Безумие в моей крови (СИ) - Морская Лара - Страница 40

За время своего изгнания Лия и Зор полюбили друг друга, и я замечала их нежные взгляды и прикосновения и надеялась, что однажды такое случится со мной и Ридом. Наша островная жизнь проходила в спокойствии и тихой радости ежедневных мелочей, как будто кто-то внезапно остановил летящую на полной скорости карету. Меня тряхнуло, перевернуло, а потом все вокруг замерло в ожидающей тишине.

Иногда меня одолевала паника: вдруг друаты найдут нас? Каким будет наше наказание? Не выдержав, я поделилась своими страхами с Антонио, и он попытался меня успокоить.

— Друаты — хранители живых земель, им не место на Кавидии.

— А вдруг Трой пришлет за нами стражу?

— Такое возможно, — неохотно согласился Антонио. — Но этот остров защищен от вторжения.

Все это время, пока я сомневалась в нем, Рид готовился к войне. Вокруг острова замкнули периметр, который оповещал Антонио о приближении непрошенных гостей. Садовник показал мне браслет, который носил на запястье.

— Периметр расположен в нескольких милях от острова, так что, если к нам пожалует стража, то мы узнаем об этом заранее и успеем добраться до Кавидии на лодке. А уж там нас никто не найдет. Стражники туда не полезут, им даже высадиться не дадут! Мы проверяем периметр раз в неделю, когда его пересекает торговое судно.

Хотя мысль о том, что я стала разыскиваемой беглянкой, не радовала меня, слова Антонио облегчили мою тревогу.

— Похоже, что Рид позаботился обо всем, — благодарно заметила я. — Если бы я могла хоть чем-то ему помочь. Надеюсь, что друаты не добрались до него. — Я заметила, что Антонио избегал моего взгляда, и мое сердце сделало кувырок. — Вы что-то знаете? Что они сделали с Ридом?

Меня испугала грусть на лице Антонио. Я знала, что после моего исчезновения подозрение сразу упадет на Рида, и под удар может попасть и его семья. Я боялась представить, что с ними сделают друаты. Ах, если бы Рид убежал вместе с нами.

— Нет, я не знаю о том, что случилось с Ридом, — признался Антонио. — У меня нет никаких связей с Лиивитой. Этот побег был устроен для вас, Вивиан, только для вас. Я не стал бы надеяться на остальное.

— Антонио, если Рид пожертвовал собой, чтобы оторвать меня от живой земли, я этого не вынесу.

Антонио не возразил, не бросился ко мне с заверениями, что Риду ничто не грозит.

— Если он сможет, то приедет. Но сделайте милость, перестаньте вспоминать Лиивиту и тех, кто остался на ней. Чем скорее вы забудете ее, тем будет лучше для всех.

Я пообещала Антонио, что постараюсь, но сомневалась, что у меня получится. В первые дни я не думала почти ни о чем и только наслаждалась бесшумным покоем своих мыслей и жаркой тишиной острова. Но потом воспоминания пробились в мое сознание и испортили мой безмятежный рай. Засыпая, я видела перед собой лицо Троя. Презрительное, осуждающее лицо. И тогда сон покидал меня, и я сидела в душной темноте, пропитанной запахом смолы и раскаяния, и думала о Лиивите. Как они объяснили мое исчезновение народу? Кто теперь правит моей землей? Кто спорит с друатами о спасении моих людей? Я пыталась запретить себе об этом думать, но жесткий взгляд друата преследовал меня даже ночью. А иногда меня одолевали воспоминания о том, как он обнимал меня тогда, над Лиивитой, в сиреневом тумане живой земли. Как же мне хотелось снова почувствовать эту нежность, но чтобы в этот раз это была не забота о жертвенной королеве, а любовь к женщине. Зная, что это невозможно, я полагалась на то, что эти сны развеются, как только я открою глаза.

А когда я открывала глаза, то думала о Риде. Я хотела, чтобы он приехал как можно скорее. Может, тогда в моей жизни появился бы хоть какой-то смысл, какое-то разнообразие. Если сначала я волновалась, что не смогу любить его по-настоящему, то через несколько дней после прибытия упрямство и тревога вытеснили эти мысли. Я допрашивала слуг по нескольку раз в день. Лия и Зор получили указания через Антонио и поэтому не знали о планах Рида, но я отказывалась им верить. Мой главный спаситель, Антонио, скорее всего, знал, что случилось с Ридом, но не хотел меня расстраивать, поэтому я не отставала от него.

