Любовь к драконам обязательна - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 4

— Боюсь предположить…

— Пар-ши-во!

Я вдруг почувствовала, что готова расплакаться, несмотря на принятую успокоительную настойку. Вытащив бутылочку, сделала еще один поспешный глоток, распространив на полсалона валерьяновый душок.

— Они объявили, что желают разорвать торговый договор, и я чуть не угробила их ручного дракона. Клянусь, совершенно случайно! Слушайте, может, неплохо, что мы погибнем? Тогда не придется объясняться с начальством.

— Мы не погибнем.

— Вы, может, нет, но у меня сегодня отвратительный день, так что я точно погибну во цвете лет!

Вдруг по небу прокатился раскат грома, и в металлическую коробку с окошками ударили яростные струи дождя. Дракон ухнул вниз. В салоне кто-то взвизгнул, прикрикнула проводница:

— Господа, сохраняйте спокойствие! Наши драконы приучены к полетам в сложных климатических условиях.

— Зато я не приучена! — едва слышно всхлипнула я, задыхаясь от чистой, ничем не замутненной паники. — Мне крышка! Как хорошо, что я уже не девственница! Было бы обидно умереть, не вкусив плотского греха. Хотя я так и не просекла, в чем весь сыр-бор.

Сосед поперхнулся.

Святые угодники, я это сказала вслух?!

И тут меня понесло. Абсолютно ничего не соображая от страха, я принялась исповедоваться человеку без лица, ведь перед смертью Священное Писание наказывало облегчать душу. Я всего-навсего следовала заветам предков — каялась в одном из страшных смертных грехов. Целый год я лгала семье о месте службы. С таким грехом к святым угодникам не попадешь ни за одну взятку!

— Скажите, вы читали «Золушку» — этот новый романчик вышел всего пару лет назад? Написала Шарли Пьетро.

— Кхм?

— Не вспоминайте, я вам расскажу. Там девицу изводили злая мачеха и две сестры, а безвольный отец кутил в трактире. Так вот, я очень похожа на эту самую Золушку, только наоборот. Меня абсолютно все любят! Понимаете? Мачеха, сводные сестры, отец — они все во мне души не чают. Считают, что я многого добьюсь. А я даже не в состоянии получить повышение, больше года в стажерах сижу. Знаете, как тягостно не оправдывать чужие ожидания? Чтобы их не разочаровывать, я наврала, будто наша контора занимается судебными разбирательствами, а не продает корм для драконов. Такой позор!

И снова рявкнул оглушительный гром. Сердце от страха подскочило к самому горлу. Не дожидаясь очередного приступа, сосед попытался меня успокоить:

— Поверьте, мы выживем! У заклинателя все под контролем.

— Да, но ваш голос прозвучал неуверенно…

Наконец выпитая настойка дала о себе знать. Вместо того чтобы разразиться очередным потоком признаний, я просто широко зевнула и секундой позже вырубилась, как разряженный магический светильник…

— Тесса! Тереза, вставай! — Кто-то тряс меня за плечо, пытаясь разбудить.

С трудом разлепленные веки тут же сомкнулись обратно. Я снова понеслась на теплых волнах в приятный сон, в котором меня на руках заносил в родительский дом красивый мужик, вкусно пахнущий терпким мужским благовонием. Я с наслаждением потерлась лбом о его плечо…

— Тереза, вставай же ты! Маму с папой забирают! — прикрикнула Арона, младшая из сводных сестер.

К слову, старшую звали Эзрой. Их отец очень хотел мальчиков и в отместку святым угодникам, никак не угодившим заправскому генералу, дал мужские имена.

— Куда? — Я принялась нащупывать на прикроватном столике очки. Нашла, нацепила на нос, и мир приобрел четкость.

— В Башню. Стражи нашли папин самогонный аппарат.

— Ох ты ж! — пробормотала я, кувыркнувшись с кровати прямехонько на пол, потому как измятое, словно бумажный ком, платье оплело ноги. Хорошо, что я была уже одета, только туфли осталось натянуть.

— Не отставай! — скомандовала Арона, когда мы выкатились на улицу.

Притом сестрица, широкая в кости, низкая ростом и богатая формами, казалось, действительно катилась, а я хромала. Уже за порогом дома выяснилось, что из торопливости я натянула одну уличную туфлю с высоким каблуком, а другую — домашнюю, на плоской подошве.

