Напряжение сходится - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 38

Вставила. И со всей энергией и уверенностью в своей правоте вдавила красную кнопку.

Издали донесся гулкий рокот выстрела. Глаза Ники округлились, пульт выпал из ослабевших пальцев на коленки.

А на экране разлетались, словно перья из порванной подушки, обрывки гознаковской бумаги в чадном пламени начавшегося пожара внутри банковского сейфа.

Нехилые, я вам скажу, металлические стенки просматривались у хранилища — но и бронебойно-зажигательный снаряд пробивал шестидесятимиллиметровый стальной лист с тысячи метров, а тут вообще прямой наводкой.

Мимо камеры на башне танка прополз по броне Антон Черниговский с побелевшим от ужаса лицом. Чуть позже иной дорогой проковылял на четырех конечностях Пашка, одуревши потряхивая головой. У каждого свой путь.

— Отвезу-ка я тебя домой, мать, — вздохнул я, заводя машину. — Пока ты тут все к чертям не разнесла.

Ника не спорила. Ника пародировала золотую рыбку у стеклянной стенки аквариума.

Волна активности, рожденная в столице от появления боевой машины в ее границах, нагнала нас уже на развязке — дороги были перекрыты, а каждую машину отдельно осматривал постовой.

— Куда направляетесь? — Зорко заглянул к нам в окошко инспектор, осматривая салон, ощупывая мои документы в руках и по привычке принюхиваясь к ответу.

— Да вот, туфли купил, — честно ответил я, показывая на пакет с туфлями на заднем сидении.

— Девушке в подарок? — С пониманием кивнул инспектор, улыбнувшись Нике.

Та ответила кротким и милым выражением лица, пряча подрагивающие пальчики в кулачке.

— Ага, — неохотно отозвался я.

— Ну, счастливой дороги. — Махнули нам жезлом.

— Спокойной службы, — поехал я дальше.

Ехал и слышал, как тихонечко ползет по заднему сидению пакет с туфлями, пока полностью не оказался на коленках донельзя довольной Ники.

— Ты мне их подарил, — с превосходством произнесла она на мое кислое выражение лица. — И еще за одну туфлю должен.

Ты смотри — чудодейственное влияние новой обуви, и ни малейшего стресса.

— Оклемалась? — Констатировал я.

— Угу.

— Все еще интересно, зачем это было?

— Да, — твердо ответила девушка.

— Тогда поехали, — встал я в крайний левый ряд на разворот. — Пообщаемся с Борисом Игнатьевичем.

Ника сжалась на своем кресле и выразила взглядом полное нежелание встречаться с этим человеком — даже головой отрицательно качнула.

— Надо, мать. Он нас не любит, это верно. Но еще сильнее он не любит обнаглевших аристократов, и этим надо пользоваться.

Привычки определяют, на каком боку человеку спать, каким маршрутом добираться до дома и в каком заведении устраивать ранний ужин. Не нужно устраивать слежку и контролировать каждый шаг персоны, что второй год подряд занимает один и тот же столик в кафетерии неподалеку от служебного здания.

Участь холостых людей — месяцами видеть одинаковое меню, пытаясь отыскать новые вкусы и смыслы в одном и том же салате и мясном рагу. Никакой драмы с подгоревшей картошкой, никаких спасений пересоленного супа и отчаянных рыданий сестер над тем, что должно было стать пирогом, но от чего воротит нос даже всеядная Брунгильда. Зато, конечно, стабильность — это тоже неплохо.

— Нас сюда пустят? — Замерла Ника возле закрытой стеклянной двери заведения с грозной надписью «Спецобслуживание».

Надпись была напечатана трафаретом и определенно уже пережила несколько сезонов. Специфика заведений для своих — клиентов достаточно, цены окупают некоторую пустоту в зале. Безусловно, за «случайное» знакомство с некоторыми посетителями кое-кто был бы готов скупить все меню, лишь бы впустили внутрь, но персонал отдает себе отчет, что серьезные люди предпочитают принимать пищу без суеты и чужих проблем. Иначе проблемы могут появиться у самого кафетерия.

— Шестой столик, Самойлов к Борису Игнатьевичу, — вдавил я крошечный звонок возле двери рядом с незаметной прорезью видеокамеры.

