Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999 - Фергюсон Ниал - Страница 40

Такой же интерес представляли линии, которые вели из Австрии на запад, в Баварию. Франкфуртский дом принял активное участие в финансировании одной из первых железных дорог на юге Германии, так называемого Таунусбана, линии, которая соединяла Франкфурт с Висбаденом; в 1853 г. Таунусбан продлили до Нассау. В 1855 г. Франкфуртский дом продолжил финансировать железные дороги, вступив в консорциум с Хиршем, д’Эйхталем, Бишоффсхаймом и другими для финансирования Остбана в Баварии, линии, которая связывала Нюрнберг с Регенсбургом, Мюнхеном и Пассау на границе с Австрией. Кроме того, делались предложения продлить Остбан на север, через Швайнфурт в Бебру. Поэтому логичным шагом для группы Ротшильдов стала концессия на строительство линии, соединявшей Вену, Линц и Зальцбург («Вестбан имени императрицы Елизаветы»): на сей раз Парижский и Венский дома предоставили 30 из требуемых 60 млн гульденов. Куда больше трудностей возникало с линиями, ведущими на восток. И здесь первыми успели Перейры; они закрепили за собой восточное продолжение линии Вена – Будапешт до Сегеда и Тимишоары (Ориентбан имени Франца Иосифа), которая соединялась с государственной Южной линией (Зюдбан). Планам Перейров в очередной раз помешала нехватка средств. Вдобавок к приобретению Венгерской Дунайской пароходной компании группа Ротшильдов нанесла удар на юге, на территории нынешних Словении и Хорватии, купив (с помощью Талабо) линию, ведущую в Аграм (Загреб) и Сисак. Судя по всему, Ротшильды сотрудничали и с Оппенгеймами, которые приобрели концессию на прокладку линии, связывавшей Виллах и Клагенфурт в Австрии с Марибором в Словении.

В августе 1858 г., представив себе «гигантское предприятие», в результате которого эти разные линии стали бы связаны с Веной и Триестом, поглотив и Ориентбан имени Франца Иосифа, и Зюдбан, Джеймс, по его признанию, «дрожал». И все же он довел дело до конца: через месяц они с Талабо выкупили Зюдбан у австрийского правительства за 100 млн гульденов и объединили с Ломбардской дорогой и дорогой имени Франца Иосифа. В результате образовался железнодорожный гигант: «Южноавстрийская железнодорожная компания юга Австрии, Ломбардии, Венеции и Центральной Италии». Кроме того, поговаривали о прокладке железнодорожного сообщения от Трансильвании в Бухарест в получивших автономию княжествах Валахии и Молдавии[49]. Казалось, лишь вопрос времени, когда сеть линий, акционерами которых были Ротшильды, протянется в Константинополь и на черноморское побережье.

Здесь необходимо сделать одну оговорку. С того времени, когда был создан «Кредитанштальт» и начался процесс слияния железных дорог, контроль Ротшильдов неизбежно размывался. Не следует считать, что все вышеописанные шаги были инициированы или даже всецело одобрены Джеймсом или Ансельмом. Джеймс не скрывал опасений, узнав о планах прокладки линии в Бухарест, цель которой (судя по предложенному маршруту вдоль австрийской границы) была скорее военной, чем коммерческой. Летом 1858 г. Ансельм даже угрожал выйти из правления «Кредитанштальта», «потому что [он] не одобрял того, как там ведутся дела». Свою угрозу он осуществил на следующий год. Впрочем, его уход вовсе не означал полного разрыва отношений между банком и его основателем, так как в 1861 г. место Ансельма в правлении занял его сын Натаниэль. Поступок Ансельма свидетельствует только о том, что не следует отождествлять Ротшильдов и «Кредитанштальт». Точно так же следует проявлять осторожность при употреблении таких фраз, как «группа Ротшильдов», при ссылках на довольно свободную коалицию инвесторов, которая встала во главе австрийской железнодорожной системы, а также, если уж на то пошло, Ротшильдов и их деловых партнеров во Франции.

