Долина каменных трав (СИ) - Прягин Владимир - Страница 34

Он делает шаг вперёд, и меня наполняет ужас. Неужели сейчас повторится та ледяная жуть, которую я пережил в саду? Смёрзнутся мысли, окаменеет тело? Лучше уж сразу сдохнуть…

Страх этот столь силён, что обретает материальность, — дождевая пелена, как мне чудится, вздрагивает вместе со мной, а стынь-капля вдруг начинает слабо фосфоресцировать. Поразившись этому факту, я даже не сразу обращаю внимание, что человек-осколок смотрит куда-то мимо меня.

Оборачиваюсь.

По пологу ливня, висящему над рекой, проходит длинная судорога — она порождает три смерча-веретена, которые смещаются к набережной, проплывают над балюстрадой и, крутанувшись в последний раз, оборачиваются женскими силуэтами.

Силуэты эти прозрачны, если не сказать — призрачны; их омывают струи дождя, подпитанные жёлтым фонарным светом. Но, странным образом, каждая из фигур имеет индивидуальность — и, что не менее удивительно, они способны к звуковой речи.

— Отойди от него, Каменноголовый.

Фраза адресована, очевидно, моему неприятелю. Он смотрит на них с нескрываемым отвращением, потом произносит:

— Пришли втроём? Думаете, этого хватит?

— Думаем, да. Сейчас для тебя — не лучшее время. Много воды.

— Посмотрим.

Человеческое лицо колдуна снова становится мраморно-острой маской. Он взмахивает секирой — и те дождевые капли, что соприкоснулись с лезвием, замерзают в доли секунды, осыпаясь льдистой крупой.

Двигаясь с немыслимой скоростью, он бросается на русалку, стоящую чуть впереди других. Та вскидывает руки и выдирает прямо из ливня две серебряные нити-струи, которые, вмиг сплетаясь и разветвляясь, превращаются в сеть на пути врага.

Сплетение это, попав под удар секиры, леденеет и крошится. Русалка плетёт замену; её товарки, взяв колдуна в кольцо, тоже вооружаются струями. Он вертится как юла, замораживая и разрубая тенёта, но дождь восстанавливает их снова и снова.

Кольцо сжимается.

Человек-осколок теряет мощь, движется уже не так резко, однако, на его счастье, и ливень заметно ослабевает. В какой-то момент русалки делают паузу. Колдун, раскрошив последний фрагмент сети, устало опускает секиру, обводит взглядом противниц, потом поворачивается ко мне; я не могу разобраться в его эмоциях, чувствую лишь давящую тяжесть, которая, впрочем, уже не идёт в сравнение с прежней ледяной неподвижностью.

Но у него, как выясняется, есть ещё трюк в запасе.

Отвернувшись от меня и опёршись на секиру, колдун опускается на одно колено, прикладывает ладонь к мостовой…

И пропадает из поля зрения.

Мне хочется протереть глаза.

Исчезновение не сопровождалось эффектами — не было ни вихрей, ни вспышек, ни громыхания. Просто противника вдруг не стало.

Почему-то именно этот факт меня добивает.

Я сползаю на тротуар, прислонившись спиной к ограде.

Русалки смотрят на меня и молчат. Я разлепляю губы:

— Куда он делся?

— Здесь под ногами — камень. Это его стихия.

— То есть мы… Вы его не остановили?

— Он истощён. Вернётся не сразу.

— Когда?

— Зимой. После того как вода застынет.

— Надо рассказать всем… Предупредить…

— Предупреждай. Они уже едут.

Речная дева отворачивается, потеряв ко мне интерес, и силуэт её растворяется в редеющей дождевой пелене. Вторая русалка уходит следом за ней, третья же, задержавшись, указывает на стынь-каплю в моей руке:

— Это лучше вернуть владелице.

— Вы правы… — я засовываю пластину в карман. — Но Елизавета не сможет пользоваться… Её не пускают к омуту…

— Омут ей уже ни к чему.

