Keep my heart captive, set me free (ЛП) - "The Queen of Rose" - Страница 74

- Курт, что случилось? – он пересек пространство комнаты между ними тремя длинными шагами, пока его саб не был окружен его безопасными объятьями, его лицо не зарылось ему в шею, а спина не выгнулась от мягкого прикосновения руки Блейна.

- Я не знаю…я просто…я просто боюсь Далтона и людей, которые там будут, - признался он, понимая, что честность – это наилучший способ показать чувства, которые он испытывал на данный момент.

- Почему? – спросил Блейн, потянув его за руку и подводя их к огромному мягкому креслу в углу комнаты, чтобы сесть в него.

Курт помолчал, пытаясь придумать наилучший способ объясниться.

- Взрослея, я всегда думал, что одежда имеет большое значение. Когда я смотрел на людей в МакКинли, я мог сказать, у кого была лучшая работа и чьи родители имели больше денег. Не пойми меня неправильно, мы все были бедны, но, видимо, есть много разных стадий бедности, начиная от учеников, которые приходили в школу без пальто, посиневшие от холода, тех, у кого была одежда, но она была рваная, слишком маленькая и не подлежащая ремонту, и тех, у кого были вещи, которые хорошо на них сидели и прилично выглядели. Это было адом. Ученики дразнились, выбирая самых бедных детей, скорее всего для того, чтобы почувствовать себя лучше. Они издевались над ними за то, как мало они имели, и на следующий день ребенок приходил в школу все в той же рваной одежде, потому что у него не было ничего лучшего, и я думал…я думал, насколько было бы легче, если бы могли выглядеть одинаково, носить то же самое. Тогда никто не смог бы сказать, кто имеет больше денег, и никто бы не дразнился, - открылся Курт, со слезой, ползущей по его щеке, и Блейн ахнул, ужасаясь, что всего в паре часов езды от места, где он спал на шелке и атласе, были дети, которые ходили в школу в вещах, которые были немного лучше, чем тряпье, и мерзли.

Он подумал об одежде, которую носил Курт, когда он с ним встретился, и решил, что он должен был быть где-то в середине, потому что хотя его вещи хорошо сохранились и были ухоженными, его рукава были слишком короткими, а ботинки на несколько размеров больше, чем нужно. Он надеялся, что этого было достаточно, чтобы уберечь его от издевательств в то время, но теперь у него была форма. Они все выглядели одинаково.

- Так что же тебя так напугало? Дресс-код в Далтоне один для всех, - сказал Блейн и нахмурился от унылого смеха Курта.

- Существует разница между тем, что я ношу и как я в этом смотрюсь, - сказал Курт, и указал на форму Блейна, которая отличалась от его собственной только цветом галстука, у Курта он был красным в темную полоску, у Блейна просто красным.

- Что ты имеешь в виду? – спросил Блейн, с недоумением глядя на Курта, который выглядел абсолютно восхитительно в черно-красной одежде, демонстрируя такое изящество и стиль, которого не могли добиться некоторые его одноклассники после нескольких лет обучения и вращения в кругах высшего общества.

- Я могу носить ту же самую одежду, что и все, но они все равно будут знать кто я и откуда я родом. Они будут знать, что мне там не место. Я думал, что форма поможет мне вписаться, но она произведет прямо противоположный эффект. Я не должен это носить. Я даже не должен находиться там, и они будут знать, что я принадлежу ко второму сорту, как только на меня посмотрят, - шептал он, признавая поражение, и глаза Блейна расширились от его исповеди.

Курт вписывался туда гораздо лучше, чем толпа идиотов, гарцующих по Далтону без крупицы мозгов в своих толстых черепах. Они расхаживали вокруг в своих формах, думая, что они принадлежали этому миру только потому, что их папа был генеральным директором международной компании или известным актером.

