Замедленное падение (СИ) - "Rust Rowan" - Страница 38

Пауль явственно смутился.

— Я предполагал что-то в таком роде, — сказал он чуть более мягким тоном. — С этим прояснилось. Я… тебе сочувствую. Но это не объясняет всего остального. Откуда ты знаешь столько о Катакомбах, можно догадаться — раз читала отчёт. Вопрос в том, как тебе удалось его раздобыть. Представляю, как он у вас охраняется…

— Мой отец — Патриарх Церкви, — просто ответила Айви.

В наступившей вслед за этим тишине можно было расслышать не то что дыхание — казалось, биение пульса каждого из троих. Пауль замолчал и замер. Адам медленно поднялся за его спиной, словно став больше ростом.

Вот и сказаны эти слова. Вот и связаны эти словосочетания. «Мой отец» и «Патриарх Церкви». Как бы хотелось Айви, чтобы в её жизни они никогда не стояли рядом!

Семейные тайны, чёрт бы всё побрал…

— Что уставились? — горько усмехнулась Айви. Удалось удивить напарничков, ничего не скажешь… Вон как Адам позеленел. Он-то думал, что раз она с ним по-эордиански говорит, так он всё о ней знает, загордился сопляк, нос начал перед Паулем задирать… А вот шиш тебе. У командира ещё много всякой дряни припрятано — от вас обоих. — Не всё же тебе одному благородным происхождением щеголять… — она перехватила взгляд Адама, дёргающийся между нею и затылком Пауля.

— Да уж… Щеголять, — выдохнул Адам и скрылся за плечом Пауля — обмякнув, опустился на пол. — Я уж теперь и не знаю, кому больше повезло с папашей…

— Вот и я не знаю, — Айви почувствовала во рту химический привкус. — Мой отец — один из тех, кто контролирует производство и применение ребакта. Он чёртов лаборант Незримых! — она сплюнула горькую слюну. — И я до сих пор не понимаю — они его поработили так же, как эорда, или… — она глубоко задышала, подавляя тошноту.

— Или он действует по своей воле, — тихо закончил за неё Пауль. Айви молча кивнула.

Пауль поднялся на ноги и отошёл на пару шагов. Отвернулся, потянулся к поясу. Адам, наблюдавший за ним, подобрался и положил руку на рукоять кинжала. Но бывший лучевик всего-навсего затянул ремень потуже.

— Я хотел помочь людям, — глухо сказал он. — Если бы можно было вернуться назад, и мне снова предложили бы полезть в эту вонючую дыру, чтобы добраться до лекарств для бедолаг из Ветошей — я бы полез. Потому что другие способы самоубийства я считаю… Недостойными, — он обернулся. — Я просто хочу сдохнуть так, чтобы в последний момент жизни меня от себя не тошнило. А вы…

— А что мы? — перебил его Адам. — Какие у нас цели, как считаешь?

— Понятия не имею, — огрызнулся Пауль. — А вы мне не скажете.

— Мы всё тебе сказали сразу, — Айви наконец отдышалась. — Но ты нам не веришь.

— Теперь — не верю, — мёртвым голосом сказал Пауль. — И я ухожу. Один.

— Ты рехнулся? — Адам буквально взвился в воздух.

— Да. А ты — нет? — осадил его холодный, мертвенно-спокойный голос бывшего лучевика.

— И что ты собираешься делать? — Айви, шипя сквозь стиснутые зубы, как могла быстро поднялась на ноги и встала перед Паулем. — Без карты. Без напарников для пересечения больших трещин. Куда пойдёшь?

— А какая разница? — Пауль выглядел уже совершенно спокойным — приняв решение, он, казалось, превратился в некое запрограммированное на его выполнение устройство. — Пойду туда, куда дорога выведет. Кое-кто тут высказывал предположение, что нас намеренно направляют куда-то. Если так, значит, там и встретимся… — он опустился на колени у кучи снаряжения и стал выбирать нужное.

Айви словно вдохнула морозный туман. В груди закололо ледяными иглами.

— Спятил, — сказала она и сама поразилась тому, как жалобно прозвучал её голос. — Пауль. Уймись, пожалуйста… Не делай этого.

— Заткнись, — ровно сказал Пауль, застёгивая «потолстевший» рюкзак. — Ты мне больше не командир… Преосвященство.

Айви отшатнулась, как от пощёчины.

