Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 114

— Что она хочет знать? — уточнила я.

— Как… говорите с "одеждой".

Я пожала плечами.

Никак. Вернее, не знаю. Просто не понимаю механизма действия. Что служило катализатором в первый раз? То, что я начала командовать животными в гостинице? Тогда я пожелала, чтобы "одежда" показалась и изменила форму. Или это был прием лекарства? А, может, измененное состояние психики, мой Белый Кит? Или сочетание всех перечисленных факторов сразу? Как знать.

— Не знаю, — был мой ответ. — Но скоро узнаю.

Эши перевел.

— Скоро это когда?

— Как только — так сразу.

Это было слишком для разумения чужака. Он нахмурился, пробормотал что-то про "приоритетное право" и заговорил с матерью. Они посовещались. Рара Ла вмешалась и сказала что-то едкое, Сен Этти ее осадила. Эрг во время перепалки стоял как истукан, изображая предмет мебели. И правильно. Наконец дамы пришли к взаимопониманию. Сен Этти, блеснув серебристо-серыми глазами и доброжелательно улыбнувшись, обратилась ко мне.

— Надо узнать. Надо рассказать, — сказал за ней эрг и добавил, очевидно, от себя. — Запах лекарства и "одежды" одинаковый.

Ну да, ну да. Он почуял! Очевидно, мое тело выделяло метаболиты после приема препарата. Это было в дыхании, в запахе пота, слюне… Одежда тоже пропиталась этим запахом, а сегодня в аптеке эрг вновь учуял его. Но я ведь и раньше принимала это средство, когда была в посольстве. Почему интерес возник только сейчас? Эрги не знали, что будет такой эффект? Это что-то новое для них?

— Хорошо, узнаю — обязательно расскажу.

Он перевел. Дама кивнула и величественно уплыла вдаль, продолжая прогулку. Она выяснила, что надо, и я ее больше не интересовала. Персиковое платье мерно покачивалось при каждом шаге…

Рара Ла вдруг подошла совсем близко. Она показывала что-то, зажатое в руке. "Одежда"? Что… та самая? Красавица с превосходством улыбнулась, и эта улыбка была полна холода и презрения. Я невольно отшатнулась.

— Хельга, — сказал Эши Этти. — Все хорошо.

Ничего не хорошо, и уже не будет.

— Ну что, идем? — повернулась я к нему, стараясь не обращать внимания на женщину рядом.

Такое пренебрежение ей не понравилось. Она явно ожидала другой реакции. Вдруг я поняла, что эта Рара Ла довольно молода. Женщина надула губы, как обиженный ребенок, но тут же взяла себя в руки. Я кивнула ей, соблюдая формальности, и покинула оранжерею. До встречи с доктором оставалось менее часа.

* * *

— Ваш телохранитель еще не заскучал там? — док покосился на часы.

Ему-то видно! А на стене он специально не вешал таймер, чтобы пациент не считал время. Коммуникатор тоже следовало отложить.

— Что, сеанс уже завершен? — я поерзала в кресле.

Как-то слишком быстро. Я еще и половины не успела рассказать. Только в общих чертах. До анализа ситуации мы пока еще не дошли.

— Просто интересуюсь, насколько его хватит, — ответил он. — Вы мне пока не надоели.

Я фыркнула.

— А что? Рассказываете интереснейшие истории, — продолжил он, вращая в руках зажигалку. — Эксклюзив! — он поднял вверх палец. — В новостях такого точно не покажут.

— А вы, оказывается, сплетник, доктор.

— Никому не говорите о моей маленькой слабости, — улыбнулся он.

Так. Про табак я уже знаю. (Кстати, где он его достает?) Теперь это.

— Я знаю уже две ваших слабости, — парировала я. — Но, согласитесь, это неравноценный обмен.

— Вряд ли я могу себе это позволить, — ответил мужчина. — Чересчур открытый человек разом утрачивает авторитет.

— Факт! — согласилась я с ним.

Не раз наблюдала такое. Люди ждут отдачи и не получают ее. А жаль. Помощь, полученную легко и быстро, не ценят. Доброту и открытость принимают за слабость. А люди всегда следуют за сильным. Великодушные слабаки никому не нужны.

— Но вы не ответили.

