Дороги скорби (СИ) - Серяков Павел - Страница 21

17

Банда Шебета была в полном сборе. Подобного наплыва гостей в «Поступи мерина» не было никогда. — Добрый вечер, барышни, — бросил Псарь, лишь отворив дверь. — Меня ждете? — Милсдарь псарь! — воскликнул корчмарь. — Я отправлял мальчишку предупредить вас. — Не видел никакого мальчишки, — ответил ему наемник. — Плесни пива. За столом спиной к двери сидел старик с зачесанными назад седыми волосами. Шебет был одет без изысков, но аккуратно. Он не оборачиваясь поднял руку и жестом пригласил вошедшего за стол. Иво удовлетворил его желание и присел. Здесь было по меньшей мере человек восемь, и еще десяток ожидал развязки на улице. — Меня зовут Маркус, — произнес старик. — Но они зовут меня Шебетом. — Налив себе и наемнику водки, он тут же выпил. — Уважишь? — Уважу, но сперва ты скажешь, зачем пришел. — Иво не спешил пить. — Ты тот самый Маркус, с которым некогда водился Кац? — Тот самый. Не смотри ты так на водку, я не собираюсь травить тебя. — Откуда мне знать? — Просто поверь. Если я захочу убить тебя, я сделаю это руками своих парней, вон их у меня сколько. — Твои парни… — Вы уже успели познакомиться. Да, мне обо всем рассказали, — Шебет нервно постукивал ногтями по поверхности стола. — Мне очень стыдно за этот инцидент. Не хотелось бы, чтобы об этом узнал твой хозяин. Знаешь… Мы же с Кацем давние приятели. — Я не стану болтать о том, что на тебя работают идиоты. — Но-но. Псарь, я должен быть уверен в том, что ты будешь держать язык за зубами. — Тебе придется просто поверить мне. Эти слова рассмешили Каца. — А ты вполне себе толковый мужик. Не боишься меня. Я не умею верить, Псарь. Услыхав о делах, хозяин постоялого двора схватил своего мальчишку за ухо и поспешил удалиться. Подальше от греха, так сказать. Никто из людей Шебета не помешал ему. Наемник ожидал, что, стоит хозяину уйти, бандиты тут же накинутся на съестное и выпивку, но этого не произошло. — Ты извинишь моих парней, и мы забудем об инциденте, — сказал Маркус Шебет. — Не бесплатно, само собой. Вот, — он выложил на стол аккуратную стопку монет, — двадцать крон, и мы в расчете. — Как пожелаешь. — Но это не все. — Ну, конечно. — Не язви, Псарь. Птичка напела мне, что ты ищешь для Марка пропавших людей. — Да. — Та же птичка пела о том, что ты ищешь паскуд, которые ломают наши склады. — Что же это за птицы таки, а? — Вороны. Не забывай, где находишься. Это мой город и тут все мое. Иво ухмыльнулся: — Продолжай, раз начал. — Хочу узнать обо всем раньше Марка. — Зачем? — Минувшей ночью обнесли еще один склад… — Не слыхал, — нахмурился Псарь, понимая, к чему идет разговор. — За день я видел Марка дважды, и ни о чем таком он не рассказывал, а, поверь, он любит нагрузить ненужными деталями. — Мой склад, — произнес Шебет. — Потому и не говорят. Убили несколько парней. Он потянулся к футляру, а Иво уже знал, что увидит. Он слышал о первых контрактах Псарни, которые заключил Кац еще до его прихода в цех. Первая грамота с купцом Юреком, вторая — с бандитом Маркусом и третья — с королем Гриммштайна, отцом короля Рудольфа. Те грамоты Кац подписывал кровью. — Ты хочешь знать, чьих это рук дело? — спросил Псарь. Но Шебет не ответил. Он медленно открыл футляр и извлек из него лист пергамента. Аккуратно развернул и положил на стол. — Читай, что пишет твой хозяин. — Я, Кац из ростовщической конторы Каца, обязуюсь оказать всестороннюю поддержку и посильную помощь в любых делах господина Маркуса… — Иво поднял глаза и уставился на собеседника. — Могу не дочитывать до конца? — Можешь не дочитывать. Иво все-таки выпил. О том, чтобы покрывать Лукаша и его