Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана - Страница 59

И соколы его — во всем под стать своему командиру. Наверняка ведь все окрестные скалы облазили, чтобы выполнить мельком высказанное пожелание.

— Наверняка какие-нибудь выжившие из ума деревенские знахари, могущие предсказать лишь смену дня и ночи? — Конан скрыл довольную усмешку под преувеличенным скепсисом. Ему нравилось подначивать образованного и утонченного главаря асгалунских разбойников — слишком уж живая и непосредственная была у того реакция.

Вот и сейчас не обманул ожиданий — взвился на дыбы, вместе со своим жеребцом, загарцевал вокруг, забегая то слева, то справа, глазами засверкал и даже словно бы ростом стал выше:

— Обижаешь, король Аквилонии! Какие знахари?! За что моих людей позоришь?! Почему думаешь, что они не могут отличить настоящего колдуна от лишенного разума горе-предсказателя, неспособного отыскать свой нос без подсказки богов?! Они три дня загоняли коней, обшарили все окрестности, добрались до самых Шартоумских рудников, но притащили лучших из лучших среди тех, кого смогли найти! Никогда у самого Шустрорукого Бела не было таких помощников, клянусь его ловкими пальцами! Ай, зря так говоришь, король Аквилонии!

Конан не выдержал и расхохотался — громко, в голос, запрокидывая голову и рождая в ущельях гулкое эхо:

— Уговорил, языкастый! Твои соколы не могли притащить падаль. Ладно, веди!

***

Колдунов было четверо.

Один молодой и очень растерянный друид, двое малопонятных стариканов в круглых укороченных шапочках вместо уже привычных кидарисов. Их ханди были грязно оранжевого цвета, и такого же цвета треугольнички украшали черные войлочные шапочки. Эти двое вяло переругивались, сидя на земле — привычно так переругивались, без огонька. Из чего Конан сделал вывод, что в паре они работают давно и надоели друг другу хуже престарелых супругов.

Четвертый стоял немного в стороне от остальных. И сразу привлекал к себе внимание.

Пожалуй, только он один из них и был достоин громкого звания колдуна — гордый и величественный, в длиннополом дорожном плаще с капюшоном, по случаю теплого дня отброшенным на спину, с дорожной котомкой, которую он даже не потрудился снять с плеча — так и стоял, словно и не замечая ее веса. Явный странствующий маг, привычный к дорожным превратностям и крутым поворотам судьбы. Он не выглядел ни растерянным, ни испуганным. Словно просто зашел в гости, а не был притащен насильно. И наверняка ведь — притащен безо всякого уважения к своему сану и достоинству.

Конан спрыгнул с коня, подошел поближе к друиду и старикам. На мага в темно-сером плаще он не смотрел. Вечернее солнце светило в спину, и черная огромная тень короля Аквилонии накрыла всю троицу.

Друид сжался и стал выглядеть совсем мальчишкой, старики заелозили на тощих ягодицах и попытались отползти, словно тяжесть конановской тени была непосильна их старческим плечам.

— Не бойтесь, здесь никто не причинит вам зла, — негромко проговорил Конан, помня о гулком эхе в ущельях и потому стараясь умерить свой подобный горному обвалу грозный рык до вполне терпимого отдаленного рокота. — А если вы не шарлатаны и докажете свое умение на деле — так еще и по двойному золотому льву получите. Каждый.

За спиной сдавленно охнул прислушивавшийся к разговору Сай. Еще бы! Он, хоть и разбойник, но прежде всего — шемит. А, значит — купец. И наверняка мгновенно произвел пересчет на привычные шемские сикли.

Двойной аквилонский лев равен десяти золотым аквилонским же кесариям. Выше него только феникс, оценивающийся в двадцать кесариев. А аквилонский кесарий в последнее время стал куда тяжеловеснее среднего шемского сикля. В меняльных лавках за него за один дают три-четыре асгалунских или пять шушанских, а на сабатейские или, допустим, саркские сикли ежели переводить — так и вообще считать замучаешься!

Двойной золотой аквилонский лев в этих краях — целое состояние. Можно богатый рудник купить. Или целую деревню рабов. Можно даже, сильно постаравшись, правда, на пару с кем-нибудь и небольшой караванчик соорудить, если склонность к этому делу и хватка имеются…

— Услуг какого рода Великий Господин желает от своих ничтожных слуг?

