Гибель Петрограда (Фантастика Серебряного века. Том XII) - Толстой Алексей Николаевич - Страница 42

Панна Вилинская обернулась и увидела несколько пар глаз, внимательно и с усмешкой устремленных на нее…

— Ведь куры такие вкусные, — продолжал майор, — а вы вдруг уходите…

«Неужели догадались?» — пронеслось в голове панны Вилинской.

— Господин лейтенант, — проговорил снова майор, — дайте, пожалуйста, фрау Вилинской стул, пусть она поужинает вместе с нами…

Когда панна Вилинская села, — майор положил ей на тарелку пол курицы и с усмешкой проговорил:

— Попробуйте, фрау Вилинская, удачен ли вышел ужин…

Несколько пар глаз напряженно устремились на нее…

«Они, значит, догадываются, что я могу отравить их, — подумала панна Вилинская, — и хотят для безопасности, чтобы первый кусок проглотила я». Ну что ж, она сделает это. Она умрет вместе с дочерью и вместе с ними. Она огляделась вокруг. Все по-прежнему напряженными и выжидающими глазами смотрели на нее.

Тогда она спокойно стала есть…

Майор первым почувствовал боли в желудке и тошноту.

— Господа, — громко сказал он, обращаясь к офицерам, — в ужин был подсыпан яд и мы отравлены… подлая полька отомстила нам за смерть дочери…

— Где же она?! — загремело сразу несколько голосов.

— Мы повесим ее…

Майор вдруг сильно побледнел, сел в кресло и взялся рукой за грудь.

— Господа, мне очень нехорошо. Я не в состоянии больше двигаться… Торопитесь, пока вы еще в состоянии ходить, найти ее и отомстить ей как следует за ее подлый поступок…

Вслед за майором со стоном опустился на диван, весь как-то странно посерев, молоденький лейтенант…

Державшиеся еще на ногах офицеры бросились искать панну Вилинскую. Ее нашли в задней комнате у трупа дочери. Когда несколько пар сильных рук с бранью грубо схватили ее, чтобы потащить и повесить на первом дереве, — она оказалась мертвой…

Тогда в бессильном бешенстве они стали топтать ее ногами; потом выволокли из дома и бросили около помойной ямы…

Поздней ночью один из спрятавшихся в глухой чаще сада слуг, успокоенный наступившей кругом тишиной, выбрался из своего убежища и тихо, тревожно озираясь по сторонам, добрался до усадьбы. Его поразила царящая здесь неподвижность и тишина…

Продолжая осторожно озираться по сторонам, он обошел вокруг дома. Во всех окнах было темно, глухо и тихо… Тогда он вошел в дом и чиркая спичкой, стал обходить комнаты. В первых комнатах было пусто. «Должно, уехали немцы, а барыня с барышней убежали», — подумал он, пошел храбрее. Но вдруг какое-то хрипение донеслось до него… Он приостановился и испуганно прислушался. Да, да, в соседней комнате кто-то хрипит предсмертным хрипом… Слушал еще несколько минут. Хрип становился все глуше и, наконец, стих… И снова тихо и неподвижно стало кругом…

Слуга, выждав немного, вошел в столовую и, чиркнув спичку, осветил комнату…

На полу, на диване и на креслах лежали и полулежали неподвижные мертвые германцы. На их посеревших лицах застыло выражение тупого ужаса и страдания…

Слуга несколько мгновений неподвижными и испуганными глазами смотрел на них. Потом, спотыкаясь и дрожа, пошел дальше…

Скоро в задней комнате он нашел мертвую девушку, а во дворе у помойной ямы всю изуродованную панну Вилинскую.

Тогда жуткий страх охватил его душу… Сорок лет он прожил в усадьбе и никогда не видел такого ужаса…

Огляделся вокруг. Месяц уже зашел и кругом теперь стало темно и сумрачно. Странно чернели кажущиеся теперь чужими и страшными: и сад, и усадебный дом, и дворовые постройки…

И, тихо крадучись, точно боясь нарушить царство мертвецов, он стал пробираться к воротам. Дойдя до них, он оглянулся и несколько мгновений неподвижными и испуганными глазами смотрел на то, что еще так недавно казалось ему таким родным, близким, радостным… Потом, перекрестившись, быстро, насколько позволяли силы, он побежал во мглу ночи…

И казалось ему, что из старой усадьбы за ним гонятся ужас и смерть…

На границе Франции высится старинный замок графов де Граммон.

