Невеста Крылатого Змея (СИ) - Грез Регина - Страница 44

Леда глянула из-за плеча, еще стыдясь показаться с припухшим после рыданий лицом: — Ты же вовсе не хотел жениться, что так быстро переменился?

Молчал Годар, растирая между ладоней буроватый комочек глины. А потом тихо ответил:

— По-честному хочу жить с тобой. Мужем тебе хочу быть, а не только гостем ночным. Деток хочу…

— Молчал бы ты лучше про деток! — встрепенулась Леда, — а если одни мальчишки пойдут, тогда что? Да, я сама лучше в землю лягу, чем отдам свою кровь и плоть каким-то несгораемым рыжим девкам!

— Хочешь сказать, что я брата отдал?

— А то как же?

Годар Леду развернул к себе, ухватил за плечи:

— Сильнее меня Подземный, не сладить с ним, понимаешь? Как я могу вековые уставы сломать, клятву Горыни нарушить? Не только себя погублю, а и всю Долину Змеиную, деревеньки и маленькие городки — все враз порушиться может.

— Так и страдать теперь вашему роду до конца света? Не оттого ли ты хотел Последним Змеем остаться?

— Молчи, молчи, самому тяжело… Молчи.

— Я-то смолчу, но и женой твоей я не буду. Уж, прости, Князь, одних девочек я тебе обещать не могу, а мальчишек своих мне жалко. Получается, не судьба… А потому, забудь-ка про всякие там лунные веночки и живи, как до меня жил.

Леда замолкла, но… леший что ли какой вдруг дернул за язычок:

— Другую наложницу себе скоро сыщешь, утешишься.

Годар подбородок Леды пальцем одним приподнял, близко-близко в глаза заглянул:

— Так ты мне чернавку эту простить не можешь! Вот же кто у нас огонь, а, вроде, смирена с виду. Да одно мне только утешение и осталось, что очи твои голубые, да обиженые — надутые губы. Люблю тебя, Ладушка, знала бы, как люблю… А тебе, хоть немножко дорог, правду скажи?

И поцеловал, не дождавшись ответа. И обнял, укачивая на руках, как младенчика несмышленого. Приговаривал еще:

— Цветик мой аленький! Да никто ж кроме тебя мне не надобен. Не будь тебя, как перенес бы потерю брата… Белый свет не мил, а увижу твое нежное личико, и сердце вновь всколыхнется — возрадуется. Лучик мой ясный, голубушка ненаглядная, лебедушка белая.

— Годар, а если с этим Подземным Царем поговорить, если к нему с дружеским визитом спуститься?

— Живым туда ходу нет.

— А если… если Самого Царя наверх для беседы вызвать. Должен же быть какой-то способ… ну… мирного урегулирования, так сказать.

— Странные речи ты ведешь, совсем не по- здешнему. Думаешь, сам я того не хочу

— своих потомков от беды избавить?

— Я бы с Ним поговорила! Иногда женское слово до всяких богов лучше доходит. Об этом много сказок и легенд имеется у разных народов. Годар, надо его убедить! Пусть другой выкуп берет, а юношей оставит в покое. А то просто Минотавр какой-то получается из подземного лабиринта. Не-ет, с такими типами или по-доброму убедить или силой победить, надо что-то делать!

— Осмелела ты у меня, гляжу и диву даюсь.

— За себя постоять хочу, за свою судьбу. Если нельзя мне домой вернуться, так нужно здесь все наладить можно лучше. Не следует нам руки опускать раньше срока, за свое счастье стоит и побороться. Разве не так?

Годар внимательно смотрел на девушку, будто в первый раз ее видя. Буря поднялась в душе. Вот ведь явилась чудо не знамо откуда, сердце взяла в полон, так еще и стыдит. И, кажись, правильно. Что он сделать, чтобы избавить брата от векового зла, сколько своей крови пролил, сколько поломал костей, исходил дорог?

Смирился Змей, заповеди предков чтил свято, а если несут они боль да разлуку, может, настала пора и другие законы поверх них поставить? Не для того ли пришла сюда Лунная девушка как раз в то время, когда готов был Князь отказаться от собственного семейного уклада, прожить век свой, любви не ведая. Только спросить пожелал:

— Что бы ни ждало впереди, будешь со мной?