***

Забыться хоть ненадолго… Поспать, пока ещё хоть как-то действует обезболивающее. Раны затягиваются быстро — Адам, оказывается, неплохо разбирается в перевязках и заживляющих препаратах. Это, конечно, радует, но и спать мешает — кожа вокруг ран саднит и чешется. Айви выпила ещё таблетку антигистамина, надеясь, что это уменьшит зуд, и получила, как минимум, полезный побочный эффект: её начало интенсивно клонить в сон.

Проснувшись с дурной головой и с пересохшей глоткой, она осторожно села, прислушиваясь к своим ощущениям. Болит… Сильно. Но уже не так дёргает. Надо поменять повязки. Она огляделась, ища Адама. Парень дремал сидя, привалившись спиной к стене и неудобно свесив голову набок. Надо его разбудить — в такой позе не отдыхают, а окончательно теряют трудоспособность.

Айви поднялась на ноги, хромая, подошла к Адаму и потрясла его за плечо. Парень шумно вдохнул, дёрнулся и выставил руки перед собой в жесте защиты.

— Это я, — Айви предусмотрительно отступила назад. — Просто хотела сказать… Ложись нормально. Шея заболит ведь.

— А, да, спасибо, — сонно пробормотал Адам, повалился на бок, подтянул под голову рюкзак и засопел.

Айви вздохнула и отошла к стене, к своей подстилке. Осторожно уселась, вытянув ноги. Надо сменить повязку да надеть наконец штаны — те, что были на ней, изгрызенные и окровавленные, Адам просто срезал, чтобы перевязать раны на ногах. В Катакомбах не холодно, конечно, скорее наоборот, но без штанов всё равно некомфортно.

Процедура далась нелегко — не раз и не два Айви до крови кусала губу, чтобы не заорать в голос и не разбудить Адама. Под конец, когда все бинты были отодраны от ран, Айви уже без стеснения заливалась слезами. Свежий слой заживляющего бальзама ментоловой прохладой немного притупил боль. Туго забинтовав голени и бёдра, Айви порылась в рюкзаке, нашла запасные штаны и приступила ко второй части своего «подвига» — принялась засовывать непослушные обмотанные толстыми слоями бинтов ноги в штанины.

Когда с одеванием было покончено, она, тяжело дыша, расстегнула куртку, а потом и вовсе стянула, оставшись в мокрой от пота футболке. От тела исходили волны жара, будто она полдня таскала тяжести. Сердце колотилось часто и поверхностно — сказывалась лошадиная доза обезболивающего. Айви подтянула к себе конденсер, вылила из него воду в кружку и жадно выпила.

От скрежета металлического баллона по камню проснулся Адам. Подскочил, как укушенный, заозирался. Наткнувшись взглядом на Айви, выдохнул и обмяк. Не обнаружив поблизости Пауля, сник и обхватил себя руками.

— Не вернулся? — пробормотал он.

— Нет пока, — отозвалась Айви. — Ну, может, проветрится немного, одумается да вернётся. Если не съедят.

Адам покосился на неё с явным осуждением, но ничего не сказал.

— Слушай, может, объяснишь, что на него нашло? — поинтересовалась Айви. — Я отключилась, вы меня вытащили… От чего он так взбесился-то?

— А ты не поняла? Он же вроде объяснил…

— Он сказал, что якобы мы ему врали. Вот тут я немного охренела. Как врали, о чём врали? Чего он от нас ожидал-то вообще?

— Да вот, знаешь, — Адам вздохнул, — я так понял, что у него какие-то личные счёты к Незримым. А вот какие — ума не приложу.

— Та-ак, — протянула Айви. — Значит, нас он ловит якобы на вранье, но о своих делах с Незримыми предпочёл не распространяться. Ну вернись только, герой… Сама лично голову откручу.

— А я думаю, он не вернётся, — еле слышно пробормотал Адам.

— Почему это ты так уверен? — Айви прищурилась.

— Он как будто себя потерял, — неуверенно сказал Адам. — Как будто сломался. И теперь он ищет скорее смерть, чем выход.

— Ну какого чёрта!.. — простонала Айви. Она чувствовала — Адам прав. Но что всё-таки сломало спокойного, хладнокровного, ехидного лучевика — ей было непонятно. Воздействие здешних газов, полей и прочей чертовщины? Возможно. Но должна ведь быть у человека какая-то «болевая точка», куда прицельно бьют эти факторы. У Адама это — тайна его происхождения и как результат — отчуждённость от людей. У Айви — смерть матери в Катакомбах и конфликт с отцом. А у Пауля?