Сухопутные крейсера - Дрожжин Олег - Страница 46

Красноармейцы хорошо знали этого богатыря-командира, любили его, как и танкисты. Пример Кашубы увлек бойцов. Они вскочили и с винтовками наперевес бросились на врага. По рядам прокатилось громовое «ура».

Кашубо тоже кричал «ура». И от этого крика он уже не слышал посвиста пуль, треска пулеметов и воя мин. Оглянулся. В глаза сверкнули штыки. На душе сразу стало спокойно. В этот момент Кашубо вдруг почувствовал, что поднимается на воздух. На одно мгновение увидел свой танк сверху. Потом с размаху шлепнулся на пушистый снег, как на подушку. Мелькнула мысль, что споткнулся. Попробовал вскочить. Правая нога не держит. Опрокинулся на спину. Увидел снизу, как бегут вперед красноармейцы. Бегут и кричат:

— За родину, за Сталина, ура-а!

Потрогал ногу. Вся в крови. Значит, ранен. Застонал от досады. Обидно было выходить из строя, когда война еще только начинается. Закрыл глаза. Показалось, на минуту, но когда открыл, то лежал уже не на снегу, а на столе в палатке медицинского пункта. Возле ноги хлопотал доктор. Пинцетом вытаскивал из ран кусочки металла. Было мучительно больно. Но Кашубо, сжав зубы, молчал. Потом спросил, чем его ранило. Доктор сказал, что миной. Он извлек уже восемнадцать осколков, и еще торчат. Ранение серьезное, но есть надежда, что нога будет работать.

— Когда же я смогу вернуться в свою часть? — с тревогой спросил командир бригады.

— Не раньше чем через месяц, — отвечал доктор.

Кашубо нахмурился.

Утром на медпункт зашел старший лейтенант Кулабухов. Увидев его, Кашубо заволновался:

— Ну что? Как прошла атака?

Кулабухов рассказал обо всех подробностях боя. Задача, поставленная командиром полка, выполнена. Полк перешел на ту сторону речушки и вытеснил белофиннов из рощи. Теперь впереди высота 65,5, но ее еще не атаковали.

Кашубо облегченно вздохнул. Прощаясь с Кулабуховым, сказал:

— Передай всем танкистам боевой привет. Деритесь, как львы. Желаю блестящих побед. Я скоро выздоровлю и сейчас же вернусь к вам.

Через день Кашубо был уже в ленинградском госпитале.

После ранения Кашубы полк майора Рослого в течение трех дней несколько раз пытался овладеть преградившей путь высотой 65,5. Однако многослойный пулеметный, минометный и артиллерийский огонь полностью задерживал продвижение пехоты. Не помогали и танки. Их самих останавливали глубокие рвы и высокие эскарпы.

В такую же сплошную огневую стену уперлись и другие части Красной армии — от Финского залива до берега Ладожского озера. Некоторые из бойцов приуныли. Им казалось, что прорваться сквозь многослойный ураганный огонь не смогут никакие человеческие силы. Белофинны в этом были твердо убеждены. Наши бойцы и командиры не знали, что подошли вплотную к основной оборонительной полосе — к линии Маннергейма.

Советское командование сочло необходимым пока что прекратить атаки. Белофинны стали уже радостно думать, что с наступлением Красной армии покончено.

— Линия Маннергейма выдержала испытание. Она действительно непроходима, — говорили в кругах военных знатоков по ту сторону фронта.

Но все эти почтенные специалисты забыли про слова И. В. Сталина: «Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять».

Атаки были прекращены лишь для того, чтобы подготовить армию к новому, сокрушительному удару. Подготовительная работа началась немедленно и велась по разным направлениям. Прежде всего нужно было согреть людей, защитить от лютых морозов. Вместо прежних шалашей из веток построили землянки, поставили в них печи. Выдали бойцам телогрейки, перчатки, рукавицы, усилили питание. Построили тут же возле фронта бани, в которых можно было основательно помыться.

Бойцы отогрелись, отдохнули, настроение улучшилось. Очень радостно было получать бесконечные посылки и письма, которые страна, заботливая мать, отправляла на фронт. Чего только в посылках не было — печенье, конфеты, вкусное сало, шоколад, ароматные папиросы, теплое белье, пушистые рукавицы, валенки. А какие были письма! Все они дышали лаской, заботой, любовью.

