Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна - Страница 63

— Вы следили за мной? — потрясенно пискнула я.

— Ну, я же беспринципная сволочь и аморальный тип, — заявили мне, выпрямляясь.

— Имею право.

После этого мой лоб деловито ощупали, вздохнули, принялись открывать флакон с лекарством. Было стыдно и больно сидеть вот так перед ним, принимать его заботу после того, что я наговорила ему. Зачем я обидела того, кто был искренним со мной? Зачем пустила прошлое в свою жизнь? Я продолжала, не мигая смотреть на мэтра, чувствуя щемящую пустоту в груди. Я растоптала его чувства, а он продолжает заботиться, оберегать.

— Простите меня, — противным фальцетом отозвалась я. — Ради всего святого, если сможете, то простите.

Легран налил нужную дозу в стакан, плеснул туда воды из графина, протянул тару мне.

— Обсудим твое поведение, когда наркотик выветрится, — буркнуло начальство. — Сейчас неподходящее время.

Я почувствовала, что снова плачу. Слезы текут по щекам, в груди клокочет от сдерживаемых всхлипов.

— Это не оправдание. — Меня трясло, но я продолжала бормотать извинения, понимая, что молчать уже не могу. — Я не имела права так с вами говорить…

— Меня пугают твои перепады настроения, — хмуро изрек мэтр.

— Мне стыдно, — закрыв глаза, с чувством произнесла я. — Я так виновата. Я… Как я вообще могла такое говорить…

Я почувствовала, как мэтр сел рядом. Тяжелая рука легла мне на плечо. О небо, он еще и утешает меня. Да меня придушить мало, а он утешает.

— Приступ самобичевания? — Усмешка в голосе. — Не стоит. Я тоже был неправ.

— Нет-нет. — Я в упор глянула на Леграна. — Вы говорили все верно. Это рефлексия по прошлому, я перенесла опыт из прошлого на вас. Я давала вам надежду, я бездумно нарушила запрет врача, я оскорбила вас, я… Я виновата перед вами. Очень-очень виновата. Вы были так добры ко мне, вы… ни разу не дали повода думать о вас плохо, вы… Я прошу вас простить меня. Если сможете. Я…

Я почувствовала, как пальцы Леграна коснулись моей руки.

— Я тоже отличился, — произнес мэтр. — Я видел, что ты была не в себе вечером, но проигнорировал этот факт. Видел твою невменяемость утром, но поддался эмоциям.

— Я не должна была такое вам говорить. Я не знаю, как у меня вообще язык повернулся…

— Ну, Флинн внес в этот вопрос некоторую ясность, — поднимаясь, заявило начальство. Потом Легран указал на стакан в моей руке. — Пей у тебя сильный жар.

Я принялась пить лекарство, клацая зубами по краю стакана. Легран подбросил дров в камин. Снял и повесил на спинку стула свой сюртук.

— И, Ноарис, я требую, верните обратно моего зама, — не оборачиваясь ко мне, произнес Легран. — Перекрывайте свой водопад и заканчивайте ковырять старые душевные раны. Я не выношу женских слез и истерик.

Он говорил резко, сухо, грубо, но в его тоне не было даже следа злости. Не знаю, как он это понял, но от этого тона моя истерика и вправду стала затухать, не успев начаться. Я перевернулась на бок, все так же неотрывно следя за Леграном, который убирал документы на своем столе. Смотрела и все еще не верила в то, что это происходит в реальности.

— Обедать будешь? — обернувшись ко мне, произнес мэтр.

И улыбнулся. Сердце подпрыгнуло в груди от этой улыбки, теплой, мягкой, полной нежности и любви. О небо, я молю тебя только об одном, пускай это будет не сон.

— Нет. Я лучше посплю, — шепнула я, сдерживая зевок.

— Спи. — И начальство двинулось к окну, задергивать шторы.

Заснула я почти мгновенно. Горячка измотала меня до предела и отпускать из своего цепкого захвата не собиралась. Опять знобило и болела голова, снились странные сны. Стены какой-то пещеры, расколотый камень, знаки на стенах, начерченные углем. И я осторожно ступаю по засыпанному песком полу. Всюду паутина и летучие мыши, с писком разлетающиеся от яркого света фонаря. Мне не страшно, мной правит странный азарт, и я восторженно оглядываюсь по сторонам, изучая причудливую архитектуру строения. Мне хочется сесть и сделать набросок этого места. Но меня торопят, осторожно берут за руку и тянут к расколотому, похожему на стол камню.

