Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана - Страница 57

Любая, которую удостоили хоть раз, была готова на что угодно. Не за прикосновение даже — за смутную на него надежду. Повелитель одаривает редко и дает не больше, чем способна вынести жалкая человеческая плоть. Но плоть глупа, она хочет еще и еще. Вот даже и сейчас. Ничего, уже скоро. Повелитель обещал, эта маленькая слишком умненькая красотка ему понравилась…

Атенаис не проснулась.

Она смертельно устала, и потому проспала остаток дня и всю ночь. Её не тревожили, только накрыли теплым одеялом — ночи у озера были такими же холодными, как и на перевале. А вот днем стало жарко — во всяком случае, на солнце. В тени же грязноватыми оплывшими кучами лежал еще прошлогодний снег, так и не стаявший до конца за короткое горное лето. Но на солнце пекло не хуже, чем в пустыне — Атенаис, собственно, и проснулась-то от невыносимой жары, задохнувшись и вконец упрев под теплыми одеялами.

И сразу же поняла, что ей необходимо искупаться.

***

Служанка ничего не сказала, а сама Атенаис не заметила среди прочей грязи угольный рисунок у себя на лбу. А потом уже стало и вовсе поздно — она просто стерла его глиной с песком. Как и прочую грязь.

Если бы она вспомнила свой сон и рискнула бы расспросить кого-нибудь из слуг о дымной фигуре над озером, то узнала бы, что фигуры этой никто из них не видел. Да, был костер. Да, Госпожа над ним колдовала, и дым действительно был какой-то странный, не иначе как колдовской. Но — рассеялся, как и положено всякому дыму.

Но Атенаис была слишком напугана угрозой Нийнгааль, чтобы с кем-либо заговаривать. Да и смутный сон не особо её тревожил — ну, пела, ну, колдовала, так ведь на то она и жрица — Старшая Жрица! — чтобы колдовать. Сама же Атенаис дымной и странно живой тучи над озером более не видела — наяву обычные люди не видят таких вещей.

***

Нийнгааль ждала ее у входа в шатер, сидя на краю накрытого к вечерней трапезе ковра. Была она, похоже, в на редкость хорошем расположении духа — чудо из чудес! Одарила доброжелательной улыбкой и даже сделала изящной ручкой приглашающее движение — присоединяйся, мол.

Атенаис не рискнула сделать вид, что не заметила — в последние дни настроение прекрасной госпожи менялось стремительней, чем весенняя погода в горах. За ослепительно солнечной улыбкой по малейшему поводу — или даже без оного — могла немедленно последовать такая буря, что крошились в мелкую пыль и столетние камни. Человеческая плоть, конечно, иногда бывает куда прочнее таких камней, — так, во всяком случае, уверяют истории! — но проверять это утверждение сказителей на собственной шкуре Атенаис пока не хотела.

А потому присела на дальний от Верховной Жрицы край ковра, склонив голову в знак почтительности и благодарности. И даже взяла из корзинки какой-то сушеный фрукт.

Она, конечно, предпочла бы поужинать одна, и, желательно — внутри прогретого жаровнями шатра, но выбирать не приходилось. Впрочем, умостившись как следует, она поняла, что теперь, когда замерзшие ноги поджаты и полностью накрыты теплой накидкой, ей не так уж и холодно. Да и волосы за время прогулки успели высохнуть.

— А ты действительно красавица… Я не ошиблась в выборе.

Атенаис вздрогнула и подняла глаза. Верховная Жрица Деркэто смотрела на нее пристально, но по-прежнему доброжелательно. Выглядела она благодушной и удовлетворенной, и — еще одно чудо! — похоже, никуда более не спешила.

Следующие слова подтвердили возникшие у Атенаис предположения:

— Мы задержимся здесь на несколько дней — животным надо набраться сил для перехода через пустыню. Да и нам отдохнуть не мешает. Ты ешь, ешь, не стесняйся! Запеченная рыба чудо как хороша! А главное — она не сушеная. И не соленая. Свежая! Ты только попробуй — язык проглотишь! И поворота клепсидры не прошло с тех пор, как била она серебряным хвостом в прозрачных водах этого дивного озера. Очаровательное местечко, правда? Я специально велела накрывать на воздухе, надоела эта вечная затхлость внутри шатров. Да и вид отсюда красивый. Только взгляни на озеро! Какой волшебный закат!

