Когда Шива уснёт (СИ) - Валерина Ирина - Страница 54

— Выпей. — И после, дублируя его мысли, добавила: — Потерпи, завтра тебе будет легче жить с этим. Не всё сразу, милый.

Он согласно кивнул. Сделал большой глоток — и поперхнулся от внезапно пришедшей мысли.

— Шааав… — из-за спазма голос звучал хрипло. — Как она… могла… с отцом — мать, в смысле?

— Откашляйся сперва, — ласково посоветовала Шав и влепила довольно увесистый шлепок между лопаток. — Знала, что спросишь. Прекрасно могла. Причём в любви и счастье — иначе бы ты не вышел таким… уникальным. Любила она его, очень любила.

Он едва не поперхнулся вторично.

— Да ну-у-у… Его — любить? За что?

— Глупый, — мягко укорила Шав и легонько щёлкнула его по макушке. Сделала несколько неслышных шагов — и села на пол прямо напротив него. — Любят не за что-то, а потому что. Потому что твой человек, до последней клеточки и вредной привычки твой, и всё тут. — Тут она задумчиво улыбнулась, и Кир ощутил мгновенный улов ревности. — Твой отец, конечно, сложный… Да, и это ещё мягко сказано. Но, во-первых, он не всегда был таким. А во-вторых, Аш меняется. Пока что он находится в темноте, но я… Я очень надеюсь, что скоро он вернётся к себе.

Пожав плечами, Кир скептически хмыкнул, однако ничего не сказал. Какая разница, что в нём нашла мать (да и Шав, похоже, тоже), если отцу всё равно нет до него никакого дела?

Шав, до этого внимательно смотревшая на Кира, отвела взгляд. Наверняка опять догадалась, о чём он думает. Лицо её стало грустным.

— Да, моё упущение… — вторя своим мыслям, сказала она. — Я уловила момент, когда ты стал отходить от отца. Но не вмешалась, не объяснила, не уравновесила. Не могла, понимаешь? Но должна была что-то придумать. Ай, — она огорчённо взмахнула рукой, — что теперь говорить, упущено время. Душа твоя к нему очерствела. Но я хочу, чтобы ты понял: твой отец — это не только то, что ты о нём знаешь. Он намного больше то, чего ты не знаешь. И он любит тебя… как может.

Кир возмущённо фыркнул:

— Вот да, всегда подозревал, что любовь именно так и выражают — через пренебрежение! Тогда лучше пусть бы не любил, может, тогда я хотя бы интересовал его!

Шав поднесла палец к его губам.

— Погоди, не шуми. Ты же совсем ничего не знаешь. Молчи и слушай, — заметив, что Кир, реагируя на её тон, скривил недовольную гримасу, добавила мягче: — Пожалуйста, выслушай меня. Всё равно без начала истории я не смогу объяснить то, что происходит сейчас.

— Ладно, валяй! Всё равно ты меня не переубедишь. — Кир сплёл руки на груди. — Если только так я смогу наконец-то узнать, с какого шеда на меня ополчился Совет, — что ж, обещаю слушать терпеливо.

Объяснение растянулось надолго. К концу оба вымотались, Кир давно чувствовал голод, но не позволял себе отвлечься, опасаясь, что Шав собьётся с мысли.

История Аш-Шера и Эви поразила его. Ещё недавно мать, являвшаяся некой абстрактной персоной, через слова Шав обрела притягательный облик и характер. Кир осознал, что хотел бы встретиться с ней, узнать её, если бы это было возможно. То, что отец оказался способен к глубоким чувствам и к совершенно не ожидаемым от него поступкам, заставило увидеть его иными глазами. Даже обида на него, так долго не дававшая покоя, заметно поубавилась. Но не прошла совсем — да и вряд ли могла: слишком уж давно трамбовалась эта почва, чтобы на ней в одночасье пробились ростки понимания и прощения. Однако горячее сочувствие к Аш-Шеру, прошедшему через психокоррекцию, вспыхнуло неожиданно для Кира — и в его свете многие поступки отца обрели объяснение.

— …в общем, только года через три после процедуры в нём стали просыпаться отрывочные воспоминания о прошлом. Точнее, даже не воспоминания — так, разрозненные картинки. — Шав очевидно устала, её глаза немного запали, но она была настроена закончить. — Аш-Шер — хороший аналитик, всегда таким был. По сути, не помня себя, но осознавая, что с ним происходит что-то неправильное, он сумел свести эти странные образы, своё очевидно агрессивное поведение и факт психокоррекции воедино.

Кир почесал переносицу, потёр глаза, пытаясь сконцентрироваться.

— Хорошо, положим, он что-то понял. Но почему же тогда не изменился и столько лет тиранил тебя и меня?

