Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел - Страница 26
- Предыдущая
- 26/51
- Следующая
25
Лисье сердце не выдерживало происходящих в Ржавой Яме бесчинств, но и покинуть ужасную ярмарку безумного существа из числа первых детей Рогатого Пса она не могла. За прекрасным фасадом скрывалась чудовищная природа этого места; под кровом изумительной красоты шатров проливалась кровь и существа разных пород и мастей встречали свою погибель. На арене каждый день сражались люди, нелюди и сражались насмерть, а клети, в одну из которых она была помещена, уходили, казалось бы, за самый горизонт, туда, где полыхала зарница. Слуги Кухара — люди, обращенные в ужасных мышей, постоянно грызлись друг с другом, а те, что выживали в грызне и отличались недюжинной силой, реже сообразительностью, — составляли низшую правящую касту среди себе подобных. Иная судьба ждала тех, кто разочаровал Хозяина ярмарки. Не оправдавших надежд Кухара опаивали выжигающими остатки человеческого сознания отварами, превращая в безжалостных, тупых и жадных до крови чудовищ, которых держали все в тех же клетках в ожидании открывающих ежегодную встречу семьи боев. Со своей участью она уже успела смириться. Потеряв счет времени, девушка перестала проливать слезы и, глядя на усыпанное звездами небо, мечтала о скорейшем уходе на дорогу Мертвых. Она застала произошедшие здесь перемены, и в тот роковой час, когда её, измотанную битвой, приволокли на ковер к Кухару, настроения в Яме переменились. Ушло то отупляющее, пьянящее кровь и сознание чувство всеобщего праздника крови, и Умма справедливо полагала, что Кухар заигрался с людьми. Множество великих, могущественных и прекрасных старших существ погибло от людских рук, потеряв тонкую нить понимания реальности, и еще большее количество младших, подобных Умме, просто попали под жернова машины прогресса, которую люди направляли на некогда уютные и безопасные леса, болота. Одним словом, творилось страшное; из жизни ушла Амелия, Лу-ух, родился Гриммо, и это только на территории Гриммштайна. Кухар рисковал стать следующим. Размышления оборотня были более чем логичны, ибо не так давно колдун подписал весьма странный для себя контракт с неким Лукашем. Бойцу Янтарных Скорпионов была дарована свобода перемещения по территории Ямы, а до того Кухар привел мальчишку, который, потерпев фиаско, был упрятан в клетку по правую руку от той, в которой ждала своего часа Умма. Тот, кого шестнадцать полных лет звали Хаганом, а ныне одноухой мышью, сидел и мерно покачивался из стороны в сторону, рыча лишь одно: — Лукаш! Лукаш! Лукаш! Потухший взгляд и льющаяся из открытой пасти слюна говорили о том, что разум парня был уничтожен окончательно и бесповоротно. Лисица не впервой оказывалась в прибежищах старших детей Рогатого Пса. Давным-давно она жила в одном лесу с Лу-ухом, через Собачий Камень ходила в гости к самому доброму из старших и теперь, проведя какое-то время в доме Кухара, сопоставив одно с другим, поняла, насколько зависит дом от состояния его хозяина. Простое, если не сказать примитивное волшебство лисицы позволяло ей подслушивать внутренние голоса живых существ, и Умма, будучи по своему естеству любопытной, слушала и внимала не прекращая. Вначале Ржавая Яма была для нее воем боли и отчаяния, неистовой какофонией, в которой было невозможно отделить зерна от плевел, но стоило