Зауряд-врач (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 31

Его губы тронула улыбка. М-да… Сволочью был мой донор, да еще какой!

– Перед войной мы переправили тебя в России. Задание было простым. Поступить в армию и пробиться в офицеры, при этом желательно попасть в штаб. С первым ты справился, о чем сообщил в письме, но потом замолчал. Я даже подумал, что тебя убили. Война, – развел он руками. – И вдруг читаю: жив, здоров, да еще ордена получил! Удивил ты меня, Валериан. Эдакий зигзаг, – он изобразил движение рукой. – Ты ведь учился философии, а не медицине. И не в Мюнхене, как писали в газетах, а в Берлине.

Очередной косяк. Сколько их я уже упорол! Но кто ж знал?

– Господин Берхгард!..

– Лучше Карл, – перебил он. – Мы, ведь, друзья.

Он ухмыльнулся.

– Чем вы можете подтвердить ваши слова?

– Умный мальчик! – хмыкнул он. – Сейчас. Сиди тихо и не дергайся.

Он сунул пистолет в жилетный карман и прошел к буфету. Открыв створку, вытащил саквояж и принес его к столу. Поставив на пол, достал картонную папку. Развязав тесемки, зашелестел бумагами. Наконец, найдя нужную, поднес ее к моему лицу на вытянутой руке.

– Узнаешь почерк?

«Я, Валериан Витольдович Довнар-Подляский, настоящим подтверждаю, что получил от Германского генерального штаба 2000 (две тысячи рублей) в качестве платы за оказанные ему услуги. Мая, пятого дня, 1914 года от Рождества Христова. Подпись…»

Почерк каллиграфический. Красиво писал, сволочь!

– Убедился? – Карл-Тимофей сунул расписку в папку и завязал тесемки. После чего сел и сложил руки на груди. – А теперь поговорим. То, что ты пробился в врачи и спас командующего фронтом меняет ситуацию. Плохо, конечно, что стрелял в немецких солдат, но я могу это понять. Война… Драгуны не стали бы разбираться. Однако смерть их следует искупить. Твои ордена и нынешнее положение открывают новые возможности. Тебе надлежит перебраться в Минск и устроиться поближе к штабу фронта, возможно, Ставки. Нас по-прежнему интересуют сведения о российской армии. Дислокация частей, их перемещение, вооружение, планы командования. Сведения, как и прежде, будешь пересылать почтой.

– Попадусь. Письмо вскроют и прочтут.

– Не пользуйся военной почтой. Гражданские письма не вскрывает, тем более, заказные. Отправлять будешь на адрес и имя, который я продиктую – до востребования.

– Можно записать? Боюсь, не запомню. Или перепутаю.

– Хорошо, – сказал он, подумав. – Напишу. Но, запомнив, ты уничтожишь бумагу. Письмо сжег?

Я кивнул.

– С адресом поступишь также.

– А деньги?

– Узнаю Довнар-Подляского! – хмыкнул он. – Ничего не сделал, а денег требует. Ладно.

Он полез в саквояж и вытащил пачку денег.

– Здесь тысяча рублей, – пачка шлепнулась на стол. – Это аванс. По получению писем дам столько же. Если добытые сведения окажутся ценными, – он вновь поднял палец.

Я жадно схватил пачку и спрятал ее в нагрудный карман. Следовало играть роль. Карл покачал головой и полез в саквояж. Достав листок бумаги, положил его перед собой. Затем извлек карандаш.

Занятый этим, он не следил за мной, потому и не заметил, как в моей руке оказался пистолет.

– Не двигаться!

Он замер, лицо его вытянулось.

– Что за шутки, Валериан?

– Я не шучу. Пистолет заряжен и снят с предохранителя. Стрелять я умею. Теперь аккуратно, двумя пальцами, достань свой пистолет и отдай мне.

Бергхард поколебался, но подчинился. Пистолет он толкнул по столу в мою сторону. Я взял его левой рукой и, скосив взгляд, рассмотрел. Дерринджер, компактный, но смертоносный. Конструкция, которая переживет века. Как оружие последнего шанса был в ходу и в моем мире. Большим пальцем левой руки я взвел курок и направил дерринджер на немца.

– Что теперь? – спросил он.

– Напишем диктант. Бери карандаш!

Он починился.

– Что писать?

– Сим сообщаю, что я… Пиши имя и фамилию, указанные в российском паспорте, на самом деле являюсь майором Германского генерального штаба Карлом Бергхардом и занимаюсь шпионажем в России. Там много денег? – я указал пистолетом на саквояж.

