Дедов завет (СИ) - Касперович Алла Леонидовна - Страница 8

— Вы Корнелиуса сегодня видели?

Мои друзья переглянулись.

— Э-это ты, да? А мы все думали, кто его так разрисовал.

Пар хмыкнул:

— Ага. Думали. Да знали мы, что это ты! Кто ж еще-то!

Значит, и Корнелиус так подумал. Ну и ладно. Я б ему еще и не такое сделал.

— И что он там?

— А! Да бегал по всей Школе и орал.

— О-обещал наказать виноватого.

— Ага. Только другими словами.

Догадываюсь я какими. Деда бы себе такого никогда не позволил. Он и дома никогда так себя не вел, как бы я ни пакостил. И такого дурацкого налога уж точно бы не придумал.

— Ваш заказ.

Милла нас хорошо знала, поэтому принесла нам, если не то, что мы хотели, то как раз то, что нам обязательно понравится. В общем, все остались довольны. Мы вкусно и сытно пообедали и уже собрались уходить, как в харчевне вдруг стало темно. Так, словно кто-то убрал солнце. Совсем. Но не успели мы толком испугаться, как вдруг двери харчевни засветились нежно-голубым светом, потом начали переливаться блестками, а потом с музыкой отворились и… Там появился Харариус, стоя на коленях и держа на вытянутых руках огромную корзину свежайших васильков! Так вот он на кого позарился!

— О, милая Милла! О, свет очей моих! О, нежнейшее создание! О… Ха… ха… х… х… Не… Не надо! Я сам! О, моя милая Милла! Я уже много-много лет тебя люблю. И вот наконец, когда все преграды рухнули, я ха… х… х… Я хочу сделать тебе предложение! Выходи за меня, Милла!

А губа у старика не дура.

— Милла?

Теперь девушка-бабушка была освещена мягким светом, откуда-то сверху на нее падали лепестки роз, а вокруг порхали бабочки. И все это под приторно сладкую мелодию — у меня аж зубы свело. Интересно: женщинам такое правда нравится? О! Милле, похоже, не очень.

Она стояла, скрестив руки на груди и недовольно притопывая ногой. Улыбки на ее лице я тоже не заметил. Да и лепестки роз, касаясь ее волос или чего-нибудь еще, вдруг чернели и исчезали, а бабочки, опалив об нее крылышки, в спешке улетали. А мелодия из противно сладкой превратилась в что-то очень мрачное.

— Милла?

Харариус все еще стоял на коленях, но корзину уже уронил, хотя руки его все еще висели в воздухе. Странно, однако задыхаться на этот раз он не стал, хотя удача сегодня была явно не на его стороне.

— Милла? Ты что, не выйдешь за меня замуж? — пролепетал он и все-таки поднялся с колен.

— Нет, — отрезала она, щелкнула пальцами, и в харчевне снова стало светло.

— Но… Милла…

— Выметайся! — рявкнула она, выдохнула заклинание и Харариуса сдуло ветром вместе с ни в чем не виноватыми цветами.

Милла же уперла руки в боки, топнула ногой, развернулась и ушла прочь, бормоча себе под нос так, что слышно было всем:

— Чтобы я да за сына этой клуши! Да никогда!

Мы с друзьями с любопытством посмотрели на хозяина харчевни — сына Миллы, и ее невестку. Они оба выглядели немного растерянными и наверняка очень радовались, что людей здесь сейчас было очень мало. А точнее, только мы с друзьями и остались. Остальные, видимо, ушли то ли по своим делам, то ли чтоб хозяев не смущать, то ли чтоб разнести эту новость по Городу. Скорее уж последнее. А вот мы никуда не ушли. Я ж сказал, что любопытно!

Хозяин, похоже понял, что мы так просто не уйдем, поэтому, вздохнув, сказал:

— Мама с его матерью вместе в Школе училась. Уж не знаю, что они там не поделили, но с тех пор они на дух друг друга не выносили. Хоть волшебница Маргария уже год как померла, а мама все равно ее терпеть не может.

— И чего он ожидал? — теперь уже вздохнула хозяйка. — Он же ее на тридцать лет младше.

— Ну и что, что младше! — насупился Пар. — Для настоящей любви возраст не важен!

Хозяева грустно посмотрели на него и одновременно вздохнули.

