На Краю Земли. Дилогия (СИ) - Бондаренко Андрей Евгеньевич - Страница 12

— О, мистер Белофф! — отодвинув в сторону толстый блокнот-ежедневник и педантично надел на перьевую ручку массивный колпачок, обрадовался Гринберг. — И я вас прекрасно помню. Особенно ваши каверзные и въедливые вопросы… Значит, закончили-таки Университет? Давайте вашу мужественную ладонь. Сочту за честь — пожать её.

После рукопожатия профессор предложил:

— Присаживайтесь, молодой человек, присаживайтесь. Пообщаемся. Обменяемся, так сказать, мироощущениями и мнениями…

Процесс общения и обмена растянулся на добрых полтора часа: вопросы, ответы, монологи, жаркие научные споры теоретической направленности.

— А теперь я хочу слегка похвастаться, — по-мальчишечьи улыбнувшись, заявил Гринберг. — Первыми, так сказать, достигнутыми реальными успехами.

Он нажал на зелёную кнопку крохотного пульта, после чего в правом углу кабинета ожил и загадочно замерцал прямоугольный экран телевизионного монитора…

Лето, знойное и беспощадное лето. Высокое белёсое небо над головой, в небе кружит бесконечная стая иссиня-чёрных ворон, знойный ветер настойчиво царапает лицо…

И это — только рассвет… Что же будет дальше?

Два войска — стройными рядами — замерли друг напротив друга: копья, луки, кольчуги, остроконечные шлемы — блестящие на солнце, разноцветные знамёна — развевающиеся на ветру.

Два всадника, отделившись от противостоящих воинских рядов, скачут навстречу друг другу, останавливаются, съехавшись посредине свободного пространства. Оба высокие и широкоплечие, в самом расцвете сил. Один — типичный представитель монголоидной расы, а в жилах второго течёт весёлая турецкая кровь.

Турок презрительно смотрит на знамя, закрепленное за спиной монгола: на тёмно-синем фоне изображён упитанный золотой дракон.

— Какая наглость, Тимур, думать, будто бы тебе одному принадлежит весь этот Мир, — презрительно тыча толстым пальцем в направлении дракона, брезгливо кривится турок.

Монгол, кивая головой в сторону турецких знамён, невозмутимо отвечает:

— Ещё большая наглость — думать, что тебе принадлежит сама Луна…

А потом была битва.

Нет, если внимательно проанализировать увиденное, то «битва» — весьма слабое и неполное определение для этого величественного и грандиозного зрелища-события.

Сеча… Кровавая и Безжалостная Сеча… Рубка, Вакханалия, Бойня, Армагеддон…

Яростно звенели клинки, встречаясь с булатом других клинков. Ломались копья, пробивая насквозь тела врагов. Хищно свистели чёрные стрелы, впиваясь в лица противников (стрела — прямо в глаз — обычное дело!). С оглушительным треском лопались кольчуги, разлетаясь на сотни и тысячи светлых полуколец. Кровь, крики, стоны, хрипы, боль… Горестно ржали умирающие лошади — о своих сломанных стройных ногах. Утробно ревели раненые лохматые верблюды, из чьих уродливых горбов, насквозь пробитых шальными стрелами, хлестали целые фонтаны хрустально-чистой воды…

С десяток неуклюжих слонов, на спинах которых восседали невозмутимые желтолицые воины, проследовали куда-то, задумчиво покачивая своими серыми гигантскими ушами и сметая всё и вся на своём пути…

Кровь, стоны, хрипы, пикирующая стая воронья, вой, вопли, стоны, кровь…

В какой-то момент битвы монгольские воины на правом фланге дрогнули и обратились в бегство. Турецкая отборная кавалерия, отчаянно визжа, неудержимо устремилась вперёд, преследуя беспорядочно-отступавшего противника.

И, вдруг, случилось нечто, чему и имени-то нет — на языке человеческом. Прямо из воздуха, словно бы из ниоткуда, на небе возник огромный златогривый дракон и, сонно поводя из стороны в сторону массивной головой, дунул ярким огнём, который, впрочем, не причинил наступавшим ни малейшего видимого вреда.

