Долина каменных трав (СИ) - Прягин Владимир - Страница 15

— А что такое?

— Да кто ж о таких вещах орёт на весь дом?

— Простите, — говорит Лиза, — если мы нарушаем какие-то неписаные законы. Просто услышали случайно это название…

— Это от кого же, позволь спросить?

Вижу — она замялась, потому что врать не привыкла. Говорю деду:

— Да так, от местных ребят. А почему про омут орать нельзя?

Он усмехается:

— Бойкий ты паренёк. Купеческий сын, небось? Только я тебе так скажу — бойкость, она не всегда до добра доводит. Иногда её и придержать не мешает — целее будешь. Бесплатный тебе совет.

Вот не люблю я, когда мне начинают на мозги капать, да ещё с таким видом, будто делают одолжение. Хорошо, Лизавета опять вмешалась:

— Пожалуйста, очень просим — объясните хотя бы в общих чертах. Если прямо нельзя сказать — намекните. Поверьте, это не прихоть, нам действительно нужно.

Я ждал, что она ещё и ресничками похлопает умилительно, как раньше со мной проделывала, но ошибся на этот раз. Лиза смотрела на дедулю серьёзно, даже не улыбалась. И он проникся-таки:

— Чего уж там, объясню. А то ведь, если смолчу сейчас, вы к каждому встречному-поперечному будете приставать, выпытывать.

— Ну, — смутилась Лиза, — мы как бы…

— Вот то-то и оно. Так что лучше меня послушайте — авось впрок пойдёт. Вы хоть и рядом с рекой живёте, но кормитесь не с неё. Угадал?

— Да, — соглашается она удивлённо, — мой опекун… э-э-э… чиновник, а у Митиной родни — пасека…

Забыла, похоже, что собиралась нас братом и сестрой представлять. Ну и ладно, без разницы — дедок-то ушлый, пронырливый, уже и сам догадался, что Лизавета не в обычной семье росла.

— Были бы вы, — продолжает он, — из речного люда (из рыбаков, к примеру, из лодочников, из сплавщиков), то знали бы — река человека не только кормит и поит, но и наказать может так, что мало никому не покажется. Я сейчас не о том, что лодка перевернётся или там сеть порвётся, — это дело обычное и понятное. Нет, ребятишки, я о другом толкую…

Он снова понизил голос, и мы невольно наклонились поближе.

— Бывает, на берегу такой урод заведётся, что и реку чтить не желает, и чёрной волшбой не брезгует. Так обнаглеет, что нет от него житья, а прижать его остальным не под силу — только сама река и может помочь. И вот тогда открывается Серый Омут…

Дед замолчал и зыркнул по сторонам, будто опасался, что омут откроется прямо здесь и сию минуту. После чего закончил:

— Но лишний раз болтать про это не след, даже промеж своих — от праздных слов колдовство тускнеет, силу теряет. Река такого не любит.

Лиза кивает:

— Болтать не будем. Но где же этот омут искать?

— Верстах в десяти выше по течению, возле утёса. Да только, барынька, простым взглядом его не видно. Открыться может, если свидетельство ему принести, что чёрную волшбу творят по соседству.

— Свидетельство? Ладно, это уже наша забота… — Лиза встала из-за стола. — Спасибо. А можно ещё один вопрос напоследок?

— Задавай, раз неймётся.

— Что вы делали у дороги посреди ночи? Только, пожалуйста, не говорите, что на прогулку вышли.

— А и не буду, — дед подмигнул. — Есть у меня один грешок — любопытство. Собаки вчера загавкали, потом волшбой потянуло — ну я и попёрся, не утерпел. И ведь оказалось, что не напрасно. А, ребятишки?

Тут мы спорить не стали. Распрощались с хозяином и вышли опять на солнечный свет. Сегодня, как будто жары нам мало, ещё и ветер поднялся — в ветках шумит, швыряется пылью и высохшими травинками. Я уже собирался свернуть к дороге, но Лизавета меня придержала за руку:

— Митя…

— Чего?

— Нам надо сначала в другую сторону. Туда, где русалку вчера…

— Лиза, — говорю ласково, — ты с дуба рухнула, что ли? Я туда ни за какие коврижки больше не сунусь. Сама подумай — вдруг там мертвяк до сих пор лежит?

