Дьявол по соседству (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 57

Мейси видела, что это больше не церковь. Не освященное место, а грязное логово порочных тварей - троглодитов, пещерных обитателей и людоедов, ходячей чумы из забытой эпохи.

От осознания того, что эти люди были не просто сумасшедшими, перепившими кретинами, а первобытными звероподобными тварями, воплощенной деградацией человеческого рода, ей стало страшно. Ибо мир захватила тьма, и те, кто охотились в ней, не искали света, и довольствовались тем, что сновали в тенях разума. Теперь эта церковь была пещерой, вольером, логовом. Те твари больше не были женщинами и мужчинами, они были просто... зверями. Бог покинул это место. Это больше не его дом. Теперь - это обитель языческого зла. Свидетельством тому служила мертвая женщина на кресте. И Мейси не сомневалась, что с регрессом, с пробуждением генетической памяти, это место кишело первобытными духами, давно забытыми темными богами плодородия и охоты. И возможно, если б она отключила свой мозг, позволив ему работать на самом низком уровне, она увидела бы их. Ползучих, косматых существ из туманного прошлого, требующих жертвоприношения, требующих плоти и крови правоверных, искупления в его чистейшем виде. Отдайте мне вашего первенца, ибо любо мне дитя малое.

Мейси огляделась, прищурившись. Главные двери были открыты, ночной ветерок вытягивал дым. Она видела дикарей, приходящих из ночи, которые что-то тащили за собой (один мужчина вел на веревке голую девушку). Какая-то пара совокуплялась на груде окровавленных шкур. Старуха, вытаскивала что-то из волос у детей и поедала найденное. Мужчина затачивал кость, делая из нее шило. Девочка-подросток вырезала бритвой у себя на теле рисунки, в то время, как другая разрисовывала себе лицо кровью из собачьего трупа, пока мальчишка срезал ножом с него шкуру. Остальные ползали по полу, копаясь в костях и мусоре, выцарапывали символы на камнях, жевали мясо или внутренности, облизывали пальцы, щупали себя и храпели в темноте.

 Господи.

Неужели люди произошли от чего-то подобного?

Вот почему человеческий род так сильно боролся за цивилизацию, за порядок. Вот почему они приняли церковь, которая была жестокой по отношению к язычеству, приняли суровые законы, чтобы наказывать тех, кто ведет себя... нецивилизованно? Так думала Мейси. Вот почему люди не приемлют такие вещи, как каннибализм, охота за головами, ритуальные убийства. Да, конечно же, это было вопросом культуры, табу. И это было табу, потому что эти вещи прятались в человеческом прошлом. Те самые вещи, из которых человек поднялся, которые искоренил, и которых боялся всем своим нутром. Ибо каждое садистское убийство, каждый каннибалистический акт были напоминанием о нашем прошлом, о том, из чего мы произошли, и во что боялись снова скатиться.

Но как такое случилось?

Как тьма прошлого смогла вернуться? Как эта мрачная генетическая память смогла поглотить цивилизованный мир и погрузить его в пучину вырождения?

Может, возвращение в первобытное состояние это естественное явление? Может, это было каким-то образом предопределено, как эпоха средневековья, последовавшая за распадом Римской империи и до наступления эпохи Возрождения вытеснившая такие вещи, как культура и образование? Может, этот внутренний зверь всегда был более активен, чем кто-то догадывался, гораздо более близок к поверхности, готовый выпрыгнуть, оскалив клыки и выпустив когти? Ибо в этом не было ничего сложного, не так ли? Зверь с его примитивными потребностями и нуждами, такими как еда и совокупление, охота и продолжение рода, живет только одним днем, чтобы удовлетворить простые побуждения агрессии, размножения и инстинктивных желаний. Этот мир стал миром дикарей и племенных народов. Было возвещено начало новой Темной Эпохи. Как будто человечество устало от бремени цивилизации, с ее прогрессом, культурой и законами, жадностью и завистью, религиозной нетерпимостью и политической коррупцией. И захотело вернуться во времена, когда все люди считались абсолютно равными, когда твой успех зависел от результата твоей последней охоты, от твоей врожденной хитрости, от детей, которых ты вырастил, от оружия, которое ты сделал своими собственными руками. Да, зов дикой природы, атавистическое стремление в каждом мужчине, женщине и ребенке вернуться в эпоху фундаментальной простоты, когда огонь, который жарил ваше мясо и обогревал вашу пещеру, еще и освещал ваш мир.

