Поход на Киев (СИ) - Пациашвили Сергей Сергеевич - Страница 21

Микула замешкался, как будто забыл нужные слова, но, наконец, собрался с силами и произнёс:

— Князь Ярослав просто рассчитывает при помощи Змея Горыныча одолеть своего отца — князя Владимира.

— Вот как? — снова разгорячился Добрыня, — это чудовище убило моего названного брата — Дуная, похитило внучку князя Владимира, бесчинствует на нашей земле уже более 20-ти лет, и князь теперь хочет подружиться с этим демоном? Видимо, наш Ярослав — такой же антихрист, как и этот Змей. Вот что, Микула, ты как хочешь, а я поеду воевать против Ростислава.

— И я благословляю тебя не это, — неожиданно молвил богатырь. — Я не могу пойти с тобой, но я дам тебе своих богатырей. Я бы и сам пошёл, но не могу бросить здесь свою семью, ты сам понимаешь. Я не поддерживаю Ярослава, и не поддерживаю Ставра. Если он погибнет, я готов отдать Василису тебе в жёны. Но этому не бывать, если он падёт от твоей руки.

— Что ж, Микула, и на том благодарю. Я не могу сейчас разобраться с Рогнвальдом и Ставром, но одному врагу я точно смогу отплатить — Змею Горынычу. Тем более, что это моя судьба. И мне было предсказано, что, если даже я проиграю в битве, Змей Горыныч всё равно будет проклят. С другой стороны, если я возьму верх, проклят буду я.

— Верни Забаву Путятишну, и тогда князь или Путята будут перед тобой в долгу.

На том они и распрощались. Добрыня запомнил всё, хоть и был в этот день пьян. Но уже на следующий день ни капли вина не было у него во рту: боярин готовился к походу.

— Это безумие, — ещё пытался отговорить его Кирилл, — ты ведь понимаешь, что ты не первый за столько лет, кто собирается одолеть Змея? Никому это не удавалось. Никому. Дунай был лучшим, он был первым богатырём на Руси, и то не справился.

— То же самое мне говорили про Рогнвальда, — отвечал Добрыня, продолжая запрягать коня, — но Рогнвальд был повержен, а я победил. И в Польше тоже никто не верил, что мы сможем взять город пана Володарского.

— Город мы взяли, только толку с этого нет, — с горечью возражал Кирилл, — да и Рогнвальд выжил, и твоя девчонка сбежала к нему. Змей и того хуже, он вовсе не человек.

— Нет, брат мой, здесь ты ошибаешься. Он — человек. И тот факт, что он украл Забаву Путятишну, подтверждает это. Может, под старости лет в нём проснулось что-то человеческое. Ударился в воспоминания, затосковал по молодости, как это бывает со стариками. В молодости Змей был человеком, и был влюблён в Милану — нынешнюю жену Путяты.

— Но он украл не Милану, а Забаву.

— Забава очень похожа на мать, какой она была в молодости. Какой её и любил Ратмир. Стало быть, в нём ещё есть человеческое, а, значит, его можно одолеть.

И с этими словами Добрыня вывел своего коня из стойла и уселся на него верхом. Кирилл забрался на своего и последовал за младшим братом.

— И куда ты собрался? — спросил он.

— В Людин конец, — отвечал Добрыня.

— Для такой поездки нас маловато, не уйдём целыми.

— Что ж ты, братец, боишься наших братьев по оружию? Вместе с ними мы сражались в Литве и в Польше, они хорошо нажились на том походе. И хоть мы с тобой и бояре, мы им не враги.

Кирилл не стал больше спорить и молча поехал с младший братом. По дороге боярин всё же снял с шеи серебренную цепь с крестом, а с пальцев поснимал дорогие перстни. Так вдвоём они пересекли Волхов мост и оказались на Пробойной улице Людина конца. Со всех сторон их встречали недобрые взгляды, на вопросы все отвечали неохотно. Несколько людинов стали пешком следовать за гостями из Славенского конца. Мысленно каждый оценивал уже стоимость боярских скакунов и украшений. Но всадники вскоре добрались до того адреса, куда им указали прохожие, здесь в огромном дворе собралась ещё одна компания людинцев. Вперёд вышел их старшина в огромной шапке, похожей на папаху, с кинжалом на поясе. Одет он был побогаче других, да и вообще выглядел настоящим щеглом. Все присутствующие застыли в ожидании. Бояре меж тем слезли с коней и направились во двор, навстречу старшине.