Я вздрагиваю от этого касания. Я готова идти за этим человеком хоть на край света, моя душа, мое сердце, мое тело — все без остатка принадлежит ему. Он улыбается. Его прекрасные глаза смотрят на меня с нежностью. Он так красив. Я так хочу написать его портрет. Но он отказывается, он не желает позировать. И я втайне пишу его портреты по памяти. Сотни, тысячи, мои мысли только об этом лице, только о нем. Он открыл мне новый мир. Он рассказал мне и показал столько чудес, и я хочу сделать для него хоть что-то столь же прекрасное.

На старом камне лежит кристалл. Весь в пыли и копоти. Он протягивает руку, и камень вспыхивает зеленоватым светом. Красиво, волшебно, я и не догадывалась, как много чудес таит этот мир.

Меня выдернуло из сна внезапно. Кто-то осторожно снимал с меня одежду, и стало очень холодно. Я попыталась удержать на себе хоть клочок одеяла, борясь с дрожью.

— Лиа. — Тихий шепот. — Тихо. Я сейчас тебя переодену и снова укутаю. Пусти одежду.

Я послушалась, и скоро снова стало тепло и уютно. Я опять заснула, так и не понимая толком, что только что было и чей это был голос.

Горн стал неотъемлемой частью моей жизни уже давно. Моя психика к нему привыкла, сроднилась с его звуками, нервы отважно хоронили новые отряды каждый день и копали могилки впрок. И вот, ровно в семь часов утра я открыла глаза и не услышала его. Паника алчно потирала ручонки и ждала сигнала к действию. Осторожно проверила у себя пульс. Пульс на месте. А где горн? Я попыталась встать с постели и выяснить, по какой причине пропускают побудку. Встать оказалось не так легко, так как кокон из одеял прочно фиксировал меня в положении лежа.

Для начала я высунула голову из того «узла», которым стала за ночь, и попыталась оглядеться. Горна все так же не было. Зато был Легран. Начальство мирно спало на той же постели, что и я, трепетно обнимая подушку и игнорируя время подъема. Моя полусонная логика уловила связь между спящим начальством и отсутствием горна, но дать ответ все еще затруднялась. Мы стали искать ответ с ней вместе. Итак, горн молчит, Легран спит… Так каникулы же. Я хихикнула и сбавила обороты своей ответственности. У меня от этой мерзкой дудки уже рефлекс, как у цирковой болонки. Свисток и «але-ап!». Я в боевой стойке. Ужас. Что сделала с моей психикой беспощадная армейская дисциплина!

А Леграну вот и ничего, спит. Даже посапывает. Кровать мы с мэтром поделили поровну, каждый обосновавшийся на своей половинке. А вот одеяло я нахально и без угрызений совести отняла в свое полное и безоговорочное владение. И это помимо тех двух, которые уже были на мне намотаны.

Острый приступ клаустрофобии заставил выбраться из моего кокона. Как я там спала? Там с трудом дышать можно! В процессе моей срочной эвакуации было обнаружено два факта. Факт первый — мне значительно лучше. Факт второй — я лишилась своей ночной рубашки. На мне же была надета мужская сорочка, судя по цвету, из гардероба мэтра. Ну да, единственную белую рубашку мэтр отправил в стирку после бала, так что, что было, то и надели. В том, кто меня переодевал, я не сомневалась. Смутило ли это меня? Хм? Боюсь, я уже показала мэтру все свои «красоты и достопримечательности» еще в прошлый раз, так что вряд ли смогла удивить чем-то новым.

Начальство принялось ворочаться, жонглируя подушкой. Он сонно что-то пробормотал и снова принялся сопеть в подушку. Против воли взгляд мой принялся елозить по мерно спящему начальству, одетому в хлопковые пижамные штаны. Мэтр был высок и худощав, привычка одеваться в черное только подчеркивала такое строение его тела. Но кто бы мог подумать, что под этими хмурыми тряпками мэтр не так уж и тщедушен.

Ни грамма жира; только мышцы натянутыми канатами выделяются под смуглой кожей. Я это еще в то памятное утро заметила, но тогда мне было не до любования начальством. Первым и единственным мужчиной, которого я видела без одежды, был мой муж. И я считала его вполне спортивным и хорошо сложенным. Но на фоне Леграна Патрик сейчас казался тщедушным заморышем. Ну вот, почему я помню всю ерунду и мерзость из прошлого, а действительно приятное с такой легкостью забыла?