Ни один из них и в подметки Курту не годился, и Блейн хотел убедиться, что он об этом знал, поэтому Дом положил руку под подбородок своего саба и мягко повернул его голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

- Послушай меня. Ты…Курт, ты – это все. Ты умный, красивый, стильный, изящный и элегантный, и многие сабы из Далтона никогда этого не достигнут, несмотря на все деньги, которые тратят их родители, чтобы сделать их такими. А те из них, которым удается выглядеть подобным образом, искусственно обучены и запрограммированы до такой степени, что все они выглядят, словно роботы. Так что, да…ты будешь выделяться, в форме или нет, ты будешь выглядеть по-другому. Но это будет потому, что ты лучше, чем кто-либо другой. Все в тебе настоящее и естественное, и они могут только надеяться, что когда-нибудь будут выглядеть, как ты…говорить, как ты и двигаться, как ты. Курт, ты волшебный. И все они будут видеть это. Прими это. Гордись этим. Ты будешь всегда на десять шагов впереди них, - сказал Блейн, стирая слезы, сбегающие вниз по бледным щекам, и улыбаясь своему красивому мальчику.

- Каким образом ты всегда знаешь, что сказать? – усмехнулся Курт со смехом сквозь слезы, и Блейн пожал плечами, подразнивая его.

- Я удивителен в этом. И это моя работа, как твоего Дома, всегда быть уверенным, что тебе хорошо и ты счастлив, - закончил он более серьезно, и Курт поднял дрожащую руку, чтобы пропустить через кончики своих пальцев его уложенные гелем завитки.

- Я думаю, что наконец-то начинаю видеть это, - признался он, проводя теми же дрожащими пальцами по уху и челюсти Блейна, и этот жест ощущался настолько интимно, что у Курта перехватило дыхание.

- Видеть что? – Блейн подавился воздухом, когда эти легкие, как перышко, касания прожигали огненный след на его коже.

- Что все мои представления о связи были неправильными. Что я могу быть…нет…что я буду счастлив с тобой, - сказал он, и на этот раз Блейн был тем, кто не смог остановить свои слезы, которые падали вниз и терялись в мягкой ткани его пиджака. Его должно было удивлять то количество слез, которое он пролил с тех пор, как заявил права на Курта. От счастья, грусти, разочарования. Но он не был. Все, что было связано с Куртом, возрастало до точки, где интенсивность становилась практически невыносимой, и пока он не имел постоянной склонности к слезам, будучи Домом, он не считал их слабостью. Он знал, что другие Домы думали именно так, но Блейн был полностью честен с самими собой и с тем, как он выражал свои эмоции.

- Боже, Курт, ты не имеешь ни малейшего представления о том, как здорово это слышать. Я обещаю тебе, прекрасный, все, что я делаю, будет направлено на то, чтобы ты чувствовал себя подобным образом. Чтобы ты чувствовал себя счастливым от того, что ты мой, - сказал он, и Курт кивнул, застенчиво закусывая губу и обдумывая следующий шаг в течение секунды, прежде чем сделать глубокий вдох, наклониться и коснуться своими дрожащими губами губ Блейна, целуя его так легко, так осторожно и так робко, но все же довольно ощутимо, чтобы заставить Блейна на долю секунды потерять голову, прежде чем это чувство исчезло, и Курт, краснея, глядя в сторону и нервно заламывая пальцы, готов уже был прошептать губами извинение.

- Я…

- Нет…не извиняйся. Пожалуйста, просто не делай этого, потому что это звучит, словно ты извиняешься за то, что целуешь меня, в то время как мое сердце близко к тому, чтобы выпрыгнуть из груди от счастья.

- Я…но…я думал, - начал в замешательстве Курт, убежденный, что он сделал что-то неправильное, когда инициировал поцелуй, но на тот момент он не мог от этого удержаться. Что-то крепко схватило его и отказывалось отпускать, пока он не поддался желанию, кипящему под его кожей.

Но получалось, он не должен был ждать Блейна, чтобы сделать это? Разве он не должен был оставаться пассивным и позволять Блейну получать удовольствие так, как он считает нужным? Это было тем, чему их учили в школе, и что глубоко укоренилось в нем, хотя часть его отрицала это, будучи уверенной, что Блейн не хотел бы ничего подобного. Хотя ему трудно было разобраться, где лежат пределы, когда они активно не обсуждали интимную близость, не считая того, что Блейн пообещал, что не будет на него давить…и он ему верил, но он просто не знал, где лежали другие границы.