— Один момент, будьте любезны, — ответил глубокий и бархатистый женский голос.

— А я? Как же я? — Заволновалась рядом Ника.

— Тебе опять пульт дать подержать?

— Нет, — покосилась она опасливо. — А зачем?

— Чтобы успокоилась на пять секунд, — терпеливо пояснил ей. — Видят нас двоих, и разрешение тоже будет на двоих.

— Проходите, — между тем ожил динамик, а дверь, более не удерживаемая магнитным замком, слегка приоткрылась.

По теплой погоде, гардеробная с правой стороны открывшегося коридора была закрыта. Слева всю стену закрывали зеркала, а в десятке шагов впереди виднелась массивная дверь с узором из цветного стекла, за которой слышались звуки обеденной залы. Звуки шагов гасил алый ковер с золотистым рисунком, вместе с восточным орнаментом на стенах подготавливающий посетителя к общей стилистике заведения про что-то восточное. В общем, мягкий намек на роллы и суши в меню, что не исключало пельменей, пиццы, борща и бургеров там же. Страна большая, японцы в ней разные…

Борис Игнатьевич обнаружился за отдельным столиком с ало-белой скатертью в углу довольно широкого зала. Собственно, общим залом это не назвать — декоративные перегородки из плетеного бамбука и тканей с орнаментом надежно делили заведение на секции — то ли по чинам и званиям, то ли чтобы удачно избежать осточертевших за рабочий день лиц и поесть спокойно.

— Максим, — махнул он мне рукой, отметив мое появление располагающей улыбкой, и показал на стулья перед своим столиком. — Я распорядился добавить два места и принести нам чай.

Сам полковник вовсю трапезничал — только вместо чая в кружке плескалось нечто прозрачное. Горшочек с жарким уже был опустошен и отставлен в сторону, а своей очереди перед ним дожидался греческий салат.

— Очень любезно с вашей стороны, — отодвинул я стул для Ники и присел рядом, положив ладони на стол.

— Надумали обратиться за помощью? — Столь же миролюбиво уточнил он. — Так спрашивайте, Максим. Какие ныне проблемы у молодежи? — Подцепил он вилкой помидорку и ликвидировал, прищурив от удовольствия глаза.

— В общем-то, я действительно по делу. — Отразил я радушие, а затем отклонился на спинку, пока официант расставлял чайные приборы передо мной и Никой.

— Внимательно слушаю, — подбодрил Борис Игнатьевич движением руки с вилкой.

Дождавшись, пока официант отойдет достаточно далеко, я выудил пирамидку артефакта, защищающего от прослушивания, и выставил между заварочным чайником и чашкой.

— Борис Игнатьевич, вы должны мне жизнь, — посмотрел я на него серьезно и без намека на иронию.

А тот замедлил движение челюстей над безвинным куском огурца и ответил откровенно волчьим взглядом, не имеющим ничего общего с прежним гостеприимством.

— Разумеется, ваша жизнь — это слишком много, — поспешил я уточнить, пока его движения, обретшие характерную напряженную плавность, не обернулись перевернутым на нас столом. — Было бы возмутительно лишать государство столь примерного и верного служащего.

— Ты что говоришь, мальчишка? — Отложил он вилку на тарелку и принялся оттирать ладони салфеткой.

— Ровно то, что ваша жизнь, Борис Игнатьевич, не обязательна. Мне хватит двух других жизней, не столь нужных вам лично, как ваша собственная.

— Угрожаешь мне? Пытаешься моими руками убить граждан моей страны? Ты что о себе вообще возомнил? — надавил полковник взглядом и голосом. — Да я махну рукой, и тебя вздернут на ближайшем суку.

— Борис Игнатьевич, я это уже слышал, — приподнял я ладонь и попытался мягко его вразумить. — Все это уже было.

— На этот раз у меня полный зал свидетелей. — Напряг он плечи.

И не важно, что ближайшая компания сидела достаточно далеко, и вряд ли кто там умел читать по губам.

— А у меня один свидетель.

— Слова девчонки ничего не значат. — Отрубил он. — Я ей ничего не давал, ни к чему не побуждал. Она украла у меня со стола бумажник с артефактом и распорядилась его содержимым по собственному усмотрению. Или ты считаешь, что я не написал заявление о краже в этот же день?