— Думаю, его вполне займет партия в Го, — ответила я на первоначальный вопрос. — Я отдала эргу свой коммуникатор и настроила третий уровень сложности. Это его отвлечет. Наверное, уже нашел противника по сети и играет с ним. Можно посмотреть…

— …но не нужно. Здесь только вы и я. Так надо.

— Кому? Вам или мне?

— Таковы правила.

Правила, правила. Созданы, чтобы их нарушать! Психотерапевты и аналитики придумывают ритуалы, чтобы настроить людей на определенный лад и вызвать нужные им реакции. Я знаю, и он знает. Отчего бы не изменить привычный расклад?

— Зачем тогда задавать вопрос? — разозлилась я.

— Хотел увидеть вашу реакцию, — ничуть не стесняясь, откровенно ответил док. — И прогноз по поведенческим реакциям пришельца.

— Для чего?

— Мне хотелось знать, насколько хорошо вы его знаете.

— Смысл?

— Вы тут рассказали прелюбопытную историю, Хельга, — кивнул он сам себе, поглаживая подбородок. — Но истолковать ее сможете только вы сами. Моей помощи в этом недостаточно.

— Почему?

— Они не люди.

"Они не люди". Это основное. С этого и надо было начинать. Спасибо, док! Вы ведете лисьими тропками и окольными путями, но выводите именно туда, куда надо. Пусть эта нора глубока, я способна в нее нырнуть.

— Спасибо.

Снова кивок, уже мне. Он понял, что я поняла.

— Рано благодарить.

— Рано?

— Я могу дать сотни советов, и все они будут "мимо", — сказал док. — Знаете, что вам надо сейчас сделать, Хельга?

— Что?

— Поговорить не со мной, а с вашим послом. Все просто.

— Действительно…

Просто, как дважды два и кусок пирога. О, Боги и Богини! А ведь он прав. Действительно просто.

— С людьми надо говорить, — продолжил он. — Все хотят выговориться и чтобы их кто-то выслушал.

— А если… Если кто-то не захочет со мной говорить или слушать? — задала я вполне резонный вопрос.

Док мягко рассмеялся.

— В любом случае, для монолога тоже нужна публика, — заметил он. — Вас могут не понять, но выслушают в любом случае.

Я тоже засмеялась. Представила. Просто восхитительно! Лучше всего будет связать по рукам и ногам, сунуть кляп в рот и выговориться, а он пусть слушает, как я его ненавижу, потому что слишком сильно люблю.

Или вот еще… Тут улыбка покинула мое лицо.

Я теперь понимала, почему не хотела говорить с родными, Улафом, Тошио и Хаоли. Лед сдвинулся, когда я вернулась со станции. С первым "экс" я разрешила отдельные разногласия тем самым вечером в нихонском ресторане сразу по возвращении. Со вторым — когда он поделился сокровенным. Я перешагнула через себя, попросила — и он помог. И я была благодарна за личные записи. Дело за малым: открыться семье и послу.

Чем сильнее чувство, тем тоньше грань, отделяющая допустимое от запретного. Я сама создавала эти границы. Я любила родных и посла, и оттого не могла быть до конца откровенной.

Вдох-выдох. Док Фредриксен с наблюдал за сменой выражений на моем лице. Он улыбался. Бакенбарды топорщились, как и кустистые брови, заслуженные морщины избороздили лицо. Половина в тени, половина — освещена настольной лампой. Одного плеча не видно, как будто рука уходила, врастала прямо в густую тень, другое, мощное и квадратное, вдруг показалось крылом горгульи.

— Вы не хотите конфликта, — сделал он вывод. — "Правильные" и "хорошо воспитанные" девочки не ругаются с близкими. Вы же не хотите их огорчить?

Я вскинулась, не находя слов.

— Я же прав, Хельга, — снова нажал он на больное место. — Прав? Не отпирайтесь. Огорчать можно только тех, кто для вас ничего не значит. Остальные — табу.

Он прав, как всегда прав.

— Что мне делать?

Кажется, я сказала это вслух. Мужчина пожал плечами:

— Идите и скажите ему все, что о нем думаете. И выслушайте его версию.

* * *

Я появилась в приемной доктора, и Эши, кажется, вздохнул с облегчением. Его нервировало, что я хотела куда-то уйти с незнакомым ему мужчиной. Перед сеансом пришлось упомянуть "приоритетное право" и дать ему немного поговорить с доктором. Только после этого он успокоился и согласился остаться снаружи.