Ты пойдешь со мной? (СИ) - "KesSaly" - Страница 35

Меня словно ошпарило кипятком. Он же может быть здесь! Он должен быть здесь! Я чуть не подскочила, а может и подскочила, потому как, не помня себя от волнения, заелозила задом по креслу, а взглядом по комнате. Словно детектором, я просматривала каждого. Благо, круглый стол и сидящие друг за другом гости это позволяли, но их было так много, что в глазах у меня зарябило уже после третьего десятка. Пару раз мне казалось, что я видела его лицо, но присматриваясь, понимала, что это всего лишь мираж. Я сбивалась, начинала заново, и снова видела едва уловимое сходство в любом, совершенно непохожем на него, лице. Я злилась, я нервничала. За последние дни я еще ни разу не давала волю своей надежде, и сейчас она, ощутив свою власть, распоясалась не на шутку.

- Друзья! - прогремело над моим правым ухом. - Хочу пожелать Вам чудесной ночи и обещаю приложить все усилия, чтобы она стала таковой. Не будем затягивать со вступлением. Поехали!

И тут грохнуло, бахнуло, погас свет, и вспыхнули яркие огни, заискрились фейерверки, зажигались и гасли огоньки-светлячки на стенах, и в зал ввалились циркачи. Они были в ярких, пламенно-желтых и огненно-красных костюмах, и у каждого были свои аксессуары - мячи - большие и маленькие, обручи, факелы, булавы. Кто-то ехал на одноколесном велосипеде, кто-то спускался с потолка на подвесных качелях, кто-то появился, стоя на плечах огромных мужчин, размером с хороший шкаф. Публика взорвалась аплодисментами, и артисты сразу же вошли в роли, исполняя сложнейшие трюки, от которых кружилась голова, и становилось боязно за их здоровье. Они сменяли друг друга, плавно перенося зрителя из одного номера в другой. В суматохе и полумраке, среди мелькающих лиц и тел, стало совершенно невозможно кого бы то ни было отыскать, и я с досадой уставилась на бокал с вином. Артисты и их трюки поистине были замечательны, но для меня не шли ни в какое сравнение с возможностью снова увидеть Влада, и в громыхании аплодисментов, восторженных возгласов, оглушающей музыки я была единственной, кто был готов расплакаться. Увидел ли Граф это на моем лице, или просто почуял мое отчаянье, но он посмотрел на меня. Я была так поглощена собственными мыслями, что не замечала, как он внимательно разглядывал мое лицо. Зато все это прекрасно видела Ирма, которая, в обычной для себя манере, окрикнула нас обоих.

- Прекрасное вино! Предлагаю тост за сегодняшнюю ночь.

Грубо вырванная из собственных мыслей, я от неожиданности дернулась. Граф, делая вид, что ничего не происходит, поднял бокал вслед за Ирмой. В эту самую минуту закончилось представление циркачей и они, улыбаясь и раскланиваясь, скрылись из виду под шум аплодисментов. Наши поднятые бокалы послужили примером для всех, и в следующую секунду все присутствующие сидели с бокалами в руках, поднимая их в ожидании тоста. Мужчина в темном фраке, сидевший рядом с Ирмой поднялся и громким басом заговорил.

