Симфония боли (СИ) - "Ramster" - Страница 93

Донелла улыбнулась:

- Да, и, если он меня простит, жить с ним долго и счастливо. Как полагается всем хорошим девочкам.

После щелчка закрывшейся двери улыбка исчезла с лица Сансы. Она быстро огляделась по сторонам: нет ли поблизости лжесанитара Гриша, бывшего бойца Второго Отряда. Применимо ли к болтонскому головорезу понятие «бывший»?

- Слишком подозрительно, – пробормотала она себе под нос.

Конечно, всякое бывает, рассказ Гриша мог оказаться правдой, но Санса не позволила бы себе спустить всё на тормозах. Если имела место хоть малейшая вероятность, что он причинит вред Донелле… Нужно было разузнать, насколько правдивы слова Гриша – хотя бы о том, что он здесь работает.

Начальство центральной северной клиники наверняка поддерживало контакт с Лордом Хранителем Севера – а значит, отец мог помочь в этом деле…

Эддард Старк. Главврач и его секретарь. Отдел кадров, трудовые книжки и личные карточки, списки, ведомости, люди, звонки, звонки, звонки… Время, время, время. Потраченное бесценное время…

Когда волна тревоги, поднятая Сансой Старк – такой внимательной и осторожной, но слишком послушной, чтоб остаться с подругой ещё хотя бы на чуть-чуть, – докатилась до лорда Хорнвуда, когда он, одышливо пыхтя, ворвался в палату дочери – та была пуста.

Донелла Болтон ничего не забрала с собой, кроме телефона и лёгкого пальто – будто вышла всего на минутку. «Санитар» Гриш не оставил после себя ничего, кроме чужого халата и перчаток, брошенных у выхода из больницы в пустое ведро.

Комментарий к 19. ...перепутанных вен Эта глава – почти целиком заслуга моего соавтора! За что ей пребольшущее спасибо! Я бы ни в жизнь не написал нормально разговор двух девушек вроде Сансы и Донеллы...

синдром прирученного заложника – аналог Стокгольмского синдрома, который в мире Вестероса по понятной причине так называться не может

(´∀｀)♡

Я только сваял начало, концовку и раскрасил всё))

====== 20. Анимация снов (1) ======

Комментарий к 20. Анимация снов (1) Спасибо соавтору за помощь с Донеллой! Её диалог с Рамси мы писали вместе)

«Возникли проблемы. За мной охотятся те, кто убил шефа. Если всё ещё хотите знать правду – через час в парке, у колеса обозрения. Жду пять минут и уезжаю».

У Гриша дрожали руки. Пока он торопливо, под диктовку записывал этот текст, огрызок карандаша порвал салфетку и скребнул по истёртому пластику столешницы.

- Она придёт. Не может не прийти, любопытная сучонка. Если уже кому-то доложила о тебе – это сообщение её убедит, что власти причастны к моей смерти.

Голос шефа пугал. Даже сильнее, чем всё время до этого, когда он звучал глухо и мёртво: живее не стал, но появилась какая-то… одержимость, что ли. Зло в чистом виде, сказал бы Гриш, если бы позволил себе о таком задуматься. Но он не позволял, он внимательно слушал инструкции, прижав плечом к уху дешёвый телефон-«кирпич» – шефу купили такой же, – и с подозрением косился на бродяг за ближайшим столиком, не греют ли уши. Кивал, переспрашивал, многое записывал. Гриш не доверял своей памяти после бессонной ночи: он приехал в Норсбрук сегодня утром, ещё до рассвета – мог бы поспать в машине, пока больница откроется, но сон после всего пережитого как-то не шёл…

Прошлым вечером, когда Гриш, успокоившись, вернулся к машине, он по-детски бессмысленно надеялся, что обезображенное тело журналиста куда-то исчезло и прикасаться к нему не придётся. В фургончик так и не заглянул, оттягивая неизбежное, – пошёл на доносящееся из кабины шуршание. Шеф сидел с открытой дверцей, выставив наружу ноги в обляпанных кровью стилах; поднял на подошедшего телохранителя стылый взгляд – всё те же круглые глаза, что во время казни, всё те же порывистые движения. Гриш отступил на шаг и всухую сглотнул, увидев, что он делает.

«Мои любимые – с колбасками барбекю», – безмятежно сообщил господин Рамси. Он всего-то ел чипсы. Последнюю пачку: рядом валялись две пустые и стоял захватанный кровавыми отпечатками пакет сока. А руки его… руки были бурыми от засохшей крови, прямо поверх которой налипли рыжие картофельные крошки.