ей привыкнуть, как она сделала для себя несколько любопытных открытий. Оказалось, что мерзавец Лукаш не такой уж и мерзавец, а просто угодивший в ловушку из обстоятельств человек, одноухая мышь… с ней было все просто, она стала мстительным духом, не более. Отдельное её внимание привлекли воспоминания пленников о заключенных контрактах. Те, кто прочитал их, а не бездумно подписал, чувствовали подвох, а подвохи особенно интересовали оборотня. Слушая, она узнала, что битва будет идти до конца, до последней капли крови последнего претендента, но пролиться она, эта самая капля, должна не на песке арены, и кровь должна быть именно человеческой, а пролита по собственному желанию победителя боев. Вдобавок ко всему контракты Кухар предлагал исключительно людям. «Ерунда какая-то, — думала она. — «Полнейшая чушь». И лишь после долгих поисков нужного голоса она услышала самый тихий — голос Кухара. Не того, что находился по большей части в центральном шатре, а другого, настоящего. То, что открылось ей, заставило Умму заплакать, даже несмотря на величайшую ненависть к колдуну, которую она испытывала. Когда в хор голосов вплелся еще один, девушка узнала его обладателя без особых усилий. — Иво… — прошептала она. — Не так ты хотел прийти сюда… — Девушка прильнула всем телом к крепким прутьям клетки, но разглядеть что-либо она не смогла. Псаря внесли в главный шатер и привели в чувства, лишь усадив за стол. — Ты обещал мне его, — напомнил Кухару Янтарный Скорпион. — Ты обещал не только это, но почему ты… — Замолчи, мальчик, — ответил Карлик, и по щелчку его пальцев на столе появились листы пергамента с деталями контракта. — Ты и так здесь на особых правах как мой фаворит… Не перегибай палку. Иво не сводил с карлика глаз, а потом тупо и без каких-либо эмоций перевел взгляд на Лукаша. Оскалился в подобие улыбки. Вышло скверно. — Не ожидал тебя здесь встретить. — Не ожидал, что ты предашь мое доверие. Псари не торгуют информацией, а? Так ты говорил?! — Мальчики, не ссорьтесь, — развел руками Карлик. — Глядишь, еще подружитесь. — Кухар! Какого ляда?! — взревел Лукаш. — С обещанием отпустить моих людей будет такая же история? Более всего, сильнее ненависти к людям колдун не любил, когда скот подвергает его слова сомнению. — Ты доигрался, — обнажив желтые зубы, процедил Кухар. — Я освобожу всех и сегодня же. — Лукаш, ты не понял, с кем имеешь дело? — Иво презрительно сплюнул на ковер и этим, по мнению карлика, испортил чудесную вещь. — Дурак. Ты еще больший дурак, чем я думал. — Что это ты раскладываешь, а?! — Контракт, который Псарь прочтет и подпишет. Лукаш, иди и готовься к бою. Нам с Иво надо поговорить наедине. — Какой еще бой? — Закрой рот и подчиняйся!!! — Ошейник на горле Лукаша сильно сдавил кадык. — Учись слушаться. — Вот истинное лицо твоего дружка, — захохотал Иво и, переведя взгляд на стол, захохотал еще громче: — Зря стараешься, животное! Я даже читать твои грамоты не собираюсь. Делай что должно или иди куда следует. Хотя, знаешь. Давай свои условия сюда, мне как раз нужно в отхожее место. Воспользуюсь ими по назначению. — Ладно, — ледяным тоном согласился Кухар. — Будь по-твоему. — Он достал из кармана серебряный свисток и призвал к себе шутов. — Этих вот на арену! Обоих! Лукаш шел впереди всех, а вот Иво несли под руки, не особенно церемонясь и не боясь сломать ему что-нибудь.
