К морю Хвалисскому (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 14

Он расстегнул узорчатую фибулу-застежку, и добрый суконный плащ, зябко поежившись, в последний раз покинул хозяйские плечи. Теперь будет согревать плечи кузнеца. И верно еще спасенный Муравой сын будет своему сыну рассказывать о подарке.

Теперь следовало действовать, и действовать быстро. На дворе собралась вся дружина, и без дела долго ей стоять не пришлось. Спасибо Радко-ковалю, но не хвалиться Соловьише Туричу, что сумел застать боярина Вышату врасплох. Движения Вышаты Сытенича сделались быстрыми и легкими. Приказания сыпались с уст, как стрелы с тетивы доброго лука: одна за одной и каждая в цель. Тороп подумал, что окажись боярин в их селище в день хазарского набега, поганым ни за что не одержать верх.

Твердяту отправили в храм к отцу Леониду, еще нескольких отроков по домам единоверцев — поднимать новгородских христиан. Остальные готовились к защите дома.

 — Надо бы сообщить посаднику, — сказал дядька Нежиловец. — Его забота Правду в городе охранять.

 — Да что сообщать, — попытался отмахнуться боярин. — Он сам, небось, сюда вместе с Соловьишей идет.

 — Не думаю, — возразил старый кормщик. — Асмунд — русс и никаких богов кроме Перуна не признает. Я слыхал, между ним и Соловьишей уже давно идет распря о том, чтобы поставить на берегу Мутной вместо старого Велесова святилища Перунов жертвенник. А нашему знакомцу волхву ох как это не по нутру! В последнее время, чуть до драки дело не доходит. Я сам схожу с Асмундом поговорю. Надеюсь, он еще не забыл, как мы с ним бок о бок рубили хазар под Самкерцем и древлян под Искоростенем!

Дружина меж тем разбирала оружие. Гридни снимали со стен деревянные щиты, передавали друг другу помеченные знаменами, притертые к знакомым рукам топоры и мечи.

Талец протянул мерянину лук.

 — Обращаться умеешь?

Тороп хотел было обидеться, но передумал. Что толку лясы точить. Дойдет до дела, он знал, что не оплошает. Занимая место неподалеку от Тальца, Тороп успел подумать, что среди защитников дома не видно боярского племянника…

Но в это время заботливо выложенная досками мостовая загудела, заходила ходуном от топота множества ног.

Радко-коваль не соврал. Соловьиша Турич вел с собой такую уйму народа, что соседским плетням и амбарам пришлось маленько потесниться и отступить в сторону, чтобы улица смогла ее вместить. Бревна боярского частокола тоже надрывно застонали, но с места не сдвинулись. Знать не зря дед Вышаты Сытенича, задумав оградить усадьбу от набегов лихих находников северян, отыскивал в лесу самые крепкие и высокие деревья и в землю вгонял их едва не на свой рост, а его сын и внук постоянно подновляли ограду, заменяя не выдержавшие тлетворного влияния времени бревна новыми. Много бурь и невзгод пришлось пережить старой усадьбе, помнила она времена Вадимовой смуты и Рюрикова княжения. Выстоит и ныне.

 — С чем пожаловали, люди добрые? — спросил Вышата Сытенич, оглядывая с забрала толпу, в которой среди серых домотканых одежд рядовичей-землепашцев и ремесленников, как цветы на льняном поле пестрели крашенные плащи горожан побогаче.

 — А то сам не знаешь! — сердито отозвался стоявший в первых рядах Мал. — За ведьмой пришли!

 — Где ты ведьму нашел, сосед? — удивился боярин. — Уж не помутился ли от горя твой разум?

 — Он будет мне еще о моем горе говорить! — Мал хотел возвысить голос, но получился только надрывный всхлип. Было видно, что купец сдерживается из последних сил. — Али не ведаешь, что дочь твоя, ведьма, на сына моего навела порчу и совсем его извела. Видишь, Соловьиша Турич с нами пожаловал. Он все своими глазами видел, он все подтвердит!

Толпа расступилась, пропуская вперед волхва. Соловьиша Турич только что исполнял обряд, и потому его сегодняшнее облачение было особенно богато и необычно. Плешивую голову и спину покрывала цельная шкура медведя — Велесова любимца, страшные когти были сцеплены на груди вместо застежек, над макушкой щерилась желтыми клыками разверзнутая пасть.