Ни на минуту не прекращалась разведка оборонительных сооружений противника. Днем и ночью наблюдатели внимательно изучали каждый куст, каждое дерево, каждый холмик или ямку, лежащие впереди. Все знали, что враг искусно замаскировался. Толстый слой снега еще больше помог скрыть всякие признаки сооружений. Но нужно было отыскать все огневые точки, чтобы потом их уничтожить. И наблюдатели проявляли изумительную настойчивость.

Вот лежит, укрывшись за кустом, лейтенант Николаев. Его интересует заснеженный бугорок. От наблюдателя до бугорка всего двести метров. На бугорке и возле него никаких признаков жизни. И тем не менее Николаев думает, что это дот. Но как раскрыть его тайну?

Николаев лежит полдня… день… часть ночи. Мороз его донимает. Он трет себе щеки, нос. Жует заледенелый хлеб. На другой день еще до рассвета снова занимает свой пост и снова смотрит на холмик. И вот под вечер из холма показался еле заметный дымок. Он вился тонкой струйкой. Стало быть, холм живой, и где-то под его поверхностью топится печь, а возле печи сидят люди.

Догадка лейтенанта Николаева оправдалась.

Дот был занесен на карту жирным кружком с номером 0-08. Он расположен перед правым флангом участка, который занимал полк майора Рослого.

Лейтенант Музыкин, сидя на сосне, наблюдал за одним холмиком трое суток. И здесь полное спокойствие, как будто нет никого и ничего. А холм такой, что сам лейтенант Музыкин обязательно построил бы здесь дот. На третий день утром наблюдатель заметил, как возле холма в одном месте снег слегка зашевелился — будто маленькие волны прошли по нему на расстоянии трех метров и затихли. И опять целый день все без перемен. А вечером волновое движение снега на две секунды повторилось, но в обратную сторону.

Что бы это могло быть?

Музыкин сообразил, что он видел верхушки стальных солдатских касок, окрашенных в белый цвет. Ясно, что там был траншейный ход к холму и по этому ходу шли белофинны. Шли, конечно, в дот или из дота.

Для проверки предположения Музыкина к подозрительному холму послали три танка из роты старшего лейтенанта Кулабухова. Не успели машины пройти и ста метров по глубокому снегу, как из холма грохнули орудия и затрещали пулеметы. Холм оказался мощным дотом. Отметили и его на карте, дав номер 0-06. Он находился против левого фланга полка майора Рослого.

Так путем тщательных наблюдений были обнаружены все передовые доты линии Маннергейма. На боевой карте от Финского залива к Ладожскому озеру протянулась длинная цепь кружков с номерами. Возле кружков зигзагами проходили линии, обозначающие траншеи и ходы сообщения. Тут же было насажено множество точек. Каждая из них — замаскированный пулемет или орудие.

Одновременно с прощупыванием линии Маннергейма в недалеком тылу велись учения по прорыву укрепленной полосы. Там были оставшиеся от белофиннов проволочные заграждения, надолбы, дерево-земляные и железобетонные огневые точки (дзоты и доты). Танкисты вместе с пехотой и саперами упражнялись в преодолении всяких препятствий: переходили через проволоку, разбивали орудийными снарядами надолбы, учились блокировать доты.

Особое внимание обращалось на то, чтобы приучить пехотинцев во время наступления тесно следовать за танками. Машина в таком случае служит для них надежным щитом и избавляет от потерь. Чтобы люди разобрались в этом еще лучше, пехотинцев поочередно сажали в доты с пулеметами и предлагали им через амбразуры посмотреть, как они сами вели бы стрельбу по пехоте противника.

Артиллеристы в тылу упражнялись в создании огневого вала. И тут были пехотинцы. Они приучались следовать за огневым валом на коротком расстоянии.

Кто-то шутя назвал учебные занятия, шедшие у самого фронта, «фронтовой академией». Но это было верно и по существу. Красная армия оказалась первой армией в мире, которой пришлось пробиваться сквозь мощную полосу современных укреплений и притом в чрезвычайно тяжелых природных условиях. Дело это было в высшей степени трудным. Потребовались новые приемы борьбы. Их нужно было выработать. К ним нужно было приучить массы бойцов. Так естественно и возникла «фронтовая академия». Через нее проходили все — не только рядовые бойцы, но и командиры разных степеней.