26
Псарь вышел на арену, сжимая в руках меч. Без привычных ножей, в одной лишь рубахе и с незатянувшимися ранами он чувствовал себя бараном, приведенным на заклание. В отличие от наемника, Лукаш был свеж, бодр и, главное, зол. Он что-то жадно лакал из принесенного мышью бурдюка, и стекающие по подбородку капли искрились золотом. «Падла, без своих фортелей Кухар не умеет», — подумал Псарь и, прислонив указательный палец к ноздре, демонстративно высморкался. — Давайте, курвины сыновья. Давайте! — рявкнул он. — Глумитесь, папка человек незатейливый, но постарается вас удивить. Над ареной был сооружен помост, очевидно, для зрителей, но сейчас там, на куче подушек, лежал карлик. — Начинайте, — процедил он. Лукаш отбросил свой бурдюк в сторону: — Приступим. Не было ни бравады, ни бахвальства. Этот человек видел войну и умел уважать противника. Клинок Скорпиона с лязгом покинул ножны. Прощупывая друг друга удар за ударом, они, подобно волкам, описывали по арене круги. — Меня обучал Карстен, — произнес Лукаш, не отрывая глаз от глаз соперника. — Эта победа посвящена ему. — Я в душе не… кто такой Карстен, — размеренно дыша, ответил Псарь. На такой случай у него была заготовлена фраза, суть которой заключалась в том, что его учителями фехтования стали голод, нищета и трущобы Златограда. Он долго обдумывал её, но до того, чтобы озвучить, никогда не доходило. Он совершил выпад. На холодный песок просыпались искры. Лукаш парировал лихо и так же лихо контратаковал. Удар за ударом, выпад за выпадом. Звон мечей разлетался на мили окрест, вплетался в стоны пленников, их голоса и крики. Ночное небо над Ямой впитывало каждый звук. В то самое время, когда бойцы проливали на холодный песок свою кровь, по узкой аллее между клеток, стоявших в небольшом отдалении от главного шатра, шел отряд из четырех шутов. Бредущая во главе отряда человекоподобная мышь, раскручивая на пальце связку ключей, насвистывала какую-то незатейливую мелодию. На морде человекоподобного существа от шрамов не было ни единого живого места. Его уши были обвешаны золотыми серьгами. Рогг был таким по своей природе, и именно по его подобию Кухар верстал себе слуг. Он был жесток, глуп и послушен. Роггу было не суждено пережить встречу детей Рогатого Пса, но идиот не подозревал, что и он примет участие в играх Кухара. Люди и младшие твари, видя это существо, закрывали руками лица, дабы надзиратель не поймал на себе их взгляд. За подобное он жестоко бил пленников, нередко забивал насмерть. — Вжимайтесь, вжимайтесь. Жалкие твари, — хохоча процедило чудовище. — Я из всех вас котлеты сделаю. — Рогг остановился напротив клетки, в которой, ожидая своего часа, были заточены бойцы Янтарных Скорпионов. Те самые люди, которые должны были разобраться с Войцехом и угодили в лапы колдуна. Теперь их оставалось двое, утомленные постоянными побоями, изможденные голодом. Эти люди не прятали от Рогга своих лиц и смотрели на него глазами, полными ненависти. — Ваш дружок ждет вас, — процедил монстр; побрякивая шутовскими бубенцами, он снял с пояса аккуратно скрученный хлыст и указал им на плененных солдат. — Только попробуйте дурака валять, я с вас кожу спущу. Они молчали, и Рогг, отворив замок клетки, велел своим подчиненным посадить Скорпионов на привязь. — Пойдете на четвереньках. Как псы. Иво тяжело дышал. Серая рубаха была в крови, и её пятна стремительно увеличивались. Было так: когда от крепкого удара швы на его ребрах разошлись, он отвлекся. Меч Лукаша вспорол воздух в опасной близости от головы наемника, но тот успел отскочить назад, и лишь потому его череп не был рассечен надвое. — Сука… — прохрипел он, чувствуя, как по щеке вместе с кровью вытекает его глаз. Кухар заливался истерическим смехом, брыкал ногами и подначивал Лукаша скорее кончать с Псарем, но при всем желании Скорпиона сделать это было не