шайку, не могло быть и речи. Как человек Янтарный Скорпион был симпатичен Гончей, но сейчас это не имело никакого значения. Цех кормил его и его племянницу. Важнее цеха не было ничего. — Твой склад ограбили Янтарные Скорпионы. — Так, — Маркус напрягся. — Те, которые вместе с Алой Десницей и Пурпурной Саламандрой? — Да. — Тихо, — оборвал его Шебет. — Ты хочешь сказать, что выродки Трефов в городе? — Не все. — Псарь, ты понимаешь, что делаешь достаточно громкое заявление? — Да. — И ты, работая на Гнездовье, не подумал об этом сообщить? Тебя повесят, ты же понимаешь? Если это вскроется, тебя удавят. — Да. — И? Сердце-то не ёкает? — Нет. — Слышь, эти люди — насильники и убийцы. Гончая обвел взглядом собравшихся. Медленно. Чтоб Шебет проследил направление его взгляда. — Не вижу здесь никого, кто бы хоть сколько-нибудь не подходил под описание. Шебет захохотал, а вместе с ним и его парни. В этом смехе было нечто такое, отчего даже у Иво мороз пробежал по коже. Иво не знал, что в молодости Маркус командовал Миглардским конным разъездом. Не знал, что своим замечанием попал в самую точку, и не хотел знать. Старожилы банды Шебета, как и сам Шебет, в прошлом — дезертиры, и их свидание с петлей отложилось на столь продолжительный срок, что, посчитай, отменилось насовсем. — Я сколотил дельце в своем квартале в то же время, когда твой Кац открыл ростовщическую контору в Златограде. Люди из цеха Каца… Как бы это точнее сказать… Забыл слово, — он провел указательным пальцем по подбородку. — Вспомнил слово. Люди из цеха Каца — псы. Поганые собаки. Как там король говорил, а? Почему на твоем плече собака нашита? — Я вожу смерть на привязи, и смерть моя сука, — напомнил Шебету Псарь. — Не помню дословно. Маркус обратился к своим: — Что отличает хорошую псину от паскудной? Парни молчали. — Хорошую псину от плохой отличает… — Так. — То, что хорошая собака кусает, только когда ей велят. — Выпьем за хороших собак, — процедил Маркус Шебет и разлил водку по стаканам. — Ты явно хороший пес. Выкладывай все, что знаешь о Скорпионах. — С тебя пергамент, перо и чернила. — Ты карту рисовать собрался? — Нет, я собрался взять с тебя расписку. Ты напишешь благодарность Кацу за оказанное содействие. — А если нет? — Хер ты тогда узнаешь, где искать обидчиков. Псари не работают бесплатно и леваков не берут. У твоей грамоты есть номерок. Этот же номер есть в книге Каца. — Бюрокра-а-а-ты. — А куда деваться. Чуть погодя, когда водка кончилась, а хозяин «Поступи мерина» уже клевал носом, спиной подпирая стену своего заведения, грамота была составлена, и Иво начал свой рассказ об элитном подразделении Трефов. О том, что по имеющимся у Гончей сведениям те осели в брошенной усадьбе в двух днях пути от Гнездовья. Слушал Шебет внимательно и не перебивая, а когда рассказ подошел к концу, грязно и грубо обматерил каждого партизана: — Я убью каждого из них. От действий этих выродков во время войны пострадало много простых людей, и нескоро Вранов край забудет обиду. Что до Лукаша, если его действительно так зовут, мнится мне, что он уже покинул Гнездовье, но на всякий случай, Иво, оглядывайся по сторонам. — С чего ты решил? — С того, что на его месте я бы тебя грохнул. — Я не о том. На улицах шепчутся, дескать, одного десятника нашли мертвым. Если верить твоим словам, это и есть командир интересующего нас нелюдя. Скорее всего, шпика раскрыли, и он заметает следы. — Когда это случилось? — Убитого нашли днем, и он уже успел остыть. — Одна просьба, Маркус. — Говори. — Ты привезешь мне их головы, а ответственность за содеянное Псарня возьмет на себя. — Принял, буду нем как рыба. На том они и порешили.