– Совсем нет. Последнюю тысячу отдал тебе. Зря ты это затеял, Валериан!

– Посмотрим. Ты пиши.

– Зачем?

– Я заберу эту бумагу, и вы от меня отстанете. Ты, ведь, хочешь жить? Шпионов в России вешают.

– Думаешь сорваться с крючка? Не получится. Твое обязательство о сотрудничестве с германской разведкой хранится в генеральном штабе в Берлине.

Ну, до Берлина далеко…

– Пиши! Не отвлекайся!

Он послушно заскользил по бумаге карандашом. Я встал со стула и, не опуская пистолетов, подошел и остановился сбоку, как будто контролируя написанное. Он покосился, но промолчал.

– Что теперь? – спросил, закончив.

– Добавь: «в содеянном раскаиваюсь».

Он хмыкнул и склонился над листком. Быстро написал фразу, но точку поставить не успел. Ствол дерринджера ткнулся ему в висок. Карл дернулся, но опоздал. Хлопнуло, будто пробка из шампанского вылетела. Из раны вылетела струя крови, но я ждал этого, поэтому заранее отступил в сторону. На ладонь, державшую дерринджер, кровь все же угодила, испачкав перчатку. Не страшно, выброшу.

Бергхард ткнулся лицом в стол. Кровь из раны залила столешницу, запачкав исписанный листок. Не беда, кому нужно прочтут. Я взял руку Бергхарда и вложил в нее дерринджер, оставляя на нем отпечатки пальцев, затем отпустил. Пистолет стукнул о пол. Вот и все. В фильмах, которые я смотрел, так имитировали самоубийство. Надеюсь, прокатит. Сунув «браунинг» в карман, я стащил перчатку и проверил пульс немца. Мертв. Можно заняться собой. Я застегнул мундир и надел пояс. Проверил, не забыл ли чего? Все оказалось на месте. Дальше действовал, как автомат. Надев перчатку, достал папку из саквояжа и нашел в ней свою расписку. Скомкав, сунул в карман. Проверил, нет ли еще. Не оказалось. Зато нашлись расписки других агентов, и их оказалось немало. Я пробежал глазами листки. Ни фига себе! Начальник оперативного отдела штаба корпуса, высокопоставленный интендант, крупный промышленник, секретарь губернатора Минска… Шпионская сеть у Бергхарда оказалась обширной. Я-то думал, что он чванливый дурак. Не походил фриц на успешного резидента в моем представлении. Меня даже не обыскал. Хотя, что я знаю резидентах? Видел их в кино – и только. Времена здесь патриархальные, нравы незамысловатые, шпионские донесения шлют по почте. А как иначе? Телефонов мало, и они под присмотром, телеграф – тоже. Раций нет, портативных фотокамер не придумали. Мрак…

Насчет денег Бергхард не соврал – в саквояже их не оказалось. Ну, и ладно, не грабить пришел. Зато обнаружился пистолет. Маленький, никелированный, с накладками из слоновой кости на рукояти. Красивая игрушка. На накладке по диагонали выгравировано «Bayard». И с чего покойника тянуло к малышам? Мог бы и чего солиднее прикупить. Пистолет стоит недорого. Мой «браунинг» – 22 рубля, сотня патронов к нему – семь. Причем, патроны бельгийские, а не российского производства. Продавец в оружейном магазине на это особо упирал, дескать, российские ненадежны. Врал, конечно. На фронте российские патроны стреляют без проблем. С таких вот мелочей и начинается презрение к Родине.

Запасной магазин к «баярду» нашелся кармашке саквояжа. Я осмотрел патрон. Похож на мой от «браунинга». Позже разберусь. Я сунул «баярд» и магазин в карман. Опасаться нечего. Оружие здесь не регистрируют и не ставят на учет. Картотеки номеров нет, разве что на похищенные. Сомневаюсь, что этот «баярд» украли. Подарю кому-нибудь, например, Мише. Я его разочаровал, отказавшись жениться на Поляковой, будет компенсация. Кстати, о них. Завтра у меня визит, нужно подготовиться. Окинув прощальным взглядом комнату, я покинул дом, оставив все, как есть. Покойник обмолвился о прислуге. Завтра она придет и наткнется на труп. Побежит в полицию. Та явится и обнаружит папку с расписками. Как я понимаю здешние расклады, их передадут жандармам. Контрразведкой в Российской империи занимаются они. Кому-то здорово поплохеет. А вот нехрен торговать Родиной!