Банк - Данилов Всеволод Семен Данилюка - Страница 33

• Предыдущая
• 33/64
• Следующая

— Что, птичку жалко? — подковырнул тогда Алексей.

— Дурак. Себя жалко, — зло огрызнулся Флоровский.

Теперь возле кинотеатра было пусто и сиро. Лишь две пожилые женщины с кокерами на поводках лениво, не в первый раз, просматривали афиши. Должно быть, скучающие домработницы.

Что-то екнуло в нем — за «высоткой», в скверике, отсеченном потоком машин, увидел он со спины Наталью — расслабленная, она сидела на одной из чугунных скамеек, вытянув ноги и с интересом разглядывая двух полощущихся в луже воробьев.

— Опять опоздал. Нет мне прощенья. — Как прежде, проскочив меж загудевшими машинами и перепрыгнув через решетку, Забелин обхватил ее сзади за плечи.

— Ты посмотри, как он за ней ухаживает. — Не оборачиваясь, Наталья прислонила щеку к его руке и чуть провела по ней. — На самом деле спасибо тебе. Когда еще вот так среди бела дня… В институте все всегда срочно, важно. Будто в горячем цеху. И не выпускаем ничего уж года с полтора, а все та же суета. А потом приходишь сюда…

— И выясняется, что ничего срочнее этого и нет, — Забелин уселся рядом. — У меня то же. Работаю до девяти, до двенадцати. Лопачу, лопачу, а меньше не становится. Хотя и в охотку. А потом в кои веки бац — и в отпуск. Так, на недельку. И через недельку, едва дождавшись, летишь в волнении — что там без меня? И видишь — все как-то и без тебя, незаменимого, движется. А если не двинулось, тоже сигнал — может, не так уж и нужно двигать?

— Значит, ощущение значимости сильно преувеличено?

— Увы, природа мудра — и все взаимозаменяемо. А так, сказать меж нами, хочется быть единственным.

— Не меняетесь вы, мальчишки.

— Понятно. Макс вовсю обаяет?

— Еще как.

— Между нами, что касается упрямства, вы друг друга стоите. Ты, конечно, стоишь насмерть?

— Боюсь, не устою. Уж больно красиво кается. Простить разве?

— И прости. Сколь, в самом деле, можно жизни бояться? И так не слишком много выдано. Все цепляешься по принципу — жить-то хочется, а жить-то не с кем. Вот и живешь с кем попало.

— Стало быть, не развелся?

— Да так. Как всегда — наполовину. Тоже скажу — обрыдло.

— Найдешь. Тебя, наверное, Максим подослал. Я тут с ним вчера немножко резковата была. Переборщила. Испугался, должно, дурачок. Бьется, ревнует ко всем, а того не понимает, что я, может, сама боюсь его потерять, едва вернув. Только вернула ли? Помнишь, как он меня раньше звал?

— Погоди-ка. Данусей, да?

— Это в «Крестоносцах» такая была героиня, вся из себя чистая-чистая. Так вот он и теперь на ту Данусю молится. Водрузил меня на какой-то пьедестал, чтоб грязь не коснулась, и все не надышится. А я-то давно не Дануся. И когда-то да поймет. И что тогда? Вот что страшно — когда в тебе не тебя любят.

— Похоже, и здесь у нас с тобой интересы совпадают. Я ведь тоже заинтересован этого фантазера — как бы это мягче сказать?.. — заземлить.

— Так он прислал?

— В этот раз нет.

— Нет? — Наталья насторожилась. — Тогда что-то и впрямь важное? То-то гляжу, ты какой-то весь из себя при значении. Что ж ты молчишь? С чем пришел, Алеша? Не молчи.

— Да не молчу я. Это я так сам себя уговариваю начать. Короче, есть у меня сведения, что Петраков скупил у сотрудников часть акций. Правда ли это?

Теперь молчала озадаченная Наталья.

— Ты, может, не в курсе, но Макс попросил меня помочь разобраться в ситуации. Вот и… помогаю. Ну, согласись, мы ж должны иметь информацию.

— Не Петраков. Институт скупил, — нехотя подтвердила она.

— То есть? И Мельгунов в курсе?

— Нет. И знаешь, что нет, раз спрашиваешь.

— Предполагаю. Но тогда кто? Почему тайком? Для чего все?

— Что все?! Да у Юрия Игнатьевича, как Макс говорит, тараканы в голове. Его от слов «рыночная экономика» трясти начинает. А делать меж тем что-то надо было. Институт просто валился. Нужны деньги — их нет.

— И Петраков в роли спасителя. Самой-то не смешно?