18

Кухар отворил дверь, и из Ямы, благоухающей ароматами ночи и смерти, вышел в смердящую нечистотами подворотню. Он прекрасно видел в темноте, но сейчас попросту не знал, куда идти. — Помогите, — слабый шёпот умирающего ласкал его слух. — Спа… — голос сорвался в кашель, — сите. Карлик облизал губы: — Помогу, мальчик мой. Каблуки его крохотных башмаков при каждом ударе о брусчатку вышибали не только звук, но и россыпь золотых песчинок. — Не прячься от меня, негодник. — Он слышал обрывистое дыхание, и нужно было поспешить. Все имеет привычку заканчиваться, особенно жизнь. — Кто это у нас тут такой?.. Умирающий? — Кухар склонился над лежащим в луже крови мальчишкой. — Ты, должно быть, Хаган? Замечательно… Ты не понял как, но позвал меня. Или, — он лукаво улыбнулся, — я все это выдумал. — Помогите, — прошептал парень, и, вглядевшись в его лицо, карлик смекнул, что тот уже ни черта не видит. — Я умираю, помогите. — Как же я тебе помогу, если ты умираешь? Парень не ответил. Закашлялся, и от уголков его рта потянулись алые нити. — Дело дрянь, — злорадствовал Кухар. — Ты сдохнешь, точно тебе говорю. Клянусь Рогатым Псом, будь он неладен, ты действительно умираешь! Прекрасно! Карлик засунул руку в карман и вытащил горсть золотого песка. Он поднес ладонь к губам, закатив глаза, выдохнул, и пыль разлетелась по подворотне. В тот момент, когда умирающий втянул колдовство ноздрями, Кухар узнал о нем все. — Ох, а мамка-то твоя… Бедная женщина. Одна останется. Представь, как горько и долго она будет плакать. Представил? А все из-за твоей смерти. Негодяй, так же никто не делает! — Заткнись, — прохрипел Хаган. — Заткнись… — А как звали того господина, что проколол твой животик? Не Иво ли? — Лу… — Хаган не смог договорить и повалился на бок. — Лукаш? Янтарный Скорпион, ага. Лукаш хорош, поди, жрет мясо и запивает его пивом, пока ты тут валяешься. Да диавола лысого он станет переживать о том, что порезал такое отребье, как ты. Хаган молчал, но слушал. Он уже не чувствовал рук, и холод приближавшейся смерти гасил сознание, приглушал, обволакивал, словно теплая речная вода. Голос незнакомца принес с собой боль, отчаяние, но, главное, он оживил в сознании умирающего воспоминания не самого приятного толка. — Ты, конечно, можешь просить меня об одолжении. Хаган отчетливо слышал эти слова. Они звучали в его голове, вплетаясь в мысли, и заменяли их. — Ты, конечно же, можешь просить… Нет, ты должен умолять меня и надеяться на мою доброту. Поживи чуточку, не уходи на Дороги Мертвых. Давай договорим. И смерть отдалилась от Хагана на один шаг. По щекам побежали слезы. Боль усилилась десятикратно, а ведь вначале её и вовсе не было. Кухар склонился над ним. Прижал свой высоко задранный нос к волосам Хагана и жадно вдохнул: — От тебя пахнет младшей девкой из Ротмирских лесов. О да, ты проходил рядом с ней, и на тебе осталась вонь оборотня. Отлично, парень! Отлично! Пора умолять! Начинай! Кухар захохотал и, отойдя на шаг, схватился за живот: — Вот умора! Вот удача! Как здорово! А еще мне кажется, что мы с тобой сможем поставить на место того Псаря, который отказал мне. Да! От тебя ведь и его вонью разит за версту. Шепот чужих мыслей сменился на хор голосов. Они кричали о том, что есть шанс избежать своей страшной судьбы, твердили, что нужно лишь попросить. Убеждали, дескать, у него появился шанс вернуться к матери. Они врали столь убедительно, что, посчитай, говорили правду. Кухар достал из кармана песчаные часы и пересчитал оставшиеся песчинки. Их оказалось шесть. — Долгих мгновений жизни, — прыснул он. — Я гляжу, ты не хочешь принять мой дар. Упала первая песчинка. Кухар развернулся и пнул замершую над лужей крови крысу. Он сделал первый шаг в сторону. Вторая песчинка последовала за предшественницей. Насвистывая мелодию, что некогда пела ему Амелия, Кухар топнул каблуком, разбрызгивая по сторонам кровь Хагана. Третья песчинка беззвучно скатилась в пропасть. Беззвучно-громко. Хаган услышал, как она ударилась о другие песчинки. — Ты слышишь, как уходит жизнь? Надеюсь, что