И лишь один крупный европейский регион Ротшильды уступили соперникам: Россию. После Крымской войны многие делали робкие намеки правительству нового царя о возможности развития российской железнодорожной сети, которая тогда находилась в зачаточном состоянии. Однако Джеймс, получивший пессимистические доклады о возможной рентабельности новых линий, охотно предоставил в России инициативу Перейрам. Его пессимизм подтвердился, когда Бэринги задумали собрать в Лондоне около 2,8 млн ф. ст. на создание Российской железнодорожной компании и прокладку линии, которая должна была связать Варшаву и Санкт-Петербург. Замысел потерпел фиаско и навлек на Бэрингов много нападок со стороны русофобской прессы. Любопытно, что в 1858 г. Джеймс ненадолго вспомнил о своем прежнем замысле основать отделение Дома Ротшильдов в Санкт-Петербурге; но когда он как бы между делом предложил Альфонсу или Гюставу провести «несколько лет», занимаясь «учреждением в Петербурге», то вовсе не потому, что его привлекали тамошние деловые возможности, а лишь потому, что ему казалось, будто новое учреждение «способно внести свой вклад в эмансипацию евреев».

Итак, в конце 1858 г. Ротшильды отразили вызов, брошенный им не только во Франции, но и на всем Европейском континенте. Во многом это стало возможным потому, что, в то время как средства Перейров оставались в основном парижскими, средства Ротшильдов были поистине многонациональными, а их империя в течение 1850-х гг. дотянулась даже до новых золотых приисков в Калифорнии и Австралии. Благодаря подавляющему превосходству в годы Крымской войны Ротшильды восстановили свое главенство в области европейских государственных финансов. В то же время благодаря их союзу с Банком Франции в период спада 1856–1857 гг.

удалось сохранить конвертируемость валюты, а реформы, которые могли бы облегчить положение Перейров, были отклонены. Последовавшее затем состязание за контроль над железными дорогами Центральной и Южной Европы было неравным. Тем не менее для того, чтобы закрепить за собой важнейшие железнодорожные линии, связавшие Австрию с Германией, Италией, Венгрией и Балканами, Ротшильдам пришлось подражать Перейрам: они учредили собственные варианты «Креди мобилье» в Турине и, что еще важнее, в Вене. После того периода, в силу усложнения структуры, все труднее становится рассматривать растущую деловую империю Ротшильдов как один цельный организм, каким, несомненно, считал империю Джеймс. До 1859 г. Ротшильдам везло в одном знаменательном аспекте: во время Крымской войны они стали кредиторами победителей, а не побежденных. Настоящее испытание ждало их в 1859–1870 гг., когда они неоднократно оказывались по обе стороны решающих конфликтов, которым суждено было перекроить карту Европы.

Вечером в четверг, 14 января 1858 г., в доме Альфонса де Ротшильда на улице Сент-Флорентен ужинал австрийский посол в Париже. Вдруг из Дома Ротшильдов прибыл клерк со срочным посланием. Джеймс, который также присутствовал на ужине, вышел из комнаты, но почти сразу же вернулся – «очень бледный», по словам Хюбнера, – и сообщил собравшимся, что итальянские террористы покушались на жизнь Наполеона III и императрицы Евгении. Понял ли Джеймс, что покушение послужит катализатором еще одного вмешательства Франции в итальянские дела, на сей раз решительно на стороне «революции» и против Австрии? Такое кажется маловероятным; было бы логичнее ожидать, что оставшийся невредимым император выступит против итальянского националистического движения. Вначале он именно так и поступал.

И все же, хотя Наполеон согласился на казнь своего вероятного убийцы, Феличе Орсини, император предпочел воспользоваться им как способом для странного выражения сочувствия делу национализма: перед казнью были преданы огласке два письма, предположительно написанные Орсини. В первом из них утверждалось, что, «пока Италия не вернет независимость, ни ваше величество, ни Европа не могут быть уверены в мире». Если даже этот призыв к оружию составил не он сам, Наполеон, несомненно, собирался на него ответить. Почти сразу же он обратился к правительству Пьемонта; 20 июля он встретился с Кавуром в Пломбьере, где обсуждалось не что иное, как перекройка карты Италии: в обмен на Савойю, по предложению Кавура, Наполеон должен был помочь Пьемонту создать Королевство верхней Италии «от Альп до Адриатики», которое затем образует Итальянскую федерацию с Папской областью, Королевством обеих Сицилий и оставшимися государствами Центральной Италии. Однако лишь в январе 1859 г. Франция и Пьемонт подписали официальное соглашение, символически скрепленное браком дочери Виктора-Эммануила Клотильды и имевшего сомнительную репутацию кузена Наполеона, принца Жерома (кроме того, Франции ради общего блага пожертвовали Ниццу). Но дипломатические маневры промежуточных месяцев, которые сопровождались неоднократными нападками на Австрию во французской прессе, давали Джеймсу все больше поводов для беспокойства – во всяком случае, так казалось.