— Какой есть. Вы-то чистенькие да умненькие разлетелись. А он, плохонький да неказистый, уж два года тянет.

— Тянет — это точно. Да и вообще, на кой черт в постель-то к нему лезть было?! — бухнул Забелин.

Ресницы Наташи вздрогнули, и глаза начали расширяться, будто от атропина.

— Да как ты?.. — Но, приглядевшись к сконфуженному лицу Забелина, сникла. — Ну, вот и все, — пробормотала она. — За что боролись, на то и напоролись. И кто поделился?

— Считай, сам дошел.

Она промолчала, склонившись.

— Максим, он тоже?..

— Нет. Да и не должен. Согласна? Ты уж прости подлеца за бестактность. Но, как узнал, до того обидно стало. Такая гордячка была. А тут — плоскодонке какой-то.

— О! Еще один Флоровский на мою голову. Много времени утекло с тех пор. И не так лет, как событий. Ты ведь уж не застал, как это по три месяца с ребенком без копеечной зарплаты. Поначалу все диковинными ожиданиями жили, что государство встрепенется, поймет, какие мы незаменимые. Юрий Игнатьевич Чапаем по Москве летал: то в министерство, то в Академию наук. Планов-то у него громадье было. И так, видно, всех достал, что решили от нас отвязаться, — объявили об акционировании. Вроде как по просьбам трудящихся. То-то радости, то-то ликования было! Друг другу только что не «сэр». Как же — собственниками стали. А на поверку ни что это, ни что с этим делать, никто не знал. Тут Петраков и появился. Он один что-то делал. Один среди всех! Ему помощь была нужна. Да и мне — так устала — хотелось хоть к какому-то плечу прислониться.

— Прислонилась.

— Не тебе судить! — вспыхнула в ней прежняя Наталья. — Я в отличие от тебя да дружка твоего сладкоречивого никого не сдала. Ни-ко-го! Да что в самом деле? Вы-то вон, выпендрюжники, оба в этих «бабках». Как вы их там заработали — тоже, должно быть, та еще песня. Так какое у вас право брезговать мной за желание хоть какой-то резерв в этой жизни иметь? Ведь до позапрошлого года за границей не была. А тут… Египет, Анталия. Сын хоть от бронхита избавляться начал.

— А институт?! Или не знала, что Петраков твой его задарма слить готовится? Только не говори, что нет.

— Нет! Наоборот, может, потому и… сблизилась, что у него у единственного хоть какая-то идея была — собрать большой пакет акций и продать по большой цене крупной компании. Во-первых, чтобы возобновить финансирование исследований. Заплатить сотрудникам. И потом, он считал, что один крупный владелец, если уж заплатит, так станет наводить порядок. Не мы одни. Вся страна так считала. Вот и расторговались. Конечно, и сама заработать хотела.

Она смешалась.

— Ну и как, продали с выгодой?

— Я отказалась регистрировать эту сделку. Когда увидела цену, отказалась.

— И что дальше?

— Да и все, собственно. Саша… Петраков настаивает. Объясняет, что это какая-то схема, минимизация каких-то налогов. Еще что-то такое. А я… не верю уже ничему. Полагаю, поначалу он и впрямь как для всех лучше хотел. А потом то ли не смог, то ли изуверился. Да и деньги шальные закрутились… Чего разглядываешь? И мне перепадало. Такая вот Дануся получилась. Сказать — сколько?

— Скажи лучше, как вы вообще скупку ухитрились организовать в такой тайне? Что никто ничего?

— Да потому, что знать не хотели. — Наталья отвечала, но все больше погружалась в свои, пугающие ее размышления. — Мельгунову я сказала — есть возможность поощрить увольняющихся через схему залога акций. Ну, Юрий Игнатьевич — он же стратег, в детали не вникает. Считает, да и правильно, что отпущенного ему времени едва хватит на науку. В общем, махнул, как всегда, — «Комсомольцы, вперед!» — и забыл. А скупали у тех, кого сокращали. Для них это было как выходное пособие. Просто люди при увольнении получали деньги и что-то подписывали. Никто и не разбирался. А поскольку сокращали по подразделениям, то и утечки практически не было.

— Кредит взяли в «Балчуге»?

— Да, — она больше не удивлялась его осведомленности. — Я потому и не регистрирую. Кредит в полмиллиона! И вдруг — эти же акции продаем за семь тысяч. Не укладывается. Вот я и требую договор этот переделать, хотя бы чтоб долг «Балчугу» закрыть. Недавно опять поссорились.

• Предыдущая
• 33/64
• Следующая