- Дорогой Граф, - начал он, - Словами не передать, как много ты сделал для всех тех, кто сейчас находится в этом зале, - по толпе пробежал рокот одобрения. Я подняла глаза и посмотрела на людей. Все они улыбались и смотрели на Графа с искренней, неподдельной любовью, так, словно каждый из них считал его своим самым близким другом. Сложно передать словами, как это кардинально отличалось от моих собственных ощущений. Я быстро бросила взгляд на Графа в надеже на то, что в его кресле каким-то волшебным образом окажется совершенно другой человек, которого я не знала и относилась к нему предвзято и совершенно незаслуженно считала редкостным эгоистом. Но нет. Все та же самовлюбленная мартышка, которой, по счастливой случайности, досталась удивительная генетическая красота, а по недосмотру - волшебная палочка. А мужчина снова продолжил, - Все мы знаем, что в безвыходной ситуации ты -  единственный, кто может помочь. Моя семья... - тут голос его дрогнул. Он попытался взять в себя в руки. Повернулся и нежно посмотрел на совсем еще молоденького мальчишку лет десяти, который сидел рядом и был похож на него, как две капли воды. Я увидела, как мужчина борется со слезами, усилием воли заставляя себя успокоиться, и когда ему это удалось, он снова повернулся к Графу и голосом намного тише, чем говорил до этого, сказал, - Нет смысла в красивых речах, потому что все здесь прекрасно знают друг друга и стыдиться тут нечего. Я просто скажу то, что мы оба знаем. Если бы не ты, моего  мальчика сейчас здесь не было бы. Я никогда не устану благодарить тебя. Я каждый день молю за тебя Всевышнего. Я - твой должник до конца своих дней, - мужчина поднял бокал и залпом осушил его. Зал разразился аплодисментами, которые не стихали еще долгое время. Граф не улыбался и не строил самодовольную гримасу. Он смотрел на того самого мальчишку и о чем-то думал, пока Ирма тихонечко не ткнула его локтем в бок. Тут он очнулся, улыбнулся и выпил со всеми. Я же, на всякий случай, еще раз окинула его взглядом. По-прежнему ничего не изменилось. В голове моей совершенно не укладывались, как два разных человека, судя по всему, совершенно мирно уживались в одном человеке. Далее слово взяла женщина, чей дом и вся скотина уцелели благодаря усилиям Графа. Она со слезами на глазах благодарила его за то, что в ту старшую пору она и ее дети не умерли с голоду и остались с крышей над головой. Потом была молоденькая девушка не старше двадцати, которая, краснея и сбиваясь с нужных слов, благодарила его за то, что он сделал для нее. Чем "это" было, девушка не сказала, но садилась она уже красная, как помидор. Я посмотрела на Ирму, которая словно слышала, о чем я думаю, тут же обернулась на меня. Я скептически изогнула бровь и всем своим видом спросила, что "такого" мог сделать Граф для молодой симпатичной девочки? Ирма мой недвусмысленный намек уловила, и закатила глаза всем своим лицом показывая, что я безнадежная пошлячка. Она взяла салфетку, отыскала в сумочке помаду и как можно мельче, но разборчивее написала: "Прыщи".

- Не прыщи, а язвы. - очень тихо сказал Граф, совершенно бестактно, вмешиваясь в нашу безмолвную беседу. - У нее все тело было покрыто незаживающими язвами. Подарок от местной ведьмы. Лера, вижу, вы все еще сомневаетесь в моих способностях?

- Только в Вашем воспитании.

Он хмыкнул, но ничего не сказал.

- Неужели Вам не кажется, что это уже слишком? - спросила я.

- Вы о чем? - удивился Граф.

- Я об этом празднике Вашего Эго. Нигде не натирает Вам ваша популярность?

- Нисколечко. - засмеялся он. - Кроме того, это не моя идея.

- Охотно верю.

Тут вмешалась Ирма.

- Зайчик, ты даже не представляешь, сколько раз мы просили обойтись без благодарственных речей. Ведь это повторяется каждый год. Но сколько бы мы ни старались, все равно все приходит к этому. Мы всячески пытались этого избегать, пока однажды один из гостей, вон тот мужчина, что с бакенбардами, видишь? Так вот он объяснил мне, что это нужно не Графу, а им самим. Возможность быть благодарным и выражать свою благодарность. Это помогает им помнить, что есть важно, а что - нет. Понимаешь?

- Нет.

- Со временем ты поймешь.

Сколько раз я слышала от Ирмы эти слова. Представляю себе, как приходит "то самое время" и мне разом открываются все тайны бытия.

А потом застолье потекло само по себе с легкостью и весельем. Абсолютно все, кто сидел за столом, поднимали бокалы в честь хозяина замка, и у каждого была своя история. И хоть на глазах у каждого выступали слезы, гости были счастливы. То была нежная грусть, она не рвала душу и легко забывалась после выпитого до дна бокала. Люди за столом разговаривали, смеялись, рассказывали друг другу что-то, удивлялись, и снова смеялись. Вино лилось рекой, речь не замолкала ни на секунду, еда пропадала и снова появлялась на столах сама по себе. Ни одного официанта. Тяжелые подносы, грязная посуда, мусор - все улетало и прилетало, исчезало и появлялось само собой. А всю прислугу, что была в замке, я видела за этим же столом, вперемешку с гостями. Они были такой же неотъемлемой частью этой компании, что и все остальные, и никто не чувствовал себя лишним. Анечку, что сегодня утром носилась по замку со стопками полотенец, я увидела, сидящей рядом с каким-то молоденьким, черноволосым парнем, чуть старше ее самой, и она так отчаянно флиртовала, что краснела и бледнела как напуганная каракатица.