Между четвертым и пятым (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 68

Фу-у!

Ну, не с неформалом. Все равно. С кем-нибудь, положительным во всех отношениях. Уж точно не с Михаем. Она бы в другой школе училась и никогда бы его не встретила. Тот бы продолжал портить девок и кутить в свое удовольствие. Никто бы не оборвал его никчемную жизнь. Сколько бы женских судеб он еще исковеркал?

"Волк — санитар леса", — всплыла в памяти старая сентенция. Может, все произошло именно так, как и должно. История не терпит сослагательного наклонения.

— Сергей, — она крепко сжала его руку, испугавшись, что он исчезнет. — Сергей!

— Что?

— Ничего, — застеснялась она своего порыва. — Просто.

— Ну, раз так, доедай. Или мне отдай, — улыбнулся он. — Долго ждать, пока поджарится еще.

Инна отдала ему шашлык и отобрала кофе. Тоже не хотела просить, чтобы налили. Пусть люди не отвлекаются, общаются. А они с Сергеем вместе, сами по себе. Не хотелось вставать и уходить. Побыть еще немножко с ним, и все. Больше ничего не надо.

Инна пошла в дом. Нужно в туалет, а это внутри. Убранство дачи было старорежимным, немного помпезным. Дерево, ковры, медные львы на ручках, богемский хрусталь в шкафу и хрустальные люстры. Так раньше делали.

Потом хотела вернуться обратно и застыла. Дверь в гостиную была полуоткрыта. Она нажала на выключатель и убедилась, что глаза ее не обманывают. О, боже! Рояль. Настоящий, как в музыкальной школе. Советский, эстонский! Двестидесятый, наверное. Большой какой!

Девушка подошла ближе. Она благоговейно провела рукой по лакированной крышке, оставив полосу на пыли. Схватив салфетку с банкетки, Инна протерла инструмент и подняла крышку, закрепив на стойке. Все, теперь можно пробовать.

Прямо руки чесались проверить!

Как-то несерьезно на нем играть "Собачий вальс" или замученный многими поколениями школьников багатель "К Элизе". А что, если? Инна присела, огляделась, не видит ли кто, и начала наигрывать "Поезд на Чаттанугу". Вариация Питерсона. Она раньше очень любила эту мелодию.

Однажды им дали задание выучить что-то сверх программы — и вот. Пальцы помнят. Ритм никто не задает. Плохо. Темп тоже не сразу поймала. То слишком медленно, то чересчур быстро. Она, когда разучивала, чуть себе мозги не сломала, пока докопалась. С виду просто, а на деле… То, да не то.

— О-о… — выдохнула почти в экстазе, когда наконец получилось.

Поняла еще, что инструмент немного расстроен. И еще акустика помещения сильно гасила звук. Не место здесь инструменту, в маленькой комнате с низким потолком, на холодной даче, да еще и без чехла.

— Эх…

Попробовала еще раз — лучше. Замерзшие пальцы согрелись и размялись. Игра на фортепьяно, выходит, тоже как велосипед. Не забывается. Все, все помнит мудрое тело. В консерваторию ей не светило, но поиграть для души — всегда пожалуйста. Даже на душе стало легче.

Кто-то за спиной захлопал. Инна вскочила, с грохотом уронив стул. Это был он! Подполковник в отставке. Кивал сам себе и смотрел одобрительно.

— Да вы умелица, оказывается. Кладезь скрытых талантов, — похвалил он.

У Инны часто-часто забилось сердце, словно ее застали за чем-то неприличным. Не стоило, правда не стоило. Что же теперь будет?

— Извините, — сказала она. — Я без спросу.

— В музыкальную школу наверняка тоже ходили, — сделал он вывод и подошел ближе.

Инна отпрянула. Мужчина удивился, но ничего не сказал.

— Просто хобби, — добавила девушка. — Инструмент жалко.

— А что с ним? — нахмурился он.

— Расстроен. Наверное, давно на нем не играли. Понимаете, ему нельзя на холоде. Лучше вообще тогда не держать дома рояль.

Она высказалась, и на душе сразу стало легче. Рояль — как домашнее животное. Почти живой. Надо следить, и чтобы работал, двигался, жил. Каждая вещь создана для чего-то. Если она себя не находит, не реализуется, то вроде как и не живет. Заживо умирает. Инна не знала, как облечь эти мысли в слова, и потому просто провела сверху донизу по клавишам.

— Слышите? Жалуется.

— Жена моя любила играть, — сказал старик. — Дочь отдал в школу искусств, но она бросила.

— Может, у нее другие интересы.

— Да уж, другие!

— Простите.

— Вам-то за что извиняться? — возразил он. — Как раз у вас все в порядке.

— Надеюсь, — она не была в этом уверена.

Петр Иванович провел рукой по волосам, повел плечами, словно у него там что-то мешалось. Тело старое, что ли, ноет? На погоду, скорее всего. Обещали морозы.

— Жены уже двадцать лет как не стало. Я просил, умолял. У нее же почки, сердце. Сорок три года. Думали, все уже, расслабились, дураки старые. Она решила рожать. Лучшие доктора вели ее и принимали роды, но все равно не спасли. Мила маленькая была, не помнит ничего, — в порыве откровенности сказал он. — Миша помогал, но что взять с третьеклассника. Бабушек-дедушек нет. Мне тогда сложно было. Почти не спал. Однажды… а, дело прошлое!

Инна молчала, слушала, широко распахнув глаза. Она как наяву видела, как он едет по ночной обледеневшей дороге. Голова клонится вниз, носом клюет. Спит на ходу. Столкновение. Авария. Смерть.

Кого теперь винить? Эту Милу, которая тогда еще ходить не умела, ночами не давала спать отцу? Жену подполковника, которая не сделала аборт и родила в сорок с лишним лет, а потом умерла? Все остальное — просто следствие. Ну, посадили бы его. Дети — сироты при живом отце. Что хорошего? Инна правда не знала.

Она не оправдывала его. В самом деле, что ему мешало нанять няньку или взять отпуск? Наверное, он просто пытался забыться в работе после смерти жены. Инна раньше думала: может, хорошо, что папа и мама… в один день. Не пришлось горевать и тосковать. Бабушка рассказывала, как сильно они друг друга любили. Потом девушка, конечно, корила себя за такие мысли.

— А знаете что? — вдруг сказал подполковник. — Давно хотел отдать рояль, только жалко было. Память. Теперь понял. Надо отпустить прошлое.

Девушка не знала, что на это сказать. Только пожала плечами.

— Нас, наверное, уже все потеряли, — сказала она. — Идемте.

Они вернулись на улицу. Серый увидел, как они выходили, и удивился. Никаких следов конфликта. Девушка вся в себе, как обычно. Старик немного растерян, но доброжелательно улыбается.

Инна села рядом и сказала:

— Вторая партия уже? Что-то я проголодалась.