Избранник из мечты [Невеста сердится] - Дайер Дебра - Страница 24

• Предыдущая
• 24/78
• Следующая

Он посмотрел на свою противницу.

Свои роскошные волосы Эмилия собрала в узел на затылке, лишь два мерцающих локона падали ей на плечи и казались особенно красивыми на фоне ее белой кожи.

Он украдкой посмотрел на девушку, погрузившуюся в раздумья. Она рассеянно наматывала на палец непокорную прядь, хмурилась, размышляя над следующим ходом. У Саймона защемило в груди. Как легко привыкнуть к тому, что каждый вечер и каждую ночь Эмилия будет рядом. Как легко забыть о том, что привело его сюда, к этим людям. Как опасно отдаваться на волю этих чувств!

Человек в его положении не мог стать привлекательным для такой женщины. Нравится ему или нет, но они с Эмилией Мейтленд враги. Саймон поежился, словно от холодного ветра. Стоило реально взглянуть на вещи, и все обаяние вечера в кругу семьи Мейтлендов пропадало без следа. Возможно, именно он и разрушит их семейный очаг.

Эмилия передвинула своего коня, но не убрала пальцы от фигуры, пока не убедилась, что сделала хороший ход. Она откинулась на спинку и с улыбкой произнесла:

— Шах!

Саймон бросил короткий взгляд на доску, затем посмотрел на свою улыбающуюся противницу.

— Вы уверены, что хотели сделать именно этот ход?

Девушка кивнула:

— Конечно.

Выдержав паузу, Саймон поставил своего ферзя рядом с вражеским королем и с некоторым сожалением в голосе сказал:

— Тогда вам мат.

— О! — Эмилия наклонилась вперед, недоуменно взглянула на фигуры и воскликнула:

— Я не заметила вашу фигуру! Он усмехнулся:

— Очевидно, так.

— Я знала, что он выиграет! — радостно захлопала в ладоши Джейн.

— Вы самый лучший шахматист во всем мире! — произнесла Оливия, восхищенно глядя на человека, сумевшего победить непобедимую сестру.

А Саймон почувствовал страшную тяжесть в груди. Ощущение вины стало просто невыносимым. Нет, он служит Англии, и только родная страна ему дорога. А не эта маленькая девочка, которая смотрит на него, как на героя. И конечно, не эта прекрасная женщина, способная перевернуть всю его душу, если он не будет осторожен. Вернее всего для него будет держаться подальше от этой семьи.

Эмилия посмотрела на него и прищурилась, как тигрица, собирающаяся выпустить когти.

— Вы не хотите сыграть снова?

— Для меня это будет большим удовольствием, моя госпожа. — Саймон был сама любезность. Он выстроил свои фигуры на поле битвы и приготовился к защите.

Саймон стоял у окна в офисе Хью Мейтленда в Бристоле. Конторы «Мейтленд Энтерпрайз» размещались в трехэтажном деревянном здании на набережной. Завод по производству сахара-рафинада, медеплавильный, стекольный и мыловаренный заводы располагались бок о бок с судоверфями и магазинами — деревянными строениями, поднимавшимися на два-три этажа над серой портовой водой.

Саймон рассеянно скользил взглядом по частоколу мачт, внимательно прислушиваясь к разговору, который вели трое мужчин у него за спиной.

— Если нам не удастся получить морскую охрану, корабли, готовые к отправке в Индию, будут в опасности.

Хью Мейтленд побарабанил пальцами по столу, подчеркивая важность сказанного. А Саймон сдосадой поймал себя на том, что, вместо участия в беседе, постоянно возвращается мыслями к своей рыжеволосой леди.

Эмилия разговаривала во сне. Не каждую ночь, но один или два раза, с тех пор как он разместился в ее комнате, Саймон слышал ее нежное бормотание, состоявшее из бессвязных слов, которые имели смысл только в ее снах.

Какие мечты пробуждались в этой девушке, когда она закрывала глаза? Были ли они так же невинны, как и сама спящая Эмилия? Он отдал бы жизнь, чтобы разделить с нею ее сны и скрыться от кошмаров, преследовавших по ночам его самого.

— На прошлой неделе компания «Тарред» потеряла два судна. Американские каперы, — откуда-то донесся голос Мейтленда.

Саймон сделал еще одну попытку сосредоточиться, но вновь безуспешно. Где-то далеко, из трубы какой-то мануфактуры, поднимались клубы дыма, и теплый летний ветерок доносил его запах сюда. Но Саймону казалось, что пахнет лавандой. Он ложился спать, вдыхая аромат этих цветов, а просыпаясь, первое, что он ощущал, — это их свежее благоухание.

