Первый всадник (СИ) - Сиалана Анастасия - Страница 33

– Луксор, зовите меня Ви и на «ты». Мне жутко неудобно, когда семь здоровых парней обращаются ко мне на «вы», да еще с этим «госпожа», – меня действительно это коробило с самого начала.

– Хорошо, Ви, – и мне так улыбнулись, что даже коленки задрожали. Я только порадовалась, что сидела в тот момент.

Луксор совершенно преобразился наедине со мной после поощрения неофициального общения. Парень так и оставил свою руку на моей талии и всю дорогу поглаживал большим пальцем кожу на стыке майки и шорт. Приятные ощущения. Будто в безопасном и уютном коконе.

Приехали мы к одному из мостов города. Здесь любили встречать рассвет парочки. Сегодня на набережной было пусто. Луксор отвел меня к краю за руку, поднял и посадил на парапет, ногами к реке. Сам же встал позади и приобнял со спины, удерживая от падения.

– Говорят, что вода помнит все, что с ней случалось. Это огромный информационный архив, – тихо шептал мне на ухо блондин, – я же верю, что вода, это начало. Эта река как раз подходит для того, чтобы начать наше знакомство.

– Мы знакомы.

– Да-а, – протянул парень за моей спиной, вызывая томление, – и сейчас, и были прежде. Но сегодня ты познакомишься с нами снова. Взгляни вниз.

Я послушалась.

– Внимательно всмотрись в водную гладь, – он провел пальцем по воздуху над водой. – Смотри сердцем, не глазами.

Рука Луксора мягко опустилась мне на грудь, где стремительно повышало ритм сердце.

– Ты первая пробудила в себе чувства. Первая увидела в семи пленных пороках искорку жизни.

Его голос начал раздаваться со всех сторон, эхом отражаясь от невидимых поверхностей. Рябь реки стала чаще, будто подул сильный ветер, а потом намертво застыла темным, идеально ровным зеркалом.

– Мы были созданы из негативных помыслов и действий людей. Нас сделали искусителями, что проверяли выдержку смертных.

И появилось первое видение. Семеро мужчин с воинской выправкой и пустыми глазами. Они черными тенями сновали в толпе первых людей, заставляя тех сопротивляться своим низменным желаниям. Наблюдая эту картину на глади воды, мне было жаль именно этих семерых. Не тех, кто поддавался слабостям, а тех, кто неизбежно был обречен носить имя порока. Им не было места на небе и не было его для них в аду. Лишь мрачное закулисье людских жизней.

– Вы – семеро грехов, – неожиданно всхлипнула.

Я даже не заметила, как из глаз потекли слезы. Одна сорвалась со щеки и упала в центр зеркала, разбивая его на брызги. Пошли круги, и видения исчезли.

– Да, Виктория. Мы семеро несчастных скитальцев, которых ты подобрала с дороги бесконечных страданий.

– Правда? – как ребенок спросила, вытирая соленую влагу с лица.

– Правда, моя огненная госпожа. Ты просто собрала нас и объяснила, что происхождение не обязывает жить, как прикажут. Можно, как люди, подавлять отрицательное и взращивать необходимое. И у нас получилось, – искренняя улыбка озарила лицо Луксора.

– Твое имя значит «роскошь» и «притягательность». Ты Похоть.

Когда я назвала его настоящим именем, у первого с конца греха закатились от эйфории глаза.

– Как долго я мечтал об этом. Именно так, без превосходства, осуждения и отвращения. Просто имя. Мое имя, – шептал Луксор с легкой улыбкой на губах.

– Назови нас, – шесть разных голосов умоляли в унисон, будто от этого зависела их жизнь, их разум и их душа. Теперь я знала, она у них была.

– Гордыня, – кудрявый гонщик на спортбайках. Он встал на одно колено, запрокинув голову.

– Зависть, – черноволосый грех упал на одно колено, остановив свой взгляд на горизонте.

– Гнев, – рыжий сбитый мужчина принял ту же позу, что и его собратья, слегка склонив голову.

– Праздность, – русый парень, та же реакция, только голова его повисла, будто сломалась шея.

– Алчность, – каштановые волосы до плеч и необычные желтые глаза. Взгляд был устремлен на меня.