— Ишь ты, — взглянул на него с улыбкой Добрыня, — ну, здорова, Гаврюша.

— Здорова, владыка, — отвечал старшина и обнял боярина, как старого друга. Кирилл вздохнул с облегчением, пока можно было расслабиться. Гости проследовали в дом за Гаврюшей и его приближёнными, а уже через несколько минут они пили вино, вспоминали свой литовских поход и оплакивали смерть Дуная.

— Нельзя это дело так оставлять, — говорил Добрыня, — Дунай был нам добрым другом, он был богатырским воеводой в Киеве ещё до того, как на это место по ошибке назначили Илью Муромца.

— Отчего же по ошибке? — возмутились людинцы, — Илья — земский герой, хуторской, не хуже ваших боярских.

— Речь не о нём сейчас, — прервал своих земляков Гаврюша, — речь о том, что есть у нас дело неоконченное. С Ростиславом надо бы поквитаться за наше поражение.

— А богатыри новгородские на что? Это их задача.

— Богатыри тоже пойдут, — отвечал Добрыня, — но не все. Воевода их здесь останется, а потому старшим над богатырями буду я.

— Что ж, Добрыня, — произнёс Гаврюша, — сотню людей я смогу собрать, но не больше. Моя дружина не велика.

— А другие, кто были с вами в бою против Ростислава, да кто были с нами в Литве?

— Если бы они за нами пошли, было бы неплохо. Но они в разных братчинах, рассеялись по всему Людину конца. И у них есть старшие, со старшими этими и надо говорить. Но они без выгоды для себя в бой не пойдут.

— А милости князя Ярослава здесь чем не выгода? Ведь это его родная племянница попала в плен ко Змею. Внучка самого князя Владимира. Кинь клич, Гаврюша, что мы идём выручать Забаву Путятишну, и старшины пойдут за нами.

— Как же ты собираешься одолеть самого Змея Горыныча? — задумался Гаврюша и даже поставил на стол кружку с вином.

— Я не сказал, что мы его одолеем. Но если мы возьмём в плен его сына или его воинов, то мы заставим Змея обменяться заложниками. Обменяем его сыновей на Забаву Путятишну.

— Ну Добрыня, ну голова, — поднял кружку Гаврюша.

И бояре снова выпили с людинами, а затем все вместе стали обходить старших и призывать их идти в поход против злобного упыря Ростислава и проклятого чудища Змея Горыныча. Многие откликнулись на этот призыв. Теперь на время все они стали богатырями. К ним присоединились новгородские богатыри, и получилось немалое войско. Пожалуй, если направить такое войско на Ракому, оно легко взяло бы укреплённое поселение князя. Но богатыри ни за что не подняли бы руку на христианского князя, будь он тысячу раз убийцей. Без отлучения от церкви он был неприкосновенным. Когда со сборами было покончено, Добрыня обратился к своему двоюродному брату — Кириллу:

— Ну что, братец, пойдёшь со мной войну воевать?

— Ох, не знаю, — задумчиво отвечал Кирилл, — был я сотником, да ты стал воеводой. А я ведь старше тебя.

— Лишь по возрасту, но по родству мы равны, как братья. В Литве ты был старшим надо мной, теперь и мой черёд.

— Ну, коли так, поехали, — вымолвил боярин и пожал руку своему младшему брату. Перед отправлением Добрыня с товарищами отправился к новгородскому епископу, и тот прилюдно его благословил на поход.

Уже издалека было видно, что конь скачет как-то неправильно, всё время клонится куда-то в бок, но всё равно не сбавляет ходу и гонит галопом. Всадник склонился так низко и так плотно прижался к своему скакуну, что его лицо полностью спрятала конская грива. Богатыри насторожились — это был недобрый знак. Всадник остановился в самый последний момент, уже рядом с Добрыней и рухнул на руки собравшимся рядом воинам. Это был витязь из Людина конца, разведчик. Конь его был весь истыкан стрелами и истекал кровью. У самого всадника так же застряла стрела выше лопатки и вышла прямо возле лица. Ранение не значительное, жить будет.

— Они идут, они рядом, — заговорил разведчик, когда приблизился Добрыня.

— Сколько их? — спросил юный воевода.