 Закон джунглей.

 Естественный отбор.

 Дарвинизм в простейшем виде.

Вот о чем думала Мейси. Она всегда имела интеллектуальный склад ума и гордилась этим. Любой тупоголовый идиот мог забить гол на поле, и любая телка могла прыгать и подбадривать, но думать, правильно думать, это был дар, требующий умственных способностей, дисциплины и мотивации. И осознавая это, осознавая, что она все еще интеллектуал, Мейси понимала, что она в полной заднице.

В этом новом мире тьмы не будет места для людей думающих.

Она посмотрела вниз. Делать больше было нечего. Дым немного рассеялся, и она пожалела, что это произошло. Ее взору предстали вещи, которые она не хотела лицезреть. Ибо над костром на треножнике, сделанном из палаточных шестов, закрепленных в вершине изолентой, висело тело мальчишки. Он коптился, и, судя по запаху - тошнотворному смраду горелого мяса - готовился уже довольно давно.

Мейси стала извиваться.

Ужасы были повсюду. Она уже всякого насмотрелась, ее унижали, били, над ней измывались, но на такое она смотреть не могла... ребенок, готовящийся на костре.

Но то, что случилось потом, было гораздо хуже.

К костру подошли мужчина и женщина. У женщины в руках было ведро, а мужчина держал нож. Он ткнул труп мальчика ножом, заставив тот медленно и зловеще раскачиваться взад-вперед. Плоть мальчика местами обуглилась, вздутый живот был розовато-желтого цвета и поблескивал, как у жареного поросенка. Мужчина воткнул в него нож, и в костер с шипением побежал сок. Мужчина принялся отрезать от трупа куски мяса и кидать их толпе. Затем отсек гениталии мальчишки и бросил их в ведро. Потом принялся осторожно срезать кожу с живота и груди, пока она не отошла одним цельным куском, который он сдернул рывком.

Собравшиеся вокруг него дикари, чьи маслянистые лица поблескивали в грязном свете костра, едва сдерживали себя.

Решительным ударом он вогнал нож чуть ниже пупка и сделал разрез до самого горла. Стал извлекать желудок, печень, почки и кишки. Это заняло какое-то время. Пока он делал это, остальные ели, жевали плоть, лица у них были вымазаны кровью и жиром. Внутренности отправились в ведро. С помощью ручки ножа он стал проламывать мальчишке ребра, колотил ею, пока кости не поддались. Голыми руками отломил ребра и отбросил в сторону. Разрезал легкие, отогнул их и отсек сердечную мышцу. Она тоже отправилась в ведро.

 Толпа дикарей ревела и визжала от восторга.

Мейси не хотела смотреть, но не могла удержаться. Она перевела взгляд на связанных мужчину и трех женщин. Одна женщина смотрела на нее, как и раньше. Во рту у нее, как и у других, был кляп, поэтому она не кричала. Но судя по ее широко раскрытым, полным слез глазам, она хотела это сделать.

Мужчина отрезал труп мальчика от треножника и бросил на пол. С помощью тесака отрубил ему ноги, затем руки. Дикари набросились на них, дрались, кусались и царапались. Головой он не стал делиться. Он принялся рубить ее, пока не раскроил череп, затем снял скальп, извлек осколки костей, отломил их, как крабьи лапки. Перерезал мембрану и вытащил мозг. Теперь вокруг него собрались несколько женщин, и он с радостью с ними поделился. Они сели полукругом, стали окунать в череп свои узловатые пальцы и вычерпывать кусочки мозга. Поедали их с легким изяществом, посасывая и разжевывая зубами до состояния кашицы.

Тем временем, женщина с ведром разделила внутренности, быстро насадила их на прутья и поставила жариться над костром. Кровь и жир капали с них, шипя на углях.

Мейси увидела сердце, пронзенное прутом, и отвернулась.