Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Pale Fire" - Страница 15

Проблемы с деревьями какао начались давно, Себастьян еще был жив, и Барнс тогда решил купить огромную оптовую партию шоколада и какао-порошка в вакуумных упаковках, и запасы его не оскудели до сих пор, хотя сейчас шоколад считался лакомством для богатых и очень богатых.

— Соевые плитки с ароматизатором, идентичным натуральному, — сказал Франсуа, усаживаясь на диван и сажая себе на колени одного из не перебравшихся в спальню Зимних Солдат. — Откуда у меня деньги на шоколад?

— Хочешь? — спросил Барнс, доставая из шкафа плитку шоколада.

— Ну… будет интересно. Ты так любишь шоколад? Разделим тогда пополам?

— Да, я очень люблю шоколад, — признался Барнс и достал из шкафа еще одну шоколадку, и протянул Франсуа. — Но у меня его достаточно, чтобы угостить тебя целой плиткой. Ешь.

Забравшись с ногами на диван, Барнс устроился рядом с Франсуа, подумал, и прижался к нему, обняв за талию одной рукой, а другой тыкал в телефон, включая первый фильм про Капитана Америку.

— Я совсем забыл, что раньше фильмы были плоскими, — пробормотал Франсуа, устраиваясь у Барнса под рукой и засовывая в рот кусочек шоколада. — Ух ты как вкусно! А что, правда раньше шоколад был совсем дешевым и продавался в любом супермаркете?

— Смотря когда раньше, — улыбнулся Барнс. — Во времена моего детства он тоже был дорогой. Вернее, он, может, и не такой дорогой был, но вот денег на него никогда не было. А потом — да. Полно всякого шоколада было, и купить его было легко.

Барнс не особо обращал внимание на происходящее на экране, он наклонил голову и прижался губами к макушке Франсуа, горячо выдыхая. Он только сейчас по-настоящему стал осознавать, что устал быть один.

А Франсуа увлекся фильмом. Он смотрел на экран, затаив дыхание, а когда в кадре впервые появился Баки Барнс, сжал руку Джеймса от избытка чувств.

— Так вот какой ты был до всего… — сказал он. — А Стив писал тебе из учебки и из армии?

— Нет, Стив не писал, секретная программа, все дела, — ответил Барнс. Они со Стивом никогда не обсуждали это, у них было полно других тем для разговора, чем выяснять, почему же малыш Стиви не писал на фронт своему лучшему другу. — Ну, это не я. Это Себастьян, он всегда был очень красивым.

— Но вы очень похожи, — сказал Франсуа. — И это же твоя история, а ты говорил, что она довольно точная. Что, за тобой правда так девчонки бегали?

— Правда, — ответил Барнс, продолжая утыкаться носом и губами в макушку Франсуа. Ему было вроде бы хорошо и спокойно, но с все равно немного горчило где-то то ли на языке, то ли глубоко в душе. Он не пересматривал фильмов с Себастьяном, хотя засмотрел до дыр некоторые свои обзоры, где он снимался. — Бегали. Если бы за это не запирали в психушке и не отправляли под трибунал, за мной бы и парни бегали. Или я за ними, сложный вопрос.

— Ух, я совсем забыл, как все сурово было в те времена, — признался Франсуа и дальше смотрел молча.

История Капитана Америка его не особо заинтересовала, а вот когда оказалось, что сто седьмой попал в плен, и Баки забрали для экспериментов, он напрягся.

— Ты… — начал он. — Это все правда было?

— Правда, — ответил Барнс, хотя хотелось соврать, что все это киношная выдумка. Он отчаянно не хотел, чтобы его жалели. Он даже в сочувствии по этому поводу не нуждался, потому что это все было очень давно, так давно, что иногда казалось, что и не было вовсе. Барнс надеялся, что Франсуа не будет жалеть его, словно бездомного щенка.

— Ты крут, что все выдержал! И этот переход по балке — ух! Я понимаю, что это не ты и кино, но у тебя же тоже все так было?

— Примерно так же. У меня этот кусок как в тумане, — признался Барнс, который действительно был не в себе, когда Стив стащил его с прозекторского стола, на котором он лежал. — Мне даже страшно почти не было. Я думал, что это сон.

— Ну еще бы, после всего остального!

Когда Баки Барнс сорвался с поезда в пропасть, Франсуа теснее прижался к Джеймсу.

— Господи, вот это по-настоящему страшно, — выдавил он.

— Когда я снова смог видеть сны, мне снился один и тот же кошмар, как я падаю, а вокруг все белое, — почему-то стал рассказывать Барнс. Франсуа вообще легко было рассказывать, словно они были давно знакомы. — Когда появился Себастьян, кошмары ушли. А теперь я снова ночами падаю в белое ничто.