Вот теперь эти трое смотрели хотя и с испугом, но куда заинтересованнее. И огромная тень Конана более их уже не смущала — они даже поближе придвинулись, чтобы ни слова не пропустить, а друид так и в церемонном поклоне изогнулся.

— Не могу отвечать за своих невольных спутников, имен и достоинств коих не знаю, но счастлив сообщить Великому Господину, что сам я много ветвей преодолел на пути по стволу своего мастерства! И, хотя до вершины еще далеко, немногие могут похвастаться, что они лучше Айгуна-друида знают все корневые плетения и умеют…

— Мне все равно, кто вы такие и как вас оценивают другие, — перебил Конан чрезмерно словоохотливого юнца. — Задание же у меня такое — я хочу знать, где мои дочери. Что с ними происходит сейчас и что их ожидает в ближайшем будущем. О вознаграждении я уже говорил. Приступайте…

Мимо проехала тяжело груженая повозка. Остановилась. С нее попрыгали пристроившиеся отдохнуть пикинеры, принялись шустро и привычно возводить походный шатер. По всей долине светлячками загорались костры, где-то уже перекликались часовые — неповоротливая махина армии потихоньку останавливалась и начинала готовиться к ночевке.

Конан отошел к наполовину разгруженной повозке, присел на край, наблюдая за приступившими к своему ремеслу предсказателями.

Друид, порыскав немного, нашел кустик какой-то пыльной травки, почему-то понравившийся ему больше всех прочих, рядом растущих, таких же пыльных и невзрачных кустиков. Достал из-за пояса флягу, капнул пару капель в пыль у самых корней, потом и сам сделал глоток. Встал на колени, низко наклонился к траве, чуть ли не касаясь ее носом — показалось даже, что нюхает. И впал в задумчивость.

Старички вели себя куда более активно. Один из них сбегал к ближайшему костру и принес горящую ветку. За что тут же получил нагоняй от второго. Пламя с ветки было сбито и безжалостно затушено о землю. После чего саму ветку тщательно отряхнули от пыли и сора. И снова подожгли — но теперь уже при помощи вынутого вторым старичком из дорожной сумы непривычной формы огнива.

Понятно. Эти, стало быть, — огнепоклонники. То-то балахоны на них оранжевые и на шапках — языки пламени нашиты. На костре гадать будут. Фляга у них тоже имелась, но вряд ли кому понравилось бы из нее хлебнуть — от нескольких прицельно уроненных тягучих и маслянистых капель крохотный костерок взвился длинным языком выше человеческого роста и затрещал угрожающе. Один из старичков зашелся в дерганом хихиканье и захлопал в ладоши, второй тут же отвесил ему затрещину и заставил зачем-то дуть на и без того хорошо разгоревшееся пламя.

Четвертый маг ничего делать не стал. Не вынул из мешка хрустальный шар и связку черепов, не приказал принести черного петуха или даже барашка. Просто стоял, скрестив на груди руки и по-прежнему высокомерно глядя куда-то вдаль.

Конан не стал вмешиваться. Кто их знает, этих магов? Может, это у него как раз-таки способ гадания такой — стоять и вдаль смотреть! Не лезут умные люди в чужую таверну со своим пивом, и друидов не учат разговаривать с деревьями. Настоящего мастера учить — портить только.

Это даже хорошо, что они все так по-разному гадают. Больше вероятность успеха. Не одно, так другое сработает. Должно же хоть что-то сработать?..

Один из старичков тем временем качнулся совсем близко к костерку, что-то разглядывая в пламени. Так, что чуть не опалил свой длинный нос. Отшатнулся испуганно, замахал руками, но тут же восторженно заверещал, многократно кланяясь в сторону Конана:

— Радуйся, Великий Господин, да не забудет тебя Адонис своими милостями! Твои дочери в добром здравии! Их обеих готовят к свадьбам! Одной суждено стать супругой великого короля, который в скором времени объединит под своею могучей рукою весь Шем, да благословит его Иштар! А вторую твою дочь я видел в окружении рубинов! Целой груды рубинов! Это огненный камень, его легко разглядеть в пламени, он проясняет предсказание. Твою вторую дочь жених осыпал сказочным богатством, я видел тысячи и тысячи камней!