– Чревоугодие – пухлый брюнет с трудом припал на одно колено, а его глаза смотрели на все и ни на что конкретно.

– Благодарим первого всадника за оказанную милость. Отныне, как и прежде, наша служба будет вечной.

Семь глоток, семь интонаций, но только один из них стоял и произносил клятву шепотом. А я уверена, что это была именно клятва, данная много сотен лет тому назад.

***

– Ты не боишься нас?

Я рассмеялась в лицо бессовестно прекрасному юноше. Его золотые локоны слиплись от грязи и невзгод, а кожа потрескалась от долгой жажды, но он все равно был чертовски красив.

– Неужели грех способен напугать всадника апокалипсиса? Да я руководствуюсь большинством из вас в своих поступках, – и я снова рассмеялась, но уже от удивления на юношеском лице.

– Странно. Обычно нас страшатся, ненавидят и проклинают, будто мы толкаем людей на их поступки.

– А вы толкаете?

– Нет, – тихий ответ, без намека на попытку убедить. Мой собеседник совершенно уверен, что его слова примут за ложь. Какая тяжелая и пустая жизнь.

– А хотите толкать? – заискивающе обратилась ко всем грехам.

Ответил мне последний, самый забитый и пыльный от долгой дороги грех. Похоть.

– Я хочу.

И в этой фразе было все, что нужно. Желание. Не безразличие, не слепое повиновение, а личность, что начала действовать самостоятельно.

***

– И как вас зовут? – спросила у парней, что обступили бус, где на широком пороге сидела я.

– Я имею в виду ваши земные имена, – поправила сама себя, поскольку не хотела задеть грехи за живое.

– Я обещал вам всех представить, и я это сделаю, – произнес Луксор и подошел ко мне ближе.

– Отлично, только мы договорились не «выкать», – напомнила Похоти о недавней договоренности. Именно тогда он и обещал мне представить всех своих товарищей.

– Гора ты знаешь, – кудрявый шатен кивнул. – А это Савелий. Тот самый, что взломал ноут тетраморфа и скачал твою курсовую. Он, вроде как, крутой хакер.

– Без «вроде как» было бы лучше, – прошипел субтильный брюнет с косой челкой и узкими, будто сощуренными, глазами. Рот его был широк, но вот губ практически не было. Он произвел на меня странное впечатление. От взгляда Зависти хотелось спрятаться.

– Не нужно так старательно пытаться смотреть на меня. Я прекрасно осведомлен, что вызываю желание отвернуться. Уж такова участь такого греха, как я. Никто и никогда не признается в своей зависти. Меня обычно прячут в темной комнате, где ночами с моей помощью перемывают косточки более успешным людям.

– Нет, просто…

Я попыталась опровергнуть слова Саввы, но он не дал мне солгать. Пресек на корню эту попытку.

– Я безобразен. Все уродства, что характерны для души, больной завистью, я ношу снаружи, прямо на своем лице. Таков лик Зависти.

Я растерялась. Просто стояла и широко открытыми глазами смотрела на глубоко раненное существо. Ведь Савелий отлично осознавал свое несовершенство и не хотел слышать ложь. Он возвысился над своей же сутью.

– Не ври ему, Ви. И не льсти. Над ним судьба поиздевалась сильнее всех из нас. Он заслуживает искренности, – тихо попросил Луксор.

Его внешность, в отличие от Зависти, была шикарной. Похоть – порок, но его проявления не отразились так сильно на его внешности. Похоть рождается глазами и воображением. Нам нравится объект нашего желания, хоть возбуждение может появиться гораздо раньше. Поэтому Луксор получил такой облик.

Что до Гордыни, то аристократичность его черт говорила сама за себя. Чаще всего этот порок был характерен именно для высшего общества. Тех, кто родился с серебреной ложкой во рту. Савве действительно не посчастливилось стать Завистью. На фоне остальных он выглядел жалким.

– У тебя чудесная душа, – и я грустно улыбнулась брюнету. Он не ответил, лишь спрятал свои неприятные глаза за длинной челкой. Теперь я знала, для чего она была ему нужна.

– Кхм, – Луксору пришлось прокашляться, чтобы скрыть подступивший к горлу комок. – Это Ирий.