— Вы, наверное, очень его любите, если так ждете, — с мечтательной улыбкой сказала Лия.

— Наверное, — с сомнением ответила я. — Он же пошел ради меня на такую жертву. Я боюсь, что его поймали и наказали или… — Я замялась, запрещая себе представлять, как Лиивита избавилась от него в отместку за мой побег. — Я навсегда останусь ему благодарна и буду любить его столько, сколько потребуется.

— Вы уж меня извините, госпожа, — не сдержалась Лия, — но это не похоже на слова любви.

— Некоторые слова любви сами на себя не похожи. — Эта заковыристая фраза озадачила нас обеих, и какое-то время мы молча смотрели в окно.

Меня переполняла горячая, щемящая благодарность, и я не сомневалась, что смогу превратить ее в любовь. Любовь к мужчине, который вырвал мой разум из цепкой хватки Лиивиты и друатов. А теперь ему предстояло помочь мне еще раз, чтобы я смогла найти хоть какой-то смысл в моей новой жизни.

Мне потребовалось всего шесть недель, чтобы возненавидеть свой новоприобретенный рай.

О, как я это скрывала! Какая это изысканная боль — лгать людям, которые рисковали всем, чтобы тебя спасти. Каждое утро, когда я выходила из спальни, они заглядывали мне в глаза, ища в них радость предвкушения еще одного дня свободы. "Смотри, как она расцвела, — переговаривались они. — Бедняжка такого натерпелась. Но теперь у нее будет все, что она захочет".

Я научилась изображать нужную им радость. Я сверкала глазами, растягивала губы в улыбке и спешила на утреннюю прогулку, чтобы остаться в одиночестве.

То, что сначала казалось мне необычным и очаровательным, начало раздражать. Запах смолы навязчиво преследовал меня, песок сушил ступни, перекрашивая их в мертвенно серый цвет. Сосновые лапы не пропускали меня, цепляясь за одежду, кора царапала кожу. Земля не поддавалась обработке, она проседала под ногами, превращаясь в безжизненный песок. Горизонт был неизменно синим, как будто наспех нарисованным неопытным художником. Это была чужая земля. Как мать, разлученная с ребенком, я болела памятью о живой земле. Я, беглая королева, которая изо всех сил боролась с Лиивитой, теперь скучала о моем предназначении. Мучительное и сложное, но все-таки мое, моя жизнь, моя обязанность и честь. Ноющая, навязчивая боль разлуки поедала меня. Можно ли любить землю, которая причинила мне столько страданий? Оказалось, что да, можно, эта любовь тайно жила во мне все это время, и у нее было лицо друата.

Душевная боль — странная вещь. Она ощущается в самых неожиданных местах, ползет по твоему телу, пробуждая среди ночи и заставляя прислушиваться к своему протяжному вою. И каждый раз ты понимаешь одно и то же: эта боль всегда ведет тебя к одному и тому же человеку. Друату.

Оставалось полагаться только на одно: на эрозию памяти. Все забывается, и я закрывала глаза, заставляя себя чувствовать, как блекнут воспоминания. Первыми растворяются прикосновения. Пытаешься вспомнить мягкость его пальцев, но память выдает пустоту. Следующими искажаются черты его лица. Какой формы его глаза? Уже не уверена, все видится в какой-то дымке. Последним забывается голос, его обволакивающее тепло. В конце остается только тень. Она не причиняет боли, но оседает на твоих буднях, превращая их в безболезненную серость.

Но нет, я всего лишь обманывала себя: я помнила все до самых мелочей.

Слуги внимательно следили за мной и задавали вопросы, которые заставляли меня с силой сжимать зубы: "Вивиан, вы счастливы? Вы рады вашей свободе? Как вы себя чувствуете?"

Однажды я не выдержала и призналась им, что скучаю о Лиивите и хочу, чтобы они вернули меня обратно. Реакция Антонио изумила меня, в нем не было ни сочувствия, ни понимания. Грозно сдвинув брови, он сгруппировался, как будто готовился к нападению.

— Ни за что, Вивиан. Пока я жив, вы не будете больше страдать, обещаю вам. Лиивита будет тянуть вас обратно, но вы должны противиться этому. Мы вам поможем. Если потребуется, мы запрем вас в доме, чтобы вы не поддались зову Лиивиты. Поверьте, со временем вы перестанете его слышать.