Бинокль для всевидящего ока - Донцова Дарья - Страница 10

– Отравили, – уточнила я.

– Однофигственно, – весело произнес Игнат. – Кто счастливый трупик?

– Дедушка… – начала я.

Режиссер стукнул ладонью по столу.

– Фу! Старики нам не нужны. На них дети не пойдут. Алиса!

– Слушаю вас, – промурлыкала эффектная блондинка с большой грудью.

– Получишь роль кадавра, – заявил постановщик.

– О! Шеф! Спасибки, – пришла в восторг красавица, – сыграю гениально. Текста много?

– Никакого! – отрезал Игнат. – Но это вторая главная роль.

– И без слов? – растерялась Алиса.

Я потупилась. Хорошенькая блондинка не знает, что кадавр в переводе с французского – труп. Я не владею языком трех мушкетеров, но сие выражение мне известно.

– Отлично, – фонтанировал восторгом Игнат, – роскошно. Открывается занавес. На полу кадавр: Алиса. Лежит обнаженная по пояс. Сиськи наружу. Слышатся шаги! Топ… топ… топ… Страшно, аж жуть!

Я не выдержала:

– Простите, я не ханжа, но обнаженная грудь актрисы в спектакле для школьников неуместна.

– Дети одни в театр не ходят, – возразил Игнат, – их туда на веревке прут мамаши и бабки. Увидят они Алискины силиконовые дыни…

– И больше никогда на представление не явятся, – перебила его я.

Игнат потер руки.

– Виола! Никто дважды на одно и то же детское зрелище не шляется! Да и спектакль для взрослых зрители, как правило, единожды посещают. Про долбанутых фанатов я не говорю, они, чтобы полюбоваться на своего кумира, без конца прибегают, и это всем полезно. Нам деньги в кассу, им восторг в сердце, страсть в печень. Так вот! Мамаши и бабульки припрутся домой, начнут возмущаться: «В «Семи гномах» актриса по сцене бегает голая!» И что дальше? Папаши и другие мужики в семье, соседи, коллеги по работе – все ломанутся на Алиску посмотреть. Зачем мы Алиску держим? За ее красоту неестественную, за сиськи роскошные, попу бразильскую, ноги обалденные. Алисон у нас намбер уан в плане обнаженки. Вышла, оголилась! Усе! Дальше можно не играть. Пора с шапкой по рядам идти, бабло собирать. В зале цунами эмоций. Бабы от злости-зависти ручки кресел грызут. Мужики разум потеряли. Ясно?

– Ну… – пробормотала я, – вообще-то я написала детективную историю, не эротическую.

– Одно другому не помеха, – отрезал Бородин. – Вы суп едите?

Я удивилась вопросу.

– Иногда.

– Можете потом чай с пирожным слопать?

Я пожала плечами:

– Почему нет? Для десерта всегда местечко найдется.

– Вот и в театре так, – расцвел улыбкой Игнат, – сначала про убийство узнали, потом на Алиску позырили. Искусство – вещь тонкая, оно не похоже на простой предмет с калошей, типа валенок. Спектакль – как рюмка коньяка: наслаждение букетом, приятное послевкусие. И вообще я хоть раз дал вам совет, как книги писать?

Следовало ответить: «У вас просто не было такой возможности, мы познакомились час назад!» Но правила приличия требовали других слов:

– Нет.

Игнат расплылся в улыбке:

– Вот! Почему я молчу, хотя вижу в тексте глупость, тупость и нелепость? Да потому что как успешный во всех смыслах человек знаю: нельзя во всем рубить. Я ничего не смыслю в написании детективов. Раз у писателя в книге хрень нереальная, значит, так ему надо. А вы не лезьте печь компот на моей кухне!

– Варить, – тихо сказала женщина в фиолетовом платье.

Бородин повернулся к ней:

– Ты что-то вякнула, Фая?

– Компот по сути вода, в ней фрукты кипят, – ответила Фаина, – компот нельзя запекать, его варят.

– Это все? Или есть интересные мысли по спектаклю? – вкрадчиво спросил режиссер.

– Да, есть, – ответила Фая. – Алиса – очень красивая девушка. Но обнаженная фигура в детском спектакле, и на мой взгляд, неуместна. Расчет на то, что мужчины побегут смотреть представление для ребят, не оправдается. Зачем им нестись куда-то, когда можно в интернете любых голышек за секунду найти?