Шав грустно усмехнулась.

— Потому что защищал.

— Что-о-о?! — Кир вскочил на ноги и заходил по кабинету, гнев гнал его. — Защищал? Ничего себе защитничек! Спасибо, что не убил, да? И от кого же, позволь узнать, он нас так доблестно закрывал?

— Опять ты кипятишься, толком не вникнув. Сядь, пожалуйста, мне неудобно рассказывать, когда ты бегаешь туда-сюда. — В голосе Шав прорезались нотки раздражения.

Кир демонстративно плюхнулся в соседнее с ней кресло.

— Ну? Я слушаю!

Она сделала глоток энерготоника (было заметно, через какое усилие ей это далось) и заговорила:

— Представь ситуацию: за тобой ведут круглосуточное наблюдение, каждый твой жест, каждое слово анализируются специалистами. Зачем — неважно, достаточно того, что ты об этом знаешь. Ладно, пусть будет ради твоего же блага. В один прекрасный день ты осознаёшь, что начал меняться, и твоё прежнее поведение тебе уже не нравится. Но показать это никак нельзя, ты подставишь других людей. Что ты предпримешь?

— Хах! Да проще простого — буду вести себя так, как раньше! — Кир довольно ухмыльнулся: детское задание, тоже мне, нашла, чем озадачить!

Шав лукаво улыбнулась и ничего не ответила. В ту же секунду он всё понял сам.

— Ты хочешь сказать… Мы под наблюдением, что ли?

— Да. Под круглосуточным наблюдением с того момента, как в доме появился ты. Конечно, в последнее время оно осуществляется в автоматическом режиме, но на знаковые изменения программа наверняка настроена. Теперь понимаешь, что отца не было другого выхода? Иначе тебя отобрали бы — и не спрашивай, что с тобой могли бы сделать, я не хочу об этом думать. Аш-Шеру же наверняка светила бы вторая психокоррекция. Вряд ли после неё он остался бы разумным.

Кир ощутил ком в горле.

— Шав… Отец в курсе, что я здесь? Да? Поэтому меня до сих пор не ищут?

— Да. Он знает, что ты где-то в трущобах. Знает, что ты в относительной безопасности. Знать больше ему нельзя — не исключена вероятность, что его могут подвергнуть ментал-допросу, если возникнет хоть малейшее подозрение в его причастности к твоему побегу.

— Ничего себе… Но… Ладно, потом. Но как он позволил тебе прилететь сюда?

Шав усмехнулась:

— А я и не прилетала. Прошла через портал, который сама открыла, — и так же вернусь через… — она активировала внутренние часы, — полчаса. Аккурат к тому моменту, когда в доме появятся дознаватели. Аш как мог затягивал пребывание на инспекции — но сейчас он уже дома и наверняка отправляет заявление о твоей пропаже. Ребята-интели подчистили «картинки» за три прошедших дня, только вот дальше тянуть нельзя, подлог скоро раскроют. У твоего отца, конечно, есть свои информаторы, именно поэтому мы оказались в курсе решения закрытого заседания Совета. Однако никаких рычагов воздействия на ситуацию нет. Консерваторы слишком заинтересованы в том, чтобы тебя не стало.

Очередной, уже неизвестно какой по счёту удар не пришиб — к этому моменту происходящее воспринималось как будто сквозь слой ваты.

— Но… зачем? Зачем им устранять меня?

— Потому что ты слишком не похож. Ты обладаешь уникальными возможностями. Серые боятся уникальных. А они — серые во всех смыслах. Ты — угроза их представлениям о стабильности и мироустройстве.

Она тряхнула копной густых волос.

— Видишь ли… Дело в том, что… Помнишь, как долго и тщательно тебя обследовали после воздействия «минус-поля»? — Кир согласно кивнул. — А что назначили еженедельные контрольные обследования и от инициации отвод дали, помнишь?

Он пожал плечами, всё ещё не понимая, при чём здесь обследования.

— Ну конечно, помню. И что?

— А то, — Шав сделала паузу, — что у тебя был выявлен коэффициент Творца, аналогов которому нет и не было. Коэффициент Аш-Шера — пятнадцать единиц. Предел нормы. Ты знаешь, что может твой отец. Таких демиургов, как он, всего пятеро. У всех мальчиков, якобы не прошедших инициацию, коэффициенты превышали норму всего на несколько единиц. Этого оказывалось достаточно, чтобы выкинуть их из социума. Представляешь, шестнадцать-двадцать — и всё, в трущобы. А у тебя, — она снова прервалась, чтобы сделать глоток воды, — у тебя, Кир, сто. Сто единиц. Я не представляю, на что ты способен.