Она носом шмыгнула, но смотрит упрямо:

— Думаешь, мне туда хочется возвращаться? Сейчас как представила — и уже коленки дрожат! Но иначе нельзя, неужели не понимаешь? Ты же слышал — чтобы омут открылся, мы должны доказать, что Кречет применяет чары во зло! Надо найти и принести к омуту какую-нибудь улику, материальное подтверждение! А где её искать, если не на вчерашнем месте? Ну, скажи, что я неправа!

— С этой, как ты говоришь, уликой вообще какая-то ерунда. Зачем её приносить? Кречет русалку прикончил прямо на берегу! Что тут ещё доказывать, подтверждать? Или река, по-твоему, ничего не заметила?

Лиза вздыхает:

— Не так всё просто. Колдовство — это сложная система условностей и всяких ограничений, установленных ещё в древности. Я вполне допускаю, что река просто не может вмешаться, пока мы не обратимся с формальной просьбой. Возможно, её чары работают только через людей или в их присутствии…

Она рассуждала, а я не перебивал, потому что сейчас она стала опять похожа на себя прежнюю. Лиза даже возмутилась немного:

— Ты меня вообще слушаешь? Я, между прочим, о серьёзных вещах рассказываю!

— Понял, понял. Идём на вчерашний берег.

И мы пошли.

Шагали, как на заклание, заранее обливаясь холодным потом. Подозреваю, что если бы какая-нибудь паршивая собачонка тявкнула на нас из кустов, то мы бы подпрыгнули и кинулись наутёк.

Но собаки нас пожалели, и мы всё-таки добрались. Огляделись с опаской. От русалки не осталось даже следов, а там, где раньше лежал патлатый, теперь было выжженное пятно, как от большого костра. Лиза сказала шёпотом:

— Это Кречет его, наверное. Уничтожил чарами тело, чтобы полиция не приехала…

Стыдно сказать, но мне от этого стало легче — теперь хотя бы понятно, что труп не валяется где-то рядом. Говорю:

— И какую мы тут, по-твоему, улику найдём? Кречет — он же не дятел, все следы замёл, сама видишь…

Только я эту умную фразу выдал, как в траве что-то заблестело. Мы присмотрелись — льдинка. Не стынь-капля, как у меня, а просто вода замёрзшая — будто там, в траве, есть крошечный закуток, где стоит мороз. Закуток этот до нашего прихода был спрятан, а теперь открылся, и льдинка сразу начала таять.

Лужица растеклась — и на земле остался лежать тот маленький дротик, который вчера воткнулся в русалку.

— Ну и ну, — говорю. — Это что ж, она его перед смертью успела спрятать? Чтобы Кречет не утащил?

— Ага, похоже на то. Сохранила для нас улику.

Лиза подняла дротик, завернула в платок и сунула в свой мешочек. Глянула на меня и говорит:

— Вроде всё. Теперь, пожалуй, можно и к омуту. Как считаешь?

Я задумался не на шутку. Главная беда в том, что у выбора у нас вообще нет. Мы видели настоящее лицо Кречета — теперь он нас в живых не оставит. В полицию обращаться нет смысла. Что мы им скажем? Что человек-осколок убил русалку? Ржать будут две недели.

Рассказать всё Лизиному дяде, наместнику? Племяннице он, пожалуй, поверит (знает же, что она не из тех дурёх, которые будут шутить такими вещами), но пока дело сдвинется, Кречет или его оставшиеся подельники придут к моим родичам, а дальше даже представить страшно.

Вот и получается, что единственный выход — топать к этому треклятому омуту, где убийца нас поджидает, и надеяться на помощь реки. Ну и, конечно, на то, что Кречет не заметит нас до последнего…

— Лиза, — говорю, — давай насчёт кокона проясним. Он включится ещё раз?

— По идее, да. Помнишь, я подсчитала, что его хватит до сегодняшнего рассвета, если использовать непрерывно? Но мы-то делали паузы, причём довольно большие. То есть запас ещё должен быть.

— Тогда предлагаю так. Идём пока что без кокона, чтобы не тратить зря. Включаем его… ну, где-то за версту до утёса. Подбираемся к омуту. Кречет нас ждёт, но пока не видит. Снимаем чары и, пока он не прочухался, орём: «Река, помоги!»… Придумка, конечно, так себе, я не спорю, но мне больше в голову ничего не лезет…

— Да, Митя, — говорит Лизавета грустно. — План, мягко говоря, ненадёжный, но по-другому, боюсь, не выйдет. Ну, то есть я-то могу, к примеру, вернуться в замок и сидеть там до посинения, но ты же не думаешь, что я вот так тебя брошу? Так что пойдём с тобой до конца, хоть и очень страшно…