Прогулки по тонкому льду (СИ) - Калина Анна - Страница 22

Ящичек, видимо, был рад видеть меня после долгой разлуки и отпускать отказывался. Но я редко пасую перед препятствиями, так что дальнейшие раскопки хлама я проводила уже в тандеме с продуктом столярной промышленности. О небо, а вот это нам зачем? Чувствую себя легавой во время раскопок лисьей норки. Иногда меня посещает страх, что перекрытия не выдержат и все барахло, сваленное на чердаке, рухнет на головы моих бережливых родителей. И эта бережливость с каждым годом вгоняет меня в шок, а последнее время и в откровенный ужас, потому как они ничего не выбрасывают. А мои предложения перебрать вещи и часть из них выбросить воспринимают как личное оскорбление. Каюсь, пока я здесь жила, я потихоньку вывозила часть хлама на свалку. Одна, под покровом ночи в старой тачке. Интересно, а о чем думали соседи, увидев эту картину? Забавно. Как еще полиция к нам не наведалась?

— О, а вот и ты! — радостно произнесла я, грохоча в сторону сундука с книгами.

Ящичек радостно грохотал о пол, сделав мою несимметричную походку почти идеальной. Наступили долгожданные выходные, и я отправилась в гости к родителям, отмотав всю ночь в душном и пропахшем сажей паровозе. А с самого утра начала поисковые работы, отыскивая книгу с собранием сказок и легенд всего мира. Не то чтобы я не хотела пользоваться библиотекой Леграна, но просто, во— первых, хорошо иметь хоть какое-то пособие под рукой. А во-вторых, зная мэтра, можно так же легко потерять доступ к книгам, как и получить его. Лучше перестрахуюсь.

— Ты так и не объяснила, зачем тебе эта книга со сказками, — поднявшись по лестнице, спросила меня мама.

— Я же с детьми работаю, — в обнимку с огромной книгой, пояснила я. — Вот, решила память освежить.

Не буду же я говорить, что книгу взяла как научное пособие, для лучшего понимания нового мира и его законов. А что? Как оказалось, в этих детских историях правды было больше, чем во всех научных трактатах вместе взятых. Матушка вздохнула, и я услышала звук ее удаляющихся шагов. Я же озадачилась тем, как извлечь свою конечность из цепких объятий ящичка. После потрясаний и приплясываний ситуация не изменилась и предмет-обнимашка остался на прежнем месте. Нужно его чем-то поддеть. Я огляделась по сторонам. О! Как раз то, что нужно!

— И как же это тебя угораздило? — послышался сварливый голосок за спиной.

Я, уже привыкшая ко всякого рода неожиданностям, осторожно выпрямилась, сжимая в руке оторванную ножку от стула. Главное не пугаться раньше времени, судя по голосу, ОНО не очень большое. А по агрессивности? Итак, тянем время. И я выдала гениальную в своем идиотизме фразу:

— Кто тут?

— Я, — решил не отставать от меня в идиотизме кто-то.

Я резко развернулась и увидела старичка, сидящего на балке под крышей. Маленький, если сравнивать, то похож на гнома. Бородатый, откормленный, с наглой физиономией и лукавыми, блестящими глазками.

— Ой-ой, напугала! — притворно испугался незнакомец, косясь на мое «оружие».

— Ты кто? — все еще удерживая свое оружие, вздохнула я.

— Ух, — пожал плечами старичок. — Забыла, что ли?

Эм. А было что вспоминать? Я еще раз глянула на незнакомца по имени Ух. Нет, знакомых черт не наблюдаю, а если учесть, что ранее я видела только личины, то и напрягать мозг не стоит.

— А должна помнить? — опуская руку, уточнила я.

— Вот всегда так, — спрыгивая с балки, произнес старичок.

Спрыгнуть-то он спрыгнул, а на пол приземлился уже огромным черным котом. Моим котом! Моим пушистым и наглым Найтом. Который спал у меня в ногах, гонял мышей и обожал свежие сливки. Кот прошелся по полу, мазнул по краю моей юбки хвостом и снова обратился старичком.

— И во что же ты встрять успела, горе мое луковое? — вздыхал тот, кого я считала питомцем.

Я медленно села в раскрытый сундук со старым тряпьем. Думала, что повидала за эти дни достаточно чудес, но почему-то осознание, что мой домашний кот был не кот, меня озадачила. Что за открытия еще меня ожидают? Ночные вазы, цветы в букете, паучок, живущий над камином? Мне уже страшно выходить во двор, вдруг деревья в саду потянут ко мне ручонки.