– Отлично! Переходим к распределению ролей! – закричал Игнат. – Шесть человек.

– Сколько? – изумилась я. – У меня в книге…

– У меня на сцене, – перебил режиссер, – шестеро! И то много. Дети более четырех лиц не запоминают. Трупа играет Алиса. Медведя – Алексей.

– В книге нет мишки! – подпрыгнула я. – Там вообще нет животных! Кроме комаров, которые…

Игнат кашлянул.

– Виола! Детского спектакля без Михайло Потаповича не бывает. Точка. Вы хотите увидеть свою фиг… э… э… свой роман на сцене? Стать мировой знаменитостью? А? Если да, то слушайте меня! Я тут главный! Я и только я! Есть у вас мысли по этому поводу?

Я попыталась найти подходящие слова, но они, как назло, не отыскались. На языке вертелись выражансы, которые интеллигентная дама никогда не произнесет, она и знать-то их не должна.

– Молчание – знак согласия, – резюмировал Бородин, – напоминаю, у нас подписан контракт. Если решили разорвать его, платите штраф. На чем я остановился?

– Медведь – Алексей, – услужливо подсказала Алиса.

– Спасибо, радость моя, – улыбнулся Игнат. – Колобок – Антонина.

– Колобок! – ахнула я. – А он откуда?

– Фамилия следователя такая будет, – пояснил постановщик. – Название спектакля «Как Колобок Медведя съел». Я только что придумал.

– Гениально, – захлопала в ладоши Алиса, – прекрасно. Смешно и грустно одновременно. Смех сквозь слезы, прямо как у Пушкина.

– С гномами я потом разберусь, – пообещал Игнат, – они не центральные персонажи.

На этот раз я не испытала ни удивления, ни гнева. Гномы так гномы. В конце концов, так можно назвать членов оперативно-следственной группы. Очень даже забавно получится.

– Я осталась без роли? – спросила Фаина.

– Ну что ты, – заулыбался Бородин, – инпосибел. Старуха с метлой прямо для Манониной создана. Ты появишься в начале и подметешь место преступления после того, как Алису уберут. Уверен, с твоим талантом и умением перевоплощаться ты гениально изобразишь уборщицу.

– Пойдемте в гримерку, я угощу вас кофе, – предложила мне Фаина после встречи с безумным режиссером, – я привезла сюда маленькую такую машинку. И печенье есть.

Я больше люблю чай, но поскольку поговорить с Фаиной было полезно, с готовностью кивнула:

– Спасибо. Но мне неудобно вас объедать. Может, в кафе зайдем?

Фаина улыбнулась:

– На территории бывшего завода работает шашлычная. Это место общественного питания можно использовать с целью избавления от врагов или мести им. Слопают они вкусняшку от местного повара, и отвезут всех в больницу. А за забором есть только итальянский ресторан у метро. Я туда один раз заглянула, угостилась бефстрогановом по-милански, выпила капучино по-римски. После того похода местная шашлычная кажется мне рестораном со всеми мишленовскими звездами.

– Понятно, – засмеялась я, – угостите меня кофейком, пожалуйста.

– Пойдемте, – предложила Фаина, – не обращайте внимания на идиота Бородина. У вас хорошие книги, я читаю их, когда отдохнуть хочу.

– Спасибо, – обрадовалась я, – никогда не прикидывалась, что пишу философские опусы. Не понимаю, почему некоторые читатели нападают на меня за принадлежность к развлекательному жанру. Я разгружаю мозг. Литература делится на жанры, как меню на блюда: суп, мясо, десерт, одно не заменяет другое, все хорошо в меру.

– От излишка ума горе бывает, – засмеялась Фаина, – об этом еще Грибоедов напоминал. Не упадите, тут ступеньки.

– Здесь есть цокольный этаж? – удивилась я.

– Здание намного больше, чем кажется на первый взгляд, – пояснила Фаина, – безумная территория. Я тут с первого дня существования театра. Да, да, понимаю, о чем вы думаете. У нас с Горкиным никогда не было интимных отношений, мы родственники. Моя мама в юности была женой отца Никиты.

– Вы единокровные брат и сестра? – уточнила я.

– Нет, – возразила Фаина, – Галина Михайловна около года прожила с Сергеем Владимировичем. Потом они развелись. Нам сюда.

Спутница открыла дверь.

– Входите. Садитесь.