Со своими высокими башнями, с узкими бойницами, подъемными мостами, глубокими рвами, крепкими стенами он является среди цветущей долины единственным обломком средневековья, уцелевшим и во время революции, и среди буйных вихрей войны семидесятого года.

Когда же была объявлена Германией война, теперешний владелец замка, граф Арман де Граммон, реставрировал кое-где обвалившиеся стены, углубил рвы и вооружил своих многочисленных слуг на случай появления вблизи замка мародеров, слухи о грабежах и зверствах которых уже давно носились среди крестьян окрестных деревень.

Эти двуногие шакалы действовали небольшими отрядами, следуя за германской армией или опережая ее, смотря по обстоятельствам.

Они были плохо вооружены, нападали лишь на безоружных и раненых, и поэтому от них нетрудно было отсидеться в укрепленном замке.

Однажды ночью сторож замка заметил какие-то подозрительные тени, шнырявшие вокруг стен, услышал звон оружия и поднял тревогу. Защитники замка под личным предводительством графа до рассвета перестреливались с осаждающими, засевшими в кустах вблизи стен, и успешно отражали все их попытки проникнуть в замок. На рассвете к графу явился его старый слуга Пьер, пробравшийся через цепь неприятелей, и рассказал, что замок осаждает значительный отряд мародеров под начальством дезертировавшего из немецкой армии майора Мюнце; что начальник осаждающих, превосходивший жестокостью всех своих подчиненных, слышал о богатствах графа и решил разграбить замок во что бы то ни стало.

В полдень граф спустился с башни и направился на половину графини.

— Знаешь, дорогая, — начал он, меня так радует, — что наша дочь Жанна в безопасности у своей тетки в Бретани. Я не думаю, чтобы эти шакалы взяли приступом наше убежище, но ведь могут подойти прусские регулярные войска, а тогда о сопротивлении нечего и думать. К сожалению, прусские солдаты в жестокости мало уступают этим шакалам.

— За себя я не боюсь… — ответила графиня, — и мысль, что наша дочь в безопасности, укрепит нас! Иди и исполняй свой долг!

Граф поднялся на башню и взглянул в бинокль на линию расположения осаждающих. Он заметил среди них странное движение, всмотрелся внимательнее и вдруг, выронив бинокль, с глухим стоном упал на пол.

— Что с вами, господин граф? — с тревогой наклонился над ним старый Пьер.

— Там… Моя Жанна… Великий Боже! — едва мог выговорить граф. Старый слуга поднял бинокль и выглянул из бойницы.

Его взорам представилась страшная картина: толпа мародеров танцевала, дико гримасничая, вокруг дерева, на котором висела совершенно обнаженная молодая девушка; в ней старый Пьер с ужасом узнал дочь своего хозяина и понял все: молодая графиня решила в эти тревожные дни приехать к отцу, чтобы быть среди близких, была захвачена мародерами, изнасилована и повешена, чтобы привести в уныние защитников замка.

Очнувшись, граф встал, направился к своей супруге и постарался подготовить ее к страшной вести. Долго оплакивали они вместе гибель юного существа, которое было им дороже всех их богатств, дороже жизни, дороже всего.

Наконец, графиня подняла голову и сказала:

— Дорогой мой, мы теперь одиноки и жизнь для нас не имеет цены. Но на нас лежит священный долг отомстить этому подлому насильнику, этому зверю, за нашу дочь. Нам надо взять его в плен…

— У нас слишком мало людей… — со вздохом возразил граф.

— Это все равно. Надо взять его в плен хитростью, надо заманить его в замок. Я придумала хороший план, позволь мне действовать так, как я хочу.

— Я готов на все, чтобы захватить этого негодяя. Но неужели придется прибегать к лжи и обману?

— Вспомните вашу дочь, граф! С этими зверями все средства хороши! — вскричала графиня.

— Пусть будет по-твоему… — целуя ей руку, согласился граф.

На следующий день старый Пьер тайком вышел из замка и, схваченный мародерами, был отведен ими к начальнику, которому вручил следующее письмо: