Эссенция пустоты (СИ) - Харт Хелег - Страница 86

Мысли Рэна постоянно возвращались к настоящему. Нет, он не беспокоился за Хелию, ведь та была с Литессой. Стальная Леди хоть и недолюбливала надоедливую пиратку, но вряд ли дала бы её в обиду. Куда больше охотника тревожили действия Энормиса, совершенно непонятные и нелогичные. Особенно жутко прозвучала фраза «мы уже близко». Близко к чему?

И как понимать новый облик чародея? Ведь он мог исправить все внешние изъяны — Рэн в этом не сомневался — но отчего-то не стал. Понравилось то, что получилось? Или Эну уже просто всё равно? Даже трудно сказать, какой из вариантов хуже.

Рэн на миг замер, схватившись за очередную ветку, а потом с особой злостью её сломал. Как бы близко ни подкрался конец света, он вовсе не хотел умирать. Тем более из-за того, что кое-кто не соизволил приложить достаточно усилий. Да и вся эта недосказанность уже в печёнках сидела. Пуэри по-прежнему сочувствовал Энормису, пытался оправдать его в собственных глазах, припоминая всё, что с ними приключилось, но получалось плохо. Эн уже давно не доверял своих соображений даже самым близким людям, а теперь Рэн окончательно утратил доверие к чародею.

События последних дней в красках показали охотнику, что времени на молчание не осталось. Он твёрдо решил для себя, что если по возвращении Энормис не расскажет, что задумал, их пути навсегда разойдутся.

Первые капли дождя с тихим стуком разбились о листья навеса. Рэн построил его так, чтобы видеть Кратер. Глаза альтера ясно видели магическую воронку, что прогибала верхний слой Эфира, но оттуда никто не выходил.

Дождь превратился в ливень, тот снова успел измельчать, а пуэри всё сидел и ждал.

Эфир заволновался только затемно. Спираль аномалии выгнулась в обратную сторону, и, достигнув предела натяжения, выплюнула Эна. Чародей всё ещё больше походил на рисунок самого себя, чем на человека, но уже спустя несколько секунд стал объёмным. Он огляделся, нашёл взглядом сидящего под навесом пуэри и двинулся тому навстречу.

Несмотря на то, что дождь быстро промочил его одежду, мужчина неспешно левитировал над кратером и выглядел очень довольным собой. Учитывая безэмоциональность чародея, Рэн даже назвал бы его вид торжествующим. Преодолев полпути, Энормис извлёк из-за пазухи какой-то круглый предмет и показательно подкинул его на руке.

А в следующий миг в спину ему ударил ядовито-зелёный магический луч.

Чародея швырнуло оземь. Сердце Рэна упало в пятки. Он вскочил, рванулся к Эну, но земля вдруг ударила по ногам, и на какое-то время пуэри потерял ориентацию. Затрещало, завыло, неподалёку полыхнула яркая вспышка, сопровождаемая оглушительным грохотом.

— Тварь! — выкрикнул Энормис, и его голос снова перекрыл грохот. — На этот раз ты проиграешь!

Охотник наконец смог встать и увидел чародея, окружённого ослепительно белыми энергетическими кольцами. С отвратительным звоном в защиту Эна врезался кусок стекла, выдранный со дна Кратера, пуэри пришлось пригнуться, чтобы его не зацепило разлетевшимися осколками. В небе мелькнул тёмный силуэт, и Энормис тут же взмыл к нему, а дальнейшее Рэн уже не мог разобрать.

Низкие тучи то и дело освещались заревами взрывов, во все стороны летели смертоносные сгустки энергии — охотник не прожил бы в этой битве и нескольких секунд. В свете вспышек то и дело мелькали две человеческие фигурки, и невозможно было понять, кто там есть кто. Земля подверглась такому нещадному обстрелу, что пуэри оставалось только молиться, чтобы один из учинивших этот хаос безумцев одержал победу как можно скорее. «Только не сдавайся, только не сдавайся» — носилась в голове мысль, и Рэн сам не мог понять, кому она предназначалась.

Всё закончилось так же резко, как началось. На мгновение охотник даже оглох от наступившей тишины, а потом увидел, как на край Кратера падает чьё-то тело.

Пуэри, сам того не осознавая, побежал. Он хотел только одного — увидеть того, кто проиграл схватку.

Большой участок леса, несмотря на дождь, полыхал как один огромный костёр. Рэн даже не заметил, как пробежал его насквозь. Он вообще не замечал ничего вокруг.

Именно благодаря этому пламени пуэри успел разглядеть человека, лежащего лицом в грязи. Всего за секунду до того, как Рэна сбила с ног неведомая сила, он узнал в поверженном чародее Энормиса.

Мой разум спорил с самим собой. Одна его часть твердила, как заведённая: «Я сделал всё, что мог», а другая вопила панически: «Я сделал недостаточно!» Глаза жгло, ведь я не мог моргнуть: веки словно прилипли к надбровным дугам. Тело отказывалось повиноваться, и даже элементарные попытки закричать ни к чему не привели. Я мог только наблюдать.

Передо мной стоял Грогган. Мы смотрели друг на друга, и впервые в жизни я боялся сильнее, чем ненавидел. Он не выглядел ни равнодушным, ни надменным, ни самодовольным. Напротив, во взгляде его читались понимание и искренняя скорбь. И я боялся. Не врага, но того, что враг на самом деле был прав, прав с самого начала, что он постиг истину, на которую у меня не хватило духа или ума. Что на самом деле Грогган — не зло. Что зло — это я.

Мы стояли на заснеженной вершине, и за спиной слуги Хранителя раскинулся медленно погибающий Нирион.

— Ты ошибся, — сказал человек в сером.

Мир постепенно терял очертания, тонул в багровом мареве, но я не мог отвернуться, не мог даже закрыть глаза. Грогган хотел, чтобы наивный мальчишка видел гибель того, что так яро защищал. Поэтому я смотрел и постепенно терял желание сопротивляться. Было в этом зрелище нечто притягательное, завораживающее. Освобождающее. Я понял: нет мира — нет ответственности. И почувствовал, как с души падает целая гора крохотных камешков.

Но в следующий миг лицо Гроггана стало лицом Лины, а в уши ударил многоголосый крик:

— ОЧНИСЬ!!!

И я очнулся.

Сначала пришло облегчение: «это всего лишь сон». Но уже через секунду боль в правом боку напомнила мне о последних перед потерей сознания секундах. Наверное, при падении я сломал нижнее ребро. Хорошо ещё, что кожа утратила чувствительность…

Я был настолько слаб, что даже голову смог поднять только с третьего раза. Открыв глаза, я увидел лишь мутные силуэты, потребовалось хорошенько проморгаться, чтобы зрение хоть немного прояснилось.

На этот раз я был не на вершине горы, а в хранилище Средоточия. Как и во сне, передо мной стоял Грогган, но наяву он держал в руках хорошо знакомую мне сферу. Белоглазый внимательно изучал артефакт и, судя по всему, пытался пробудить его магию. В центре зала стоял Вернон, вокруг которого медленно вращались шесть эссенций. Меня распяли на магическом кресте, и о том, чтобы пошевелить хоть одной конечностью, не могло быть и речи.

Я тихо закашлялся, и бок тут же прострелила пульсирующая боль.

— Очнулся, — мельком глянув на меня, сказал Грогган. — Не пытайся вырваться. Здесь действует только магия первоэлементов, и тебя держит именно она.

Честно говоря, я даже дёргаться не собирался. Сил едва хватало на дыхание.

На какое-то время белоглазый утратил ко мне интерес. Его внимание полностью заняла сфера. Вернон неотрывно сверлил меня взглядом и молчал. Позади слышалось чьё-то дыхание, но повернуться и посмотреть на четвёртого присутствующего было невыполнимой задачей. Я покорно висел в путах и ждал, надеясь хоть немного восстановить силы.

Монструозный бриллиант неторопливо вращался в центре пирамидального зала и выглядел точно как в прошлый раз. Здесь вообще мало что поменялось: никто не потрудился даже оттереть пятна засохшей крови, оставленные мной, Литессой и Грогганом полгода тому назад. Наверху, в одной из стен, виднелось широкое обзорное окно. Оттуда я в последний раз слышал голос Кира. Который, скорее всего, там и погиб.

Я тоже был готов к смерти. Я видел достаточно, чтобы понимать: нет в ней ничего необычного. Просто в один миг ты жив и можешь мыслить, а в следующий тебя уже нет. Смерти, конечно, можно бояться. Но правда в том, что умирание — самый естественный процесс из всех существующих.