Но турецкая конница, деморализованная этим неожиданным событием (чудом, казусом, видением?), тут же отхлынула назад. Подошли свежие монгольские резервы, и битва-сеча разгорелась с новой силой…

Только когда тёмно-малиновое солнце задумчиво зависло над далёкой линией горизонта, тёмные знамёна, украшенные серебряными полумесяцами, поникли. А потом, и вовсе, упали на землю и были безжалостно втоптаны в грязь десятками тысяч конских копыт.

Со стороны, где размещались обозы разгромленной турецкой армии, раздались звонкие вопли насилуемых женщин.

Кровавый спектакль подошёл к своему логическому финалу, придуманному неизвестным Драматургом.

Заходящее за горизонт багровое, неправдоподобно-большое и тяжёлое солнце. Иссиня-чёрные вороны. Острый запах крови. Тёмно-синие знамёна, украшенные золотыми драконами, гордо реющие на знойном ветру…

Гринберг нажал на красную кнопку пульта управления, плоский экран телевизионного монитора послушно погас, а профессор, выжидательно прищурившись, спросил:

— Ну, что, коллега Белофф? Узнали двух главных героев этого короткого, но очень познавательного и правдивого документального фильма?

— Один из них, несомненно, Хромой Тимур[7], он же — легендарный Железный Хромец. А, вот, кто второй, извините, не знаю. История Средневековья никогда не являлась моим любимым коньком. Одно не подлежит сомнению, он — турок.

— Это был Баязид Молниеносный[8], знаменитый турецкий эмир, личность достаточно масштабная и известная. Впрочем, это сейчас не важно. Нас — в данном конкретном случае — интересует только фигура Аксак-Тимура, или же Тамерлана — как его называли многочисленные враги… Вы заметили амулет, из которого «выскочил» дракон? Вернее, оптический фантом дракона, не более того… Не заметили? Ай-яй-яй! Учёный всегда и везде обязан быть наблюдательным… Ладно, коллега, не грустите. Исправим ситуацию. Помощь уже в пути…

Гринберг вновь пощёлкал кнопками пульта, после чего на телевизионном экране возникло укрупнённое изображение выпуклой груди великого полководца.

— Некий могущественный амулет, подвешенный на толстой золотой цепочке? Или же талисман? — пессимистично усмехнулся Тим. — Одна трубка жёлтая, гладкая, возможно золотая. Вторая — серебристо-тусклая, густо-испещрённая незнакомыми древними письменами, допустим, что платиновая. Ерунда какая-то, на мой частный взгляд…

— Не торопитесь со скоропалительными выводами, молодой человек. Смотрите, что будет дальше. Внимательно смотрите.

Руки в кожаных перчатках, усыпанных грубыми бронзовыми заклёпками, уверенно стащили цепочку с жилистой шеи, после чего сняли с цепочки — одну за другой — трубки.

— Сейчас будьте предельно внимательны, — предупредил профессор.

Вот, трубки — с громким щелчком — соединяются в единое целое. Рука в кожаной перчатке вытягивается — градусов под шестьдесят-семьдесят по отношению к линии горизонта. Хриплый голос начинает что-то неразборчиво и монотонно нашептывать на неизвестном гортанном языке. С кончика талисмана — прямо в бездонное небо — неожиданно срывается тонкий светло-голубой луч. Где-то вдали появляется-вспыхивает жёлто-золотистый силуэт гигантского дракона…

Гринберг остановил просмотр и, непонятно вздохнув, пояснил:

— Так он, знаменитый талисман Цо-Могул, и работал. Согласитесь, в пятнадцатом веке такие оптические фокусы впечатляли.

— Это уж точно, без сомнений… А откуда, пардон, пирожки?

— Какие ещё пирожки? Шутки шутить изволим? Берём пример с ехидной сотрудницы Пандевой?

— Это я про кино, — смутившись, уточнил Тим. — В том смысле, а кто снимал этот красочный документальный фильм?

— Автоматическая видеокамера снимала, вмонтированная в… Скажем так. Видеокамера, вмонтированная в специальную Капсулу, которая — в свою очередь — была отправлена в Прошлое. Потом (и это самое главное!), Капсулу удалось вернуть в Настоящее. Естественно, вместе с видеокамерой и заснятыми материалами. Подчёркиваю, с бесценными заснятыми материалами!

— Получается, что Милена во многом права.

— Простите, молодой человек? — насторожился профессор.