— А… — попыталась я выразить хоть одну мысль словами. Мысль выражаться отказалась.

Старичок присел рядом со мной, на край сундука, лукаво подмигнул и изрек:

— Домовой я, горе. Живу тут. Ухом кличут. Чего глядишь как на чумного? Ты меня Найтом называла.

— Очень приятно, — шепнула я.

— Я вижу, как тебе приятно, — усмехнулся старичок. — Рассказывай, что это с тобой приключилось. С каких это пор ты у нас маг?

Сама не заметила, как выболтала Уху всю историю своего нежданного перерождения. Может, сказались потрясения, пережитые за эти дни, а может, то, что это существо я некогда считала своим котом, с которым привыкла делиться наболевшим. Ух слушал и кивал, вздыхал, хватался за сердце и хмурился.

— И откуда на тебя напасти эти берутся? — вздохнул домовой, вставая с края сундука. — Пока не ходила, так хоть спокойно жилось, а потом…

— Можно легко и просто сделать меня опять неходячей, — пожала я плечами. — Пару метких ударов по ногам и все.

— Ага. По шее бы тебе пару метких ударов, чтобы мозги на место поставить, — прокряхтел Ух, вставая у моей ноги. — Неходячей ее сделать… Мне б счастливой тебя сделать.

Ух опять вздохнул и ухватился за ящичек на моей ноге. Пыхтя и кряхтя, домовой принялся тянуть его с моей ноги, я, как могла, помогала ему, выдергивая ногу на себя.

— Счастье понятие растяжимое, — с сопением произнесла я, отклоняясь назад. — У каждого оно свое. Я на свою жизнь не жалуюсь.

— Это мечты у каждого свои. А счастье, оно всегда одно, — в той же тональности, что и я, сопел Ух. — А я тебя счастливой никогда и не видел.

— Неправда, а как же свадьба? — огрызнулась я.

— Ха! Да ты о любви с детства мечтала, — расхохотался Ух, сдергивая с моей ноги треклятую емкость. — А этот охламон, тот, кто ловчее других оказался. Ты же наивная была, как дитя малое, только по книгам жизнь и знала. Напел тебе о любви неземной…

— Лиа! — раздался голос мамы. — Спускайся, чай готов.

Ух опять горестно вздохнул и, покачав головой, пошел к лестнице.

— Эх. Пошли вниз, — вздохнул домовой. — А то мать твоя вопить будет, пока ты не спустишься. Все равно поболтать не даст.

Мы с Ухом спустились с чердака. Я с книгой, Ух опять в кошачьем обличии. Матушка вовсю гремела посудой, выставляя на стол сладости. Пахло сдобой и вареньем. На столе стояла ваза с огромным букетом хризантем. Я люблю эти цветы, которым отведена роль провожатых перед приходом зимы. Последние пестрые пятна на почерневшей и раскисшей земле. Усевшись за стол, я блаженно вдохнула аромат цветов — терпкий, горьковатый, сложный, его с трудом можно назвать цветочным, но это-то в нем мне и нравилось. Эта пестрая охапка радовала глаз, а кружащиеся за окном листья только усиливали ощущение счастья. И родной дом, и родные и самые близкие рядом, мы снова вместе, как в том далеком детстве, где кроме них не было никого в моем маленьком мире.

Счастье. Оно разлилось в душе, заполнило до краев, выплеснулось наружу и затопило мир вокруг. Звуки тише, цвета глуше. А перед моими глазами не хризантемы, а розы. Темные, почти черные на длинных стеблях, с запиской, вложенной в лепестки. И я дрожащими пальцами раскрываю конверт, читаю послание. И сердце мое бьется сильнее, краска опаляет щеки, душа готова парить высоко в небе, и я, не сдерживаясь, кружу по залу, обняв букет. Я счастлива, я влюблена, я любима.

— Лиа? — голос отца прозвучал какофонией в этом хрустальном мире. — Что с тобой?

Мираж лопнул и рассыпался, возвращая миру ароматы и краски осени. Холодно, одиноко, больно. Не моя жизнь, не моя память, не мои радость и счастье. Да что же это творится? Нужно поговорить с Леграном сразу же после приезда.

— Ли? — теперь отец испуганно вглядывался в мое лицо.

— Все хорошо, — нервно улыбнулась я. — Голова кружится иногда.

Я обернулась к перепуганной матушке, к замершему на подоконнике Уху.