увидел спаниеля, стоявшего у края улицы — его глаза ярко светились неземным белым галогенным светом. И ещё он мог бы увидеть на морде собаки то, что можно было описать лишь как улыбку.

Но нормальные, земные собаки не умеют улыбаться, поэтому Джек списал бы это на своё плохое самочувствие.

Четыре дня спустя он вернулся в Торчвуд-3.

Его защитные реакции сработали моментально. Ридиан был не на своём месте в приёмной, а лежал на полу без сознания, его дыхание было слабым, но постоянным. Джек принюхался — Ридиан находился под воздействием наркотиков.

Джек спустился в Хаб.

Принесённый Тьюрингом предсказатель активности Разлома был сломан, его куски были разбросаны по полу, а в центре красовалось тёмное, обугленное отверстие.

И нигде не было ни следа Тильды Бреннан, Ллинос Кинг и Грега Бишопа.

Кабинет Тильды — в противоположном конце, справа от таблички вокзала Торчвуда, был пуст. Вытащив «Уэбли» и стиснув его обеими руками, Джек опытно исследовал Хаб, проверив проход вдоль стен, зал Комитета, кабинет Тильды на этом проходе, а потом заглянул в стерильную прозекторскую.

Ничего.

Он прошёл под залом Комитета к лестнице в задней части Хаба, откуда открывался вид на комнату для допросов. Ллинос лежала на столе.

Джек был там уже через несколько секунд. Он проверил пульс на шее Ллинос — слабый, но он всё же был.

И Ридиан, и Ллинос живы, но без сознания. Почему?

Он спустился вниз, в недра базы Торчвуда, ведущие в лабиринт связанных между собой тоннелей и проходов. С одной стороны он миновал подвал, где держали инопланетных пленников. Ничего.

Он пошёл дальше, спустился ещё ниже, в большую комнату, где не было ничего, кроме шкафчиков для документов — материалов о делах и сотрудниках Торчвуда и записей, самые ранние из которых относились ещё к 1879 году, когда Торчвуд был основан.

За углом располагался огромный викторианский морг, ряды деревянных дверей, скрывающих… всё, что угодно. Он никогда не чувствовал себя комфортно здесь, внизу. Для человека, который не мог умереть, находиться в непосредственной близости от мертвецов было… неуютно.

Послышался какой-то шум, шёпот.

— Джек.

Звук доносился со стороны подвалов, и Джек начал пробираться по тоннелю обратно.

— Грег?

Держа револьвер наготове, он вошёл в подвал, быстро целясь в каждую клетку по очереди. Все они были пустыми, кроме последней. Пришелец, которого он встретил на вокзале, весь изрезанный, с искажённым в муках лицом распластался на полу, а вокруг были разбросаны его внутренности.

— Джек…

Он резко повернулся.

Грег стоял в дверях, его окровавленное лицо распухло, его правая рука (Джек знал, что именно этой рукой он держит пистолет) была согнута под невероятным углом и определённо сломана как минимум в двух местах. Его красивые голубые глаза смотрели на Джека с молчаливой мольбой о прощении.