Мы с Гэном за шиворот вытащили оттуда упирающегося Пара. Дай ему волю, так он еще долго будет доказывать, что возраст любви не помеха. Нет, теперь я точно не расскажу ему о встрече с Зариной. Зарина… Оладка перепеченная! Как я сразу не догадался! Она ж наверняка сможет мне помочь прочитать дедово письмо. Насколько я успел узнать, она была далеко не обычной волшебницей. Вот только сегодня с ней свидеться не получится. Она ж сказала, что я найду ее только, если буду один. Эх, значит, в другой раз.

Если он будет. Ой, чувствует моя чуйка, что Корнелиус мне так просто не спустит свое разрисованное лицо.

Как ни странно, а в тот день мы с Корнелиусом так и не встретились. Я очень удивился, когда меня не вызвали к нему ни на следующий день и не на следующий. Я спокойно сдал экзамен по Истории волшебства, на котором профессор Ремус то и дело мне подмигивал, а я делал вид, что не понимаю, о чем он. Так же спокойно прошел и Свободный день, после которого пришел черед экзамена по Волшебству превращений.

И вот тут мне пришлось попотеть. Нет, не потому что я плохо знал предмет. Знал я его как раз-таки хорошо. Просто вела его профессор Сомалия, женщина, которой я когда-то восхищался, потому что она была невероятно доброй и красивой, и все от нее были без ума. Однако оказалось, что это все действие волшебства. И действует оно на всех, кроме кровных родственников и почему-то меня. Да я и то не сразу увидел, какая Сомалия на самом деле. Теперь мне было очень сложно находиться рядом с ней, потому что от нее очень сильно воняло, а изо рта вылетал противный зеленый дым каждый раз, когда она говорила. Ах да, я не забыл сказать, что она еще и невестка Корнелиуса и мать двоих его внуков? Но экзамен я все-таки сдал, хоть профессор и недобро на меня косилась.

А Корнелиус все не объявлялся. Прошел еще один Свободный день, потом был зачет по Алхимии, который тоже нужно было сдавать Сомалии. Это зачет дался мне куда труднее, чем экзамен, потому что пришлось быть очень близко от профессора.

Тот день вообще не задался с самого утра. Сначала я проспал завтрак, потом надел шиворот-навыворот мантию, затем на нее же вывернул кисель, который добрая Тетушка Тама дала мне, чтоб «бедный мальчик не помер с голоду». Так что пришлось возвращаться назад к себе в комнату, чтобы переодеться. И конечно же я опоздал на зачет.

— Доброе утро, мой хороший! — приторно сладко улыбнулась мне профессор, когда мы столкнулись с ней в дверях. Я теперь был на несколько голов ее выше, но дым до меня все равно долетал.

— Здравствуйте, профессор Сомалия! — ответил я, стараясь не дышать и пропустил ее вперед, открыв ей дверь.

— Спасибо, мой хороший. И удачи на экзамене.

И она мне понадобилась.

Я пробрался к своему месту на скамье, где уже сидели мои друзья. Гэн смотрел на меня обеспокоенно, а Пар понимающе — он и сам часто опаздывал.

Профессор Сомалия устроилась на своем месте за столом внизу аудитории и обвела наш класс сияющим взглядом.

— Доброе утро, мои птенчики! Все готовы к зачету?

— Да!!! — прозвучало дружно.

Орали все, кроме меня и ее детей, но это было обычно. Ой! Оладка перепеченная! Похоже, профессор заметила, что я даже рта не раскрыл, и я поторопился крикнуть:

— Да!

Фух, вроде бы пронесло.

Уже половина нашего класса получила зачет, в том числе и Гавриус с Корнелией — дети профессора Сомалии, они вообще первыми пошли. Наверняка все подумали, что им легче всех, но они ошибаются. Если мне так противно рядом с ней быть, то представляю, как «хорошо» ее родным детям.

— Ну, мои птенчики, кто следующий?

И все тут же подняли руки, и даже наш вечно неуверенный Гэн.

— Ой! Так много желающих! Я так рада, мои птенчики. Кого же выбрать, кого же выбрать…

Только не меня, только не меня!

— Тогда… пусть идет школяр… Тамиус.

Ура!

— Ой! Он же болеет! Тогда пусть идет… школяр Марвус!

Оладка перепеченная! Ну, почему так всегда?

— Школяр Марвус?

Я мысленно застонал, но заставил себя встать и пойти к профессорскому столу.

— Тяни билет, мой хороший!

Стараясь не показать вид, что мне тут очень неприятно, я взял ближайший билет к себе, прочитал и передал его профессору.