Карфаген смеется - Муркок Майкл Джон - Страница 50

Теперь я понимаю, что она заботилась в первую очередь обо мне, но тогда страсти помрачили мой разум. Я не мог расстаться с Эсме. Я начал думать, что миссис Корнелиус ревнует к моей маленькой девочке. Я шел по Гранд рю в безумном гневе, не замечая ветра и дождя. Я чувствовал, что меня подвели и не оценили по достоинству. Поскольку я больше не мог доверять миссис Корнелиус, мне приходилось рассчитывать только на собственные силы. Мне нужна была одна лишь Эсме. Я остановился и обнаружил, что забрел на турецкое кладбище. Оно оказалось самым странным из виденных мною, поскольку почти над каждой могилой стояли скульптуры в натуральную величину, некоторые из них были жизнеподобными, а другие — удивительно неестественными. Вот сапожник трудился за своим столом, вот пекарь пек хлеб, а совсем рядом человек, казалось, умирал на виселице — его тело искривилось, а лицо исказилось от невыразимых страданий. Такие удивительные памятники возвышались почти над каждой могилой, и я понял, что они изображали не только умерших, но и их занятия и обстоятельства смертей. Кладбище окружала древняя стена из желтого песчаника. Дождь не прекращался, но был довольно слабым. Стаи грачей с воплями носились по сумрачному небу. Чайки парили в вышине и жалобно кричали. Старый сад дышал, как умирающий человек. Я прошел по разбитым плитам к стене и увидел за ней шиферные крыши и деревья, которые гнулись на ветру. Листья уже облетели, и открылся вид на Босфор. Скрюченный турок в сбившейся набок феске и промокшем шерстяном пальто, полы которого едва не волочились по земле, шел по тропе внизу. Он остановился и, не замечая меня, начал мочиться у стены. Подумав, я осознал, что не смогу перенести расставания с миссис Корнелиус. Я прекрасно понимал, как далеко отступил от намеченной цели. Возможно, я никогда не смогу вернуться на изначальный путь.

Неужели мне придется выбирать между Эсме и моей судьбой? Многим мужчинам когда–то приходилось принимать такие ужасные решения. И все же, несомненно, Эсме была такой же частью моей жизни, как и технические изобретения. Она была моей музой и вдохновительницей. Миссис Корнелиус не станет долго сердиться на меня, она не злопамятна. В случае необходимости я сам доберусь до Англии. Сразу после прибытия я отыщу ее в Уайтчепеле. Собравшись с мыслями, я покинул кладбище и направился к Гранд рю.

Я с облегчением вернулся к своей восхитительной Эсме и позабыл обо всем. Мой проект парового автомобиля был почти готов. Я рассказывал в доках и мастерских об изобретении, которое может принести инвестору миллионы. Меньше чем через две недели я пообщался с заинтересованными лицами и почти заключил соглашение с мистером Шарьяном, армянским бизнесменом. Он предложил профинансировать опытный образец и собирался продавать первые автомобили в Париже. Затем мистер Шарьян был убит средь бела дня на Галатском мосту, и меня притащили в отделение полиции как подозреваемого. Я назвал свой адрес — «Пера Палас». Я сообщил, что есть люди, способные поручиться за меня. Среди прочих я упомянул майора Ная и графа Синюткина. Турецкие полицейские не обращали внимания на мои слова и уже собирались выставить меня убийцей, но, к счастью, британские стражи порядка оказались более осторожными. Я заявил, что моя жена, миссис Корнелиус, может подтвердить мои слова. Я почувствовал, что снова попал в какой–то кошмар, — ощущение было мне давно знакомо. Британский сержант допросил меня, пришлось ему все повторить. В моей темной камере железные кандалы были вбиты в покрытый плесенью камень, вероятно, эти мрачные стены возвели еще в Средние века. Через некоторое время сержант вернулся. Он сказал, что майора Ная вызвали в Лондон, а миссис Корнелиус уже покинула «Пера Палас» и села на поезд в Париж. Я перестал себя контролировать. Не помню, что я говорил, но уверен, что умолял сержанта о помощи и клялся, что не способен никого убить. Он пообещал мне сделать все возможное. Я никак не мог сосредоточиться. Сколько времени пройдет, прежде чем Эсме запаникует? Если она даст показания в мою защиту, это выдаст нашу тайну и приведет к ужасным затруднениям. Я представлял, какие пойдут сплетни, во что превратят мою чистую, благодетельную любовь к ней. Я чувствовал, что схожу с ума.

