Русские народные сказки (Илл. Р. Белоусов) - сказки Народные - Страница 18

Наутро проснулся Иван-царевич — у квакушки хлеб давно готов, и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские с пригородками и с заставами.

Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу и тут же отдал приказ трем своим сыновьям:

— Чтобы жены ваши соткали мне за единую ночь по ковру.

Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприветное?

— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шелковый ковер.

— Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!

Уложила его спать, а сама сбросила лягушачью кожу и обернулась душой-девицей Василисою Премудрою. Вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:

— Буйны ветры, принесите тот самый ковер, на котором я сиживала у родного моего батюшки!

Как сказано, так и сделано.

Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки ковер давно готов — и такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ковер золотом, серебром, хитрыми узорами.

Благодарствовал царь на том ковре Ивану-царевичу и тут же отдал новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с женами.

Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.

— Ква-ква, Иван-царевич! Почто кручинишься? Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприветливое?

— Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил; а как тебя в люди показать?

— Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, скажи: «Это моя лягушонка в коробчонке едет».

Вот старшие братья явились на смотр с своими женами разодетыми, разубранными; стоят да на Ивана-царевича смеются:

— Что ж ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке принес! И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все болота исходил?

Вдруг поднялся великий стук да гром, весь дворец затрясся. Гости крепко напугались, повскакивали с своих мест и не знают, что им делать, а Иван-царевич и говорит:

— Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке приехала.

Подлетела к царскому крыльцу золоченая коляска, в шесть лошадей запряженная, и вышла оттуда Василиса Премудрая, такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать!

Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти браные.

Стали гости есть-пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила, закусила лебедем да косточки за правый рукав спрятала. Жены старших царевичей увидали ее хитрости, давай и себе то же делать.

После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой — сделалось озеро, махнула правой — поплыли по воде белые лебеди. Царь и гости диву дивились!

А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками — гостей забрызгали, махнули правыми — кость царю прямо в глаз попала!

Царь рассердился и прогнал их нечестно[13].

Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал домой, нашел лягушью кожуринку и спалил ее в большом огне.

Приезжает Василиса Премудрая, хватилась — нет лягушьей кожурины. Приуныла, запечалилась и говорит царевичу:

— Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал, я бы вечно была твоею, а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве. Три пары железных сапог износи, три железных просвиры[14] изгложи, — обернулась белой лебедью и улетела в окно.

Иван-царевич горько заплакал, помолился на все четыре стороны, надел железные сапоги и пошел куда глаза глядят. Шел, шел и попадается ему навстречу старый старичок:

— Здравствуй, — говорит, — добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?

Иван-царевич рассказал ему свое несчастье.

— Эх, Иван-царевич! Зачем ты спалил лягушью кожурину? Не ты ее надел, не тебе и снимать было! Василиса Премудрая хитрее, мудрее своего отца уродилась; он за то осерчал на нее и велел ей три года квакушкой быть. Вот тебе клубок, куда он покатится, ступай за ним смело.

Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошел за клубочком.

Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли — прикатился клубочек к избушке: стоит избушка на куриных ножках да все повертывается.

Говорит Иван-царевич:

— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — к лесу задом, ко мне передом.

Избушка повернулась к лесу задом, к нему передом. Царевич вошел в избушку, а в ней лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос, сама зубы точит. Говорит она сердитым голосом:

— Фу-фу-фу! Доселева русского духа слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух в очах проявляется, в нос бросается! Гой еси[15], Иван-царевич, зачем пожаловал?

— Ах ты, старая яга! Ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила-напоила, в бане выпарила, да тогда бы вестей и спрашивала.

Баба-яга накормила его, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую.

— Ох, дитятко, как ты долго не бывал! Она с первых-то годов часто тебя поминала, а теперь перестала. Ступай скорей к моей средней сестре, та больше моего знает.

Иван-царевич собрался в путь-дорогу и пошел вслед за клубочком. Шел-шел — и вот опять перед ним избушка на куриных ножках.

— Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — к лесу задом, ко мне передом.

Избушка повернулась. Царевич вошел в нее, а там баба-яга, костяная нога. Увидала гостя и говорит:

— Фу-фу-фу! Доселева русского духа слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух в очах проявляется, в нос бросается! Что, Иван-царевич, волею пришел али неволею?

Иван-царевич отвечал, что сколько волею, а вдвое того — неволею:

— Ищу Василису Премудрую!

— Жаль тебя, Иван-царевич! Долго ты не бывал: Василиса Премудрая совсем тебя позабыла, хочет выходить за другого замуж. Теперь она живет у моей большой сестры, ступай туда скорей, да одно помни: как войдешь ты в избу — Василиса Премудрая сейчас оборотится веретеном, а моя сестра станет золотые нитки прясть, на то веретенце навивать. Смотри же, не плошай! Унеси у нее веретенце, переломи его надвое, кончик брось позади себя, а корешок наперед — Василиса Премудрая очутится перед тобою.

Пошел Иван-царевич в дорогу. Шел, шел, долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, три пары железных сапог изношены, три железных просвиры изглоданы — добрался наконец до избушки на куриных ножках.

— Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила, — к лесу задом, ко мне передом.

Избушка повернулась.

Царевич вошел в нее, а там баба-яга, костяная нога сидит да золото прядет. Напряла веретено, положила его в ларчик и на ключ заперла.

Иван-царевич удосужился, унес ключ, открыл ларчик, вынул веретено и переломил его надвое: кончик бросил позади, а корешок наперед. В ту же минуту явилась перед ним Василиса Премудрая:

— Ах, Иван-царевич! Как ты долго не бывал, я чуть за другого замуж не вышла!

Тут они взялись за руки, сели на ковер-самолет и полетели в свое государство. Через три дня на четвертый опустился ковер прямо на царский двор. Царь встретил своего сына и невестку с великою радостью, задал большой пир, а после своей кончины назначил своим наследником Ивана-царевича.

ВЕДЬМА И СОЛНЦЕВА СЕСТРА

В некотором царстве, в далеком государстве жил-был царь с царицею. У них был сын Иван-царевич, немой от самого рождения. Когда исполнилось ему двенадцать лет, пошел он однажды к своему любимому конюху. А тот конюх сказывал ему всегда сказки, и теперь Иван-царевич хотел послушать его чудесных рассказов, да не то услышал.