— Давай я буду спать с тобой, — предложил Франсуа. — У меня огонь, у тебя белое ничто — может, они взаимно уничтожатся?

— Я… не уверен, что готов к этому, — честно сказал Барнс, не представляя, как заснет с кем-то не просто рядом, обнимая кого-то. Хотя он и секса себе не представлял, а все получилось очень хорошо, гораздо лучше, чем он предполагал. — Прости.

— Я буду ждать, — сказал Франсуа. — А ты приходи, когда захочешь.

Они досмотрели фильм. Франсуа высказался о самоубийстве Стива на «Валькирии». Посочувствовал ему — тяжело проснуться в другом веке. И спросил, шурша пустой оберткой из-под шоколада:

— А что было дальше?

— Дальше у Стива, или дальше у Баки? — уточнил Барнс, прикидывая, какой фильм включить следующим. — Чего-нибудь еще хочешь?

— Что было дальше у тебя? Ты же выжил.

— Очевидно, раз я тут с тобой сижу, — улыбнулся Барнс и включил следующий фильм по Стива. — Тут как раз Рамлоу будет, только его очень мало. Совсем-совсем мало-мало.

Диван был очень широким, и Барнс, откинувшись на спинку, пересадил Франсуа себе между ног, предлагая откинуться ему на грудь, и обхватил его.

Франсуа так и сделал. Устроился поудобнее, положил поверх ладоней Джеймса свои.

— Это что за классный хрен? — спросил он, когда на экране появился Рамлоу.

— А это и есть Рамлоу, — ответил Барнс, поглаживая Франсуа по груди, целуя в макушку.

Он соскучился по прикосновениям, он помнил, как хотел касаться Себастьяна. Всегда. Постоянно. Как не мог отойти от него дальше, чем на пару метров, как тяжело переживал, когда он уезжал. С Франсуа такого не было, он вполне был способен его отпустить, но сейчас тот был рядом, и касаться его хотелось неимоверно. Тактильный голод, так это называл Себастьян. Барнс довел себя до того, что у него от прикосновений было что-то сродни истерике, только очень тихой. И он гладил, целовал Франсуа, прижимал его к себе.

— Крутой мужик! — оценил Франсуа. Повернул голову и поцеловал Джеймса.

Когда на экране впервые появился Зимний Солдат, Франсуа подался вперед:

— Вот он! Ух ты!

— Да, у Себастьяна Солдат очень хорошо получился, — Барнс нехотя разомкнул объятия, позволяя Франсуа сесть, как ему нравится.

Франсуа поерзал и снова прижался спиной к груди Джеймса.

— Просто… ну, это круто. Кино, но понимаешь… я знаю, что это кино, что это твой муж снимался, но в то же время, все это происходило с тобой на самом деле, и это круто!

— Тут драки хорошо поставлены, а на самом деле мы со Стивом так накинулись друг на друга, что хрен разберешь что-то в том мельтешении, — рассказывал Барнс. — Я его не узнал, я его совсем не помнил.

— Да, хореография потрясающая. Хотя тут скорее танец, чем драка.

Сцена с обнулением потрясла Франсуа.

— Так ты его вспомнил! А тебя… Что это было, Джеймс? Электрошок? А Рамлоу стоял и смотрел?

— А что он должен был сделать? — поинтересовался Барнс, который хоть и прочел множество фиков о том, как Рамлоу героически вытаскивал его из Гидры, влюбляясь по самые уши, не шибко верил в подобный расклад. — Он хорошо ко мне относился, не пиздил лишний раз, помогал после крио и обнулений в себя прийти.

— Думаешь, он просто ничего сделать не мог? — спросил Франсуа.

— Я не знаю, малыш, — ответил Барнс, чуть крепче прижав Франсуа к себе, и легко провел по его шее дорожку из легких поцелуев. — Почему тебя это так волнует?

Как ни странно, Барнс был уверен, что ответ он знал, потому что ответ был очевиден — Франсуа любил его, и вряд ли хотел иметь что-то общее с человеком, который ничего для него не сделал, а просто стоял рядом и смотрел. Но Барнс понятия не имел, что было в голове у Рамлоу, в фильме он был более чем второстепенным бессовестным злыднем. Они с Себастьяном об этом даже практически не говорили, так, обсудили разок и забыли. Поэтому на данный момент у Барнса не было идей, каков же был Брок Рамлоу, кроме того, что он относился к Зимнему Солдату лучше многих.