Шесть часов спустя власти освободили меня. Убийцу поймали. Это был черкес, которого опознали все свидетели, человек, который давно поссорился с мистером Шарьяном. Турецкие полицейские мне ничего не сказали. Только англичанин принес извинения.

— Вы, кажется, путешествовали с женой? Что ж, пошлите ей телеграмму и сообщите, что прибудете следующим поездом.

Опасаясь худшего, я помчался в «Токатлиан» и обнаружил там рыдающую Эсме. Она была убеждена, что я уже мертв. Вскоре она успокоилась и развеселилась, и я смог выбрать время, чтобы наведаться в «Пера Палас». В холле я поговорил с управляющим. Миссис Корнелиус действительно оставила адрес для корреспонденции: «Почтовое отделение на главной улице Уайтчепела, Восточный Лондон, Англия». С майором Наем можно было связаться через Военное министерство на Уайтхолле. А тем временем, сказал грек, лицемерно извиняясь, мой багаж вынесли из комнаты. Они с радостью возвратят вещи, как только получат арендную плату за месяц. В чемоданах остались почти все мои чертежи, одежда и полкило кокаина. Я принес деньги из «Токатлиана» и оказался практически без гроша. Чемоданы доставили в мои апартаменты два огромных сомалийца, которые обычно исполняли обязанности вечерних швейцаров. Чаевых я им не дал.

Той ночью я продал едва ли не последние драгоценности и повел Эсме в мюзик–холл. Я отчаянно пытался снова овладеть ситуацией. Когда рядом находилась Эсме, все остальное было неважно. Миссис Корнелиус вскоре приедет в Лондон, и я смогу ей написать. Ей гораздо легче будет добиться для меня разрешения на въезд в страну. Если посмотреть на происходящее под определенным углом зрения, могло даже показаться, что мое положение улучшилось.

С другой стороны, моя баронесса, которую я встретил на следующий день, становилась все безумнее. Волнение лишало ее привлекательности. Вместо того чтобы заниматься любовью, она предпочитала обсуждать свои проблемы. Она все еще не получила вестей из Берлина, от родни своего мужа. Ее немецкие хозяева считали, что она злоупотребляет их гостеприимством. Теперь, когда исчезла Маруся, Китти требовала больше внимания. Можно ли как–то заработать денег?

Я смог придумать не слишком много пристойных вариантов. Для таких, как баронесса, открывалось мало вакансий. Сам я старался скрывать источники доходов — в конце концов, я зарабатывал ничтожно мало и работал простым механиком. Конечно, я заверил баронессу, что постараюсь ей помочь и по–прежнему надеюсь: ей удастся добраться до Италии или Франции. Она слышала, что в Турции неизбежна настоящая гражданская война. Голоса националистов звучали все громче.

Положение султана становилось угрожающим — он чересчур охотно вел дела с британцами. Англичане, со своей стороны, арестовали слишком много людей по политическим мотивам и тем самым усилили напряженность. Позиции повстанцев укреплялись. Граф Синюткин, по словам Леды, предсказывал большие проблемы. Значительная часть турецкой армии отказывалась разоружаться. Бандиты–башибузуки во внутренних районах грабили деревни и села, убивая без разбора турок, греков и армян. Вскоре нападению мог подвергнуться и сам Константинополь.

Последнее показалось мне маловероятным. Я сказал Леде, что союзники смогут легко защитить город. Весь цивилизованный мир окажет помощь в случае необходимости. Несколько бандитов не представляют угрозы. Город на протяжении столетий сопротивлялся огромным полчищам врагов. Но Леда не успокаивалась.

— Все будет в точности как в России. Разве ты не видишь, Симка? Весь мир идет по тому же ужасному пути! Именно поэтому я переживаю за тебя. Я не хочу тебя потерять.

Я от души рассмеялся. Я сказал ей, что неуязвим. Как Леонардо, я перебирался из города в город, всегда угадывая направление ветра. И неважно, в каких обстоятельствах я оказывался, — мой гений умел отыскивать преимущества.