 — Все видел, все слышал! — потрясая жреческим посохом, закричал он. — Боярская дочь, ведьма, мальца испортила! Ей за это ответ держать!

Боярин посмотрел на старца с укоризной.

 — Не стыдно лжу творить, Турич? — сказал он. — В доме Мала любой челядинец подтвердит, что пока ты за дело не взялся, все хорошо шло. Не умеешь лечить, так не берись! А то больно хитро придумал: уморил дитя, и всю вину на другого свалил!

 — Молчи, окаянный! — оборвал боярина волхв. Белые его глаза вылезли из орбит, кривой рот дергался. — Совсем тебе твои ромейки, служительницы Чернобожьи, голову заморочили. Выдай ведьму! Велесом заклинаю! Или падет на твою голову его справедливый гнев!

Угроза была страшной. Волхвы, как известно, умеют лечить словом, но с такой же легкостью их речи могут наслать на человека болезнь или даже смерть. Но Вышата Сытенич свято верил в заступничество своего Бога и твердо знал, что Правда на его стороне.

 — Знать не знаю вашего Велеса! — прогремел на всю улицу его привыкший к реву бури и битвы голос. — И гнева его не страшусь! Нет в моем доме никакой ведьмы! Есть только дочь родная — плоть от плоти, кровь от крови моей. Ее отдам только Богу и мужу, который ей будет наречен. А попробует кто сунуться — отведает вот это! — и он поднял над головой свой тяжелый, выкованный в земле франков, украшенный дорогой насечкой меч.

Тут заголосили все. Визгливые выкрики женщин сорочьей трескотней перекрыли мужской басовитый рев, напоминающий гул разгорающегося пожарища. Соловьиша и Мал тоже что-то кричали, но их было не слышно в общем шуме. Отчетливо можно было различить только выкрики Любомиры. Безумная от горя баба рвала на себе одежду и, раздирая когтями лицо, вопила: «Сжечь ведьму, на кол ее, на костер!»

На ворота накатился живой многоголовый, многорукий ком, из которого, как спицы из клубка, торчали топоры, вилы, дреколины, доски с мостовой. Молодшие Маловы ватажники под предводительством дюжего Соколика, начисто забывшего, как с другими парнями проглядывал глаза у боярских окошек, чая увидеть Мураву-красу, взобрались на плечи своих товарищей и полезли на частокол. Остальные швыряли камни, палки и все, что под руку попадало.

Боярин стоял, скрестив руки на груди. Он знал, что окованные железом дубовые ворота выдержат и не такой натиск, да и сил у подпиравших их изнутри гридней было ничуть не меньше, чем у нападавших. А что до любителей сигать через чужие заборы, так пусть лезут: на боярском дворе их ждет самый теплый прием.

Живая волна нахлынула и откатилась, подсчитывая потери. Их пока несло только Малово и Соловьишино воинство: нескольких не в меру ретивых баб опрокинули и едва не растоптали в давке, какой-то озорник сорвался с частокола и зашиб нескольких других, кого-то задело неудачно брошенным камнем.

Мал растерянно огляделся. Молчаливое, но упорное сопротивление боярских людей отрезвило его, разгоняя дурман, навеянный горем. Он уже был готов пойти на попятную, но рядом стоял волхв, который отступать не собирался. Соловьиша Турич имел свои причины, к боярской дочери и маленькому Жданушке касательства почти не имеющие. Город медленно, но верно поворачивался к иному Богу, более могущественному, чем Велес или Перун, и такое положение дел старого волхва совсем не устраивало. Его костлявая рука взметнула вверх горящий факел.

 — Братия! — возвысил он голос, и толпа мгновенно притихла. — Доколе терпеть будем гнусное глумленье Чернобожьих слуг, доколе позволим ромеям мутить умы словенские. Кончилось владычество старой Ольги и ее долгополых попов! Предадим же отступников от веры отеческой Сварожичу Огню. Пусть очистит город от скверны!

На лицах людей по обе стороны частокола проступило смятение. Волхв предлагал чудовищное, за что Правда карала строже, чем за убийство. К тому же разгневанный Сварожич вполне мог обернуться против самого поджигателя и кто-кто, а Мал понимал это лучше других. Но рядом стояла Любомира, которой в своем упоении местью не было жаль ничего, и вскоре с одобрения Мала факелы зажглись во многих руках.