Комната Эмилии походила на лавандовое поле. Букеты были расставлены в фарфоровых вазах повсюду — на столах, подоконниках, во всех углах.

И вновь нахлынули воспоминания. Нежное тело Эмилии, трепетно дрожащее в его объятиях. Ее затуманенные страстные глаза. Ее бледная грудь, волновавшаяся при каждом ее вдохе.

Ее влажные соски, напрягающиеся, когда он прикасался к ним языком.

Последние несколько дней Саймон старался держаться от нее подальше, но не мог удалиться от этой прекрасной тигрицы, чтобы забыть ее.

Он ложился в постель и ждал ее. Просыпался и снова ждал. В своих снах он держал ее в объятиях. В мечтах он сотни раз занимался с нею любовью. Сны не давали облегчения — желание обладать этой женщиной только возрастало.

Саймон глубоко вздохнул и вновь почувствовал едкий запах дыма. Надо как можно скорее прекратить думать об этой женщине. Нельзя стоять здесь, любуясь восходом солнца, и мечтать об Эмилии Мейтленд, подобно юнцу, влюбившемуся впервые в жизни.

Однако, несмотря на все клятвы, которые он давал самому себе, Саймон не переставал думать о том, как выглядит Эмилия ранним утром в золотых лучах восходящего солнца. Как полыхают красным пламенем ее чудесные волосы.

Водопад тяжелых с рыжеватым отливом локонов девушки ниспадал с края кушетки подобно морю огня. О Боже! Как мечтал Саймон собрать это пламя в своих руках, окунуться в эти волосы и вдохнуть их лавандовое благоухание. Как хотелось ему ощутить их шелковистую пушистость. И вновь, как всегда, когда Саймон думал об этой девушке, он почувствовал томительное возбуждение. Сможет ли он когда-нибудь избавиться от мыслей об Эмилии! Ведь, прежде всего ему необходимо завершить свою миссию. К тому же, отец Эмилии может оказаться предателем.

Нельзя позволять своему увлечению очаровательной женщиной взять верх над чувством долга, следует положить конец подлым контрабандным операциям.

— Полагаю, нам следует благодарить Господа за то, что средиземноморские линии не тронуты.

Услышав слова Хью Мейтленда, Саймон выпрямился, повернулся и посмотрел на собеседников.

— Не думаю, что в Средиземном море мы имеем дело с американцами, — произнес Лоренс Стенбери, постукивая пальцами по деревянной спинке своего стула. — И плевать, что они называют себя каперами. Они просто кровавые пираты.

— И, к сожалению, чертовски хорошие моряки, — добавил Хью.

Как выяснил Саймон, Хью Мейтленд был другом отца Лоренса Стенбери. Стенбери начал работать на Мейтленда три года назад, после того как его отец совершил самоубийство, проиграв в карты все свое состояние и все принадлежавшие ему сахарные плантации.

Тридцатидвухлетний холостяк Стенбери не очень любил общество и, как правило, сидел дома, когда не работал. Но, насколько было известно Саймону, Стенбери работал всегда. Но как себя чувствовал Стенбери на самом деле, работая на человека, равного себе?

— То, что мы воюем с Францией, не так уж и плохо. — Хью хлопнул рукой по изумрудно-зеленому сукну стола. — Но я никогда не понимал, почему наше тупоголовое правительство провоцирует войну с Америкой.

— Это чертовски плохо, доложу я вам. Опытные капитаны отказываются выходить в море. Подумайте! Мне самому пришлось вести свой трехмачтовый «Остров удачи» на Ямайку! — Джордж Уитком резко открыл серебряную табакерку. Предложив каждому угоститься и не найдя желающих отведать его табаку, он взял щепотку, с натренированной элегантностью отставив в сторону мизинец, и вдохнул.

Прочихавшись, он поднес носовой платок с монограммой к носу.

Саймон внимательно рассматривал Уиткома, удивляясь, какой уважающий себя моряк отважится покинуть гавань с таким капитаном-щеголем. Воротник сюртука Уиткома возвышался до середины его щек и скрывал, таким образом, часть лица. Вокруг шеи было накручено не менее ярда белого льна, очень замысловато, на славянский манер. Один из локонов каштановых волос ниспадал на его густую черную бровь, и это делало Уиткома похожим на начинающего поэта.

• Предыдущая
• 24/78
• Следующая