Моя собеседница исчезает, а я запоздало соображаю, о чём ещё следовало спросить. Какую подсказку дать моей ученице, чтобы та овладела чарами? Что за сцену из прошлого я видел через гадальную карту? Откуда вообще берутся люди-осколки и чего они добиваются? При чём тут дельцы из треста? И целый ворох других вопросов…

Вокруг что-то происходит — слышен цокот подков, раздаются возгласы, возникают озабоченно-тревожные лица, но я перестаю реагировать, погружаясь в трясину мутного полубреда. Меня поднимают и перекладывают на что-то мягкое, накрывают; снова звучат слова, смысл которых крошится и дробится как лёд: «Выброс… Доложить… Не жилец…»

Холод… Жёлтые кляксы перед глазами…

А ведь я достал-таки колдуна… Пусть не собственными руками и не смертельно, но всё же… За неполные двое суток…

Плохо, что он вернётся…

Зимой…

Ненадолго сознание проясняется, и я понимаю, что лежу в служебной карете, укрытый невесть откуда взявшимся одеялом; за окном мелькают деревья.

— Вы очнулись, магистр?

Надо мной склоняется человек — кажется, кто-то из офицеров личной охраны его сиятельства. Это, в общем, логично — замок расположен неподалёку от того места, где происходила схватка, и если был зафиксирован аномальный силовой всплеск, то наместник наверняка отправил кого-то для выяснения.

— Куда меня везут? В резиденцию? — слова даются с трудом.

— Да, уже прибыли. Сейчас вам окажут помощь.

А вот в этом я сомневаюсь. В башне, конечно, есть и обычный медик, и чародей-целитель, но толку от них не будет. Я чувствую — мои жизненные резервы уже практически на нуле, их хватит только на то, чтобы поговорить с наместником, сообщить ему все подробности…

Экипаж останавливается.

— Пропустите! Пропустите меня!

Я, с удивлением узнав голос Елизаветы, сиплю:

— Позвольте ей… Буквально на полминуты…

Сопровождающий хмурится, но кивает и выходит наружу. Вместо него появляется моя ученица, бледная и растрёпанная:

— Что с вами, учитель?! Почему вы весь мокрый?!

— Не беспокойтесь…

— Я почувствовала — не знаю, как объяснить… Выбежала навстречу, а вы…

— Хорошо, что вы здесь, возьмите… — я протягиваю стынь-каплю. — Пригодилась, благодарю…

Елизавета, приняв от меня артефакт, хочет что-то спросить, но я перебиваю:

— Желание загадывайте с умом… Впрочем, вы разумная барышня… Да, и не обязательно возле омута… Так сказала русалка…

— Что?!

— И ещё, ваши способности к чарам… Теперь я уверен — они действительно есть… Но как ими управлять, я так и не выяснил… Очень жаль… Новый наставник подскажет вам, я надеюсь…

— Что значит — новый?

Я пытаюсь ей улыбнуться.

— Нет! Так нечестно, учитель, слышите?! Неправильно и нечестно!

Она вдруг, всхлипнув, приникает ко мне, и я растерянно бормочу:

— Ну что ты, девочка, что ты? Это ведь жизнь… Мне даже повезло, поставил жирную точку… Да и сколько мне оставалось? Ну, год ещё, полтора…

Она отстраняется и вытирает слёзы.

Взгляд её решителен, почти зол.

— Знаете что, магистр? Одного друга я потеряла. Второго потерять не могу.

— Прости, девочка. Природу не обмануть.

— Вы сами сказали — год-полтора вы могли бы ещё прожить.

— Да, но…

— А к омуту, значит, мне больше не надо? Ладно…

Я не успеваю ответить. Стынь-капля у неё на ладони наполняется голубоватым огнём, а в глазах у Елизаветы пляшут такие же голубоватые отсветы.

ГЛАВА 1

Я сошёл на берег, когда день уже иссякал. Закат лежал обмороженным червяком на линии горизонта. Колючий ветер бродил над портом, скелеты мачт темнели на фоне неба. Волны, отблескивая сталью, пришёптывали угрюмо и неразборчиво.

Здешняя гавань не замерзает даже зимой.

В отличие от реки.

Пакетбот «Кайра», на котором я прибыл с материка, в девичестве был простодушно-невинным парусником, но потом его переделали — вспороли деревянное чрево и всунули паровую машину. Кесарево сечение наоборот. Вивисекция, благодаря которой кораблик пересекает пролив быстрее.

Люди вообще изобретательные хитрые твари.

Во время плавания я штудировал подробную карту города и теперь вполне представлял дорогу до припортового трактира «Усатый сом». Мог бы дойти пешком за десять минут, но лень было тащить объёмистый саквояж, поэтому я нанял извозчика. Тот почесал кустистую бороду и заикнулся было насчёт целкового, но, встретив мой взгляд, признал, что двугривенный — тоже деньги.