Атенаис послушно посмотрела на озеро, хотя теперь, после восторженных излияний Нийнгааль, любоваться красочными переливами закатных отсветов над горами и на воде не было ни малейшего желания. Неожиданная и какая-то слишком активная доброжелательность Верховной жрицы начала вызывать у нее еще больший страх, чем презрение и чуть ли не откровенная ненависть последних дней. Почему-то вспомнились друиды-отступники — про них тоже старый Хальк рассказывал. Их еще травниками называли или грибными друидами. Потому что они не только вдыхали дым какой-то чудодейственной травки, но и пили специальный отвар из ядовитых грибов.

Эти грибы и травки давали отступникам небывалую силу. Дух надышавшегося или испившего отвар отделялся от тела и поднимался до самых небес, где на равных беседовал с богами, узнавая все их помыслы и чаяния.

Казалось бы — чего еще желать? Атенаис тогда прямо спросила Халька, может ли их тарантийский друид дать ей эту травку или отвар — она очень-очень хотела бы побеседовать кое-с кем из богов. А еще лучше — богинь. У них бы нашлось о чем поговорить!

Вот тогда-то Хальк и объяснил, кряхтя и вздыхая, что не все так просто было с этими травками. Не зря же сами друиды объявили своих чересчур увлеченных отварами и дымокурениями собратьев отступниками и публично срезали их имена с Великого Древа.

А дело все было в том, что чересчур рьяно соблюдающий грибные ритуалы друид через какое-то время уже не мог жить без своих ядовитых отваров и курений. Лишенный их, он впадал в неистовство, мог неделями не спать и не есть, был готов совершить любые подвиги и преступления, только чтобы добраться до вожделенного зелья. Такие друиды с голыми руками бросались на вооруженных стражников — и зачастую побеждали. Они становились подобны демонам — злые, безумные и почти неуязвимые.

Мысль, заставившая Атенаис содрогнуться под теплой накидкой, заключалась в том, что Верховная Жрица ведет себя очень похоже на то, о чем когда-то рассказывал старый свиткохранитель. Все предыдущие дни она была неутомима и зла, ничего не ела и почти не спала, с каждым поворотом клепсидры становясь все более нервной и раздражительной. В последнюю ночь, уже после перевала, она чуть ли не в голос рыдала, когда все-таки пришлось остановиться. И пинками подняла людей и животных задолго до света — первое время пришлось идти практически наощупь.

Она действительно вела себя так, как ведут себя друиды-отступники, лишенные своего зелья. А сегодня…

Сегодня она была благодушна и довольна, много говорила и восторгалась всем подряд. И — никуда уже более не торопилась.

Совсем как друид-отступник, наконец-то всласть надышавшийся дымом своей вожделенной травки и наобщавшийся со своими богами так, что больше уже и не хочется…

Может быть, та вчерашняя трава, что Нийнгааль в костер бросила, вовсе и не во сне была? Может быть — этот отступнический ритуал именно так и выглядит?

— Ты прекрасна, дитя дикого короля из далекой страны.

Нийнгааль больше не смотрела на озеро. Она на Атенаис смотрела. В упор. Со странной смесью восторга, печали и раздражения. И еще чего-то, очень похожего на ревность.

— Волосы как шелк и такая нежная кожа… Не удивительно, что Он тебя одобрил… Он был ласков со мной. Я всегда привожу ему лучших. А из тебя получится просто чудесная невеста. Самая лучшая за последние полсотни зим…

Похоже, в этот момент грусть взяла верх над переменчивым настроением Жрицы Деркэто. Атенаис отстраненно подумала, что это очень похоже на воздействие крепкого вина. Но ведь Жрица почти не пьет — так, слегка подкрашивает вином воду для вкуса, и все.

Значит, действительно, травка.