«Брезгливый – просто атас, – с отеческой теплотой бубнил во время стажировки Парус. – Барахольщик, но чистюля, грязных рук не выносит! Всегда-то в перчатках, при фартуке, а то и очки защитные нацепит. Это только в Вонючкиной крови он может целиком изгваздаться, так Вонючка-то свойский, чистенький, а эти все с не пойми какой заразой могут быть – вот и бережётся… Обляпается – тут же антисептиком его оттирай! Да не ты в смысле оттирай, а Вонючка…»

Господин Рамси отправил в рот ещё пригоршню чипсов; грязная пачка, пара кровавых мазков на лице – Гриша опять замутило, и от того, насколько это всё противоречило его знаниям о шефе, было только жутче.

«Я выволок падаль в бурелом, осталось ветками закидать, – Рамсина улыбка – широкая, беззаботная – нисколько не затронула его неподвижный взгляд. – А на очереди у нас моя жена. Ты умеешь мыть пол?..»

Леди Болтон была одета легко, ёжилась на ветру. Опасливо косилась на поскрипывающие над головой кабинки.

- Мы здесь в начале осени катались на аттракционах. Все вместе… Как будто в прошлой жизни всё было, – дёрнув кверху драповый воротник, произнесла она.

Провела пальцами по мокрой изгороди, собирая ржавую воду, зябко передёрнула плечами. Гриш – точно так же трясущийся в своей тёплой форменной куртке, но только от нервов, – коротко кивнул. Болезненно наморщился под проницательным взглядом: не знал, как приступить.

- Как он умер? Говори, – потребовала Донелла. – Пока меня не хватились в больнице.

- Не здесь, – выдавил Гриш, усилием воли заставив себя не опустить взгляд. – Пойдёмте в машину…

- Я не пойду с тобой ни в какую машину. Видишь – никто не слушает, – Донелла резко кивнула на редких прохожих. – Говори! – в мелодичном голоске зазвучал металл, и Гриш тоскливо вздохнул.

От того, сколько раз этот приём повторяли на тренировках, он не стал более чётким и уверенным в исполнении недотёпы-новичка. Как есть, как умел, тот шагнул вперёд с разворотом, приподнимая руку, –

Донелла отдёрнулась, округлила глаза… Вскрик так и застыл в горле, когда в бок ей уткнулось дуло пистолета. Гриш приобнял её за плечи второй рукой, гася безмолвное сопротивление.

- Немедленно отпусти меня! – прошипела Донелла. – Здесь куча народа! Ты не сможешь ничего сделать! – Её красивые черты исказились при попытке пнуть ногу в форменном сапоге.

- Улыбайтесь, леди Болтон, – храбрясь, хрипловато посоветовал Гриш. – И пройдёмте всё-таки в машину. И пожалуйста, не надо… всякого, – его голос был почти беспомощным, просящим, но едва ковыляющая Донелла отчего-то резко побледнела. – У вас ведь есть милая подружка, нехорошо будет, если с ней что-то случится… по дороге домой.

- Подлая ловушка! – выплюнула леди Болтон уже в машине – брезгливо отодвинувшись от засаленной спинки сиденья. – Вы просто хотите отомстить… Как будто от этого что-то изменится!

- Я должен связать вам руки, вы понимаете, дорога долгая, мало ли что случится, – виновато объяснил Гриш и предъявил моток верёвки.

- Хорошо, – Донелла выставила тонкие запястья, гордо вздёрнув подбородок. – Скажи хотя бы теперь, что произошло в Пайре!

- Честно? Я не знаю, – распрямившись, Гриш через силу взглянул в требовательные тёмные глаза. – Меня не было там, где… всё случилось. Но может быть, вы что-то узнаете там, куда мы едем.

Они доехали нескоро. Под одуряющую болтовню радио, которое Рамсин головорез включил намеренно громко – и делал вид, что не слышит обращённой речи, – часы тянулись как дни. И с каждой новой песней, что забивалась в голову, как гвоздь, у Донеллы оставалось всё меньше уверенности и надежды. Уже сколько раз она пыталась заговорить похитителю зубы, пыталась давить на жалость, на совесть, соблазнять выгодой – и даже, вся сжимаясь от отвращения, делала недвусмысленные намёки… Воображала, как оттолкнётся от дверцы ногами и ударит его головой, – но понимала, что это просто глупые киношные трюки. Взмолилась в конце концов отпустить по нужде – во весь голос! – но Гриш, не поворачиваясь, объяснил: испорченное сиденье ему простят, а её побег – нет.