Где-то на середине дороги в голову пришел закономерный вопрос: а как я очутилась в своей постели, если только-только погибала над Саввинскими горами в воздушном дилижансе? Подспудную мысль, что мы все-таки разбились и теперь бег по улицам в двух разных туфлях мерещится в агонии, пришлось подавить в зародыше. Она была не очень-то здоровой.

— Арона! — позвала я сестрицу, скакавшую по брусчатке, как горная лань. — А как я вчера домой попала?

— Тебя мужик принес! Сказал, что вы вместе летели.

— Му-мужик? — Я даже остановилась на пешеходной мостовой.

— Ага. Представительный такой. Только худенький больно. Вот так плюнешь, он и улетит. — Взмокшая от бега сестрица притормозила и, приложив к боку ладонь, перевела дыхание.

— Вы же в него не плевали? — насторожилась я, с ужасом представляя, как мое семейство встретило соседа по несчастью.

Какой оказался приличный мужчина! Девушку выслушал да еще домой отбортовал… отгрузил… доставил. В общем, вы поняли. Но с любимых родственников станется и плюнуть, и пинка дать, и на венчание потащить, раз посмел девицу через порог отеческого дома на закорках приволочь.

— Матушка на радостях решила, что ты наврала про командировку. Откуда ему наш адрес знать? Сказал, что у тебя в блокноте нашел, и карточку свою оставил.

— А где карточка?

— У матушки. Побежали быстрее, а то придется ее из Башни вытаскивать! Она после этого неделю зверем ходит.

Тут взгляд упал на витрину за спиной сестры. Из отражения на меня таращилось всклокоченное, пучеглазое чучело с торчащей над головой, словно один упрямый рог, прядью, и в платье, точно пережеванном гигантским драконом. А туфли! Мало того что из разных пар, так еще и разных цветов.

— Святые угодники! — вздрогнула я.

Подковыляв к витрине, вытащила из кармана носовой платок, послюнявила и попыталась два обведенных черной краской шара превратить в нормальные глаза. Потом поплевала на пальцы и вернула на место оттопыренную прядь, то есть прилепила к спутанному колтуну, а когда вихор снова вздыбился, то без слов сорвала с сестрицы розовый ободок с красным бантиком.

— Ты чего? — хрюкнула Арона.

— Мне нужнее! Иначе за блудницу примут! — процедила я сквозь зубы, водружая ободок на голову и придавливая упрямый вихор.

— Не примут, — убежденно возразила сестра. — Блудницы не бывают хромоногими.

Мы с ней встретились взглядами в оконном отражении. Вообще, Арона страдала несвоевременными приступами честности. Наверное, поэтому из трех заключенных брачных договоров все три были расторгнуты еще до свадьбы.

— Что? — развела она руками. — Ты без красивостей похожа на судебного заступника. Они вечно по утрам в трактир приходят зеленые и помятые.

Тут я заметила, что из глубины лавки на нас с любопытством таращатся покупатели, а маленькая девочка тыкает пальцем и громко плачет. Я отшатнулась от витрины и, дернув сестру за рукав, мол, бежим спасать семейство, похромала к рыночной площади.

Перед «Душевным питьем» стояла черная карета городских стражей, а на доске для меню мелом было выведено: «Закрыто из-за непреодолимых обстоятельств». Когда мы с сестрой перевалили через порог, то «непреодолимые обстоятельства» перетаскивали из чулана разобранные части самогонной установки, переделанной трактирным виночерпием, дядькой Невишем, из алхимических колб и узкой переносной печки.

Судя по недовольным усатым минам, «обстоятельства» в количестве трех человек ждали, чтобы их кто-нибудь уже преодолел. Видимо, ехать в карете с бряцающим грузом и разъяренной трактирщицей ужасно не хотелось. Однако наше семейство, в смысле маменька, папаня и Эзра, под гнетом вины ссутулилось за выскобленным столом. Подозреваю, что матушка прониклась суммой денежного взыскания за самогонный аппарат и загрустила.

Папа уже год гнал самопальный виски, а потом смешивал с благородным напитком из королевских виноделен и продавал. Он так набил руку, что никто из посетителей ни разу не заметил разницы. Некоторые, особенно те, что перед громкими фамилиями имели благородную приставку «ди», даже умудрялись от восхищения закатывать глаза, чем доводили дядьку Невиша до истеричного хохота.