так уж и просто. Да, он ранил противника, но не понимал, как Гончая до сих пор держится на ногах. Сам Лукаш тоже мало-помалу истекал кровью. Удары Иво были коварны, наемник дрался грязно и подло, но бой есть бой, и он продолжался. Удар за ударом, выпад за выпадом. Иво старался двигаться плавно, прощупывая противника, изматывая его и вынуждая совершить ошибку. Все это давалось Гончей с большим трудом, и, роняя на песок кровь, он терял и силы. «Ошибись, — молил он, — одна ошибка, больше не прошу». Лукаш не ошибался. Парируя удары наемника, переходя в контратаки и обрушивая на Иво шквал ударов, он, в отличие от последнего, лишь обретал силы. Становился злее, выносливее и, главное, сильнее. Из ноздрей Скорпиона валил золотистый пар, который сам Лукаш отчего-то не замечал. Конечно, он бы не остановил бой. Желание отомстить было столь сильно, что он бы пренебрег своими понятиями о чести, но он бы наверняка задумался над тем, для чего Кухар дает ему такую фору. Карлик мастерски играл на людских чувствах, но здесь было что-то иное. — Ты собираешься драться, а, падаль?! — карлик окончательно потерял терпение. — Эта собака тебя и без меча порвет, зубами! Ты позоришь меня, Лукаш! Слова Кухара привели Янтарного Скорпиона в бешенство. Неистово размахивая клинком, он вконец измотал наемника. Удар, тяжелый выдох псаря. Удар — и за ним едва различимый выкрик. Удар, Ржавая Яма почувствовала кровь, и пленники загудели в своих клетках. Россыпь искр в очередной раз озарила звездную ночь. Иво истекал кровью, проклинал всех и вся. Наемник изнемогал от боли, но наконец смог отыскать изъян в технике Скорпиона. Псарь вложил в удар всего себя. Одно простое, но хлесткое движение должно было продырявить горло Лукаша насквозь. Иво прорычал что-то нечленораздельное, но очень грубое, подался вперед, и на этом все кончилось. Омерзительный в своей простоте хруст. Подобный бывает, когда кто-то режет ножом кочан капусты. — Болван, — хрипел наемник и шаг за шагом приближался к помосту, на котором восседал удивленный Кухар. — Болван ты драный, — хрипел Иво. — А ты, Лукаш, баба. Кухар лукаво прищурился: — Крепкий же ты, мальчик мой. — Вы обе бабы, — повторил Гончая. — Вы оба мочитесь сидя. Он приблизился к помосту и выронил из рук меч. — Твою мать… — просипел он и уже не мог вздохнуть ни полной грудью, ни даже слегка. Из груди человека из златоградской Псарни торчал всаженный по самую рукоять меч Янтарного Скорпиона. — Насквозь прошил, — отчитался своему хозяину Лукаш. — Как сквозь масло прошло. Гончая упал на колени и больше не мог с них подняться. — Вы бабы. Трусы. Вы мочитесь… Его последних слов не услышал никто. — Вынести мусор из моего дома, — велел Кухар своим слугам. — А теперь, дорогой мой Скорпион, я буду выносить сор из твоей головы. Иво взяли под руки и, не вынимая из него меча, потащили прочь. — Спасибо тебе, — обратился Янтарный Скорпион к хозяину балагана. — Спасибо. Это было славно. Я приду в твой шатер позднее, мне нужно привести себя в порядок и перевязать раны. — Нет, мальчик мой, ты продолжаешь драться, — Кухар подал знак, и на арену вывели двоих Янтарных Скорпионов. — Ты говорил, что я не держу слова. Так вот, знай — держу. Освобождай их, только знай, они никуда уходить не хотят, — Кухар захохотал и продолжил: — Им здесь понравилось, представляешь? По щекам Лукаша побежали слезы. Впервые за долгое время он увидел своих друзей, тех, кто ушел за головой Войцеха и не вернулся в усадьбу. Глаза этих людей светились золотом. — Хрода, Юлад… — Лукаш поднял с песка оружие, которым его пытался зарубить Псарь. — Я обещаю, будет быстро. Боец элитного подразделения Трефов знал: на арену вышли не те парни, которых он любил, как родных братьев. Предательство Кухара он принял легко. Словно где-то в глубине души всегда был готов к подобному.
- Предыдущая
- 26/51
- Следующая