да. Упала и четвертая. Кухар вышел из переулка. Он двигался на запах огня и страха. Кухар знал, что прямо сейчас полыхает казарма и огонь уносит жизни отрезанных от спасения стражников. Многие из защитников города так и не успели проснуться. — Надо бы прибрать к рукам Лукаша, вот он наделал шуму, — задумчиво пробормотал Кухар, и его тонкий нечеловеческий слух уловил топот копыт, уносящий Скорпиона прочь из Гнездовья. Хаган слышал звук падения песчинок и понимал — смерть становится частью него, а он — частью пустоты, именуемой Дорогами Мертвых. Пред его взором открылись Дороги, и тысячи бредущих по ним людей уставили на него угольки глаз. — Пятая песчинка, парень. Пятая, мальчик мой. Подумай, — прозвучал голос карлика. — Осталась одна. — Умоляю — спаси, — прошептал он из последних сил, и его слова подхватили городские сквозняки, пронесли сквозь ряды готовых к пиру крыс и были доставлены адресату. — Я рад, что ты сказал это, — произнес карлик и взъерошил его волосы. — А теперь прекращай умирать и открывай глаза. Молодого стража испугало то, с какой легкостью он исполнил требование чудовища. Теперь он видел, кого просит о помощи. Понимал это и принимал. — Я мертв? — Почти. У тебя очень мало времени. Аур отвлекся на других несчастных. — Кухар раскладывал на столе листы пергамента, исписанные аккуратным убористым почерком. — Что встал? Осталась одна песчинка, и, несмотря на то, что в Ржавой Яме время идет иначе, это все равно очень мало. Хаган огляделся по сторонам. Никакого переулка, никакой лужи крови под ним. Он стоял на мягком и искусно расшитом ковре. — Где мы? — потерянно произнес парень. — Что это за место? Я не понимаю. — Это мой шатер, — Кухар терял терпение. — Подходи, читай и, если согласен, — подписывай контракт. — Что это? — Это то, что ты обязан сделать по договору, и то, что, в свою очередь… должен я, — последнее далось ему с большим трудом. — Подписывай, у тебя мало времени. — Я не умею читать. — Тогда у меня плохие новости. — Если я подпишу, ты спасешь меня? — Клянусь, — ехидно ухмыльнулся Кухар и подавил смешок. — Всенепременно, мальчик мой. Сквозь дырки в полотне шатра за ними подглядывали мыши в шутовских одеждах. — Не надо, — шептали они. — Лучше смерть. — Ты дашь мне возможность отомстить? — Конечно! Месть — это святое дело! Хаган подошел к столу и, взяв в руки гусиное перо, поставил крест на том месте, на которое указал Кухар. — Когда я смогу вернуться домой? — спросил он, чувствуя, как затягиваются раны и тепло возвращается в его тело. Все это было похоже на волшебство и, по сути, являлось им. — Могу я сбегать к матушке? Одна нога здесь, другая там. Пожалуйста. — Нет, не можешь, — захохотал Кухар. — Этого не будет, а если и будет, то не с тобой, — он прыснул слюной и, щелкнув пальцами, обратил Хагана в человекоподобную мышь. Это быстро и безболезненно. Хозяин Ржавой Ямы швырнул под ноги обращенному серебряную миску и вновь забился в истерике, глядя, как парень скребет когтями свое лицо и воет от ужаса, пытаясь содрать с себя новую шкуру. — Полюбуйся на себя, красавчик мой. — Он снова щелкнул пальцами, и на шее Хагана появился ошейник. — Это чтоб ты был послушнее, мальчик мой. Происходящее до безумия забавляло хозяина Ржавой Ямы, и ужас, испытываемый его новой игрушкой, и осознание того, что с полсотни его человекообразных мышей прямо сейчас, слыша эти вопли, вспоминают о совершенной прежде ошибке. — Как говорила моя сестра, смертным всегда нужно больше, чем они могут себе позволить. — Ты обещал, что позволишь мне мстить! — прокричала мышь ростом со взрослого мужчину, и, упав на колени, Хаган зарыдал: — Ты обещал! — И я выполню все, что прописано в контракте, а насчет твоей мести… Увы, контрактом она не предусмотрена, — Кухар снова зашелся от хохота и, в третий раз щелкнув пальцами, в мгновение ока нарядил несчастного в шутовской костюм. — Так оно все-таки уместнее! — веселился уродец. — Шут! Шу-у-у-т! — кричал он и хохотал. — Танцуй! Веселей же! И Хаган танцевал всю ночь, а ночь в Ржавой Яме не кончалась никогда.