Леда сжала ладошками его большие руки и проговорила давно выстраданный ответ:

— Отнеси в Лунную долину! Не найти мне покоя, пока не спрошу совет у ее Хозяйки. Обо всем спрошу, о пути своем, о тебе и… о нас. Как бы Она не ответила, я хочу быть с тобой, как уж сумею, как уж у меня получится. Помочь тебе хочу и не обессудь, если что не так, раз уж я именно я тебе приглянулась — не от мира сего. Исполни мое желание, Годар, и вместе вернемся обратно, а там… если не передумаешь, так… можно нам и пожениться.

Только особой радости в ее последних словах Годар не услышал, будто в клетку какую-то, в темницу пообещалась ступить. И новое чувство открылось Змею, а надобно ли неволить за себя эту соловушку, может, она в клетке-то и совсем перестанет петь, не отпустить ли ее подобру, чтобы самому остаться в тоске и муке, но знать, что где-то там далеко Она счастлива.

— Отнесу к Лунной Деве, как ты просишь. А захочешь уйти от меня, может, сил найду отпустить. Судьба моя горькая, разве вправе я Любимой ее навязывать? Раскрыла ты мне глаза, ладушка, прости, прежде более о себе думал.

Теперь Леда молчала, закусив губу. Едва сдерживалась, чтобы не броситься ему на грудь и не закричать во весь голос: «Никогда тебя не покину, только сам-то не отпускай, крепче держи. Твоей буду…»

Вместо этих слов сказала совсем другие:

— Вернемся в дом, надо скорее узнать, что там за несчастье у Теки случилось, она на тебя одного надеется, ты и должен помочь.

— И то правда. Вернуться пора, вот и слезки все твои высохли, больше худого не думай, одна ты в сердце моем, а людям своим я помогать должен. Ну, вот и улыбнулась, ровно солнышко из-за тучки вышло для меня. Хочешь, на руках через луг отнесу?

— Не надо, еще кто увидит.

— Полно таиться нам. Пусть глядят, пусть все Гнездовье знает — теперь ты моя невеста, а там, как Боги решат.

— Уж Они решат… Только порой Им верная подсказка нужна. И наша о том забота.

— Не по годам ты умна, моя ладушка, вот такие к старости много воли берут, мужей своих притесняют.

— Вот заранее бойся! Да только, пожалуй, тобой-то не сильно покомандуешь! Разве ты такое позволишь?

— Наедине, если только, да в шутку если, как знать.

— Годар, а почему Тека не захотела при мне поведать свою беду?

— Видать, не хотела тебя тревожить, ты где-то умна, а порой чисто дитя малое.

— А ты мне расскажешь потом, правда? Может, и я чем-нибудь помогу.

И как мог он ей отказать, глядя в вопрошающие глаза васильковой сини…

Но, когда вечером девушке все же открылась причина, по которой Тека прибегала в Гнездовье, негодование и растерянность заполнили душу. А еще страх перед тем неведомым, что не разрубить мечом, не прогнать хлыстом, не утешить словом. Крепко задумался и Годар, так ведь было о чем. Сама Арлета передала Леде рассказ испуганной женщины, заранее отослав Радунюшку ко сну, нечего страшную бывальщину слушать:

— Неладное у них творится в избе по ночам. Умершая мать к дочерям приходит, наливает воду в купель и моет девчонок. До того замыла, что совсем худенькие стали, все косточки светятся, а днем силы нет ходить, только крепко спят до темноты, опять матушку поджидают. Видать, шибко любила их упокойница, так и не может расстаться. И мужика своего бывшего замучила, хорошо ли ему видеть, как родные дети на глазах тают. Пробовали было Устин с Текой сторожить, ан нет, долит всех тяжкий сон, а на утро опять весь пол в воде и дочери намыты, волосенки сушат, улыбаются: «А к нам опять мамочка приходила, целовала головушку, расспрашивала о житье, да просила не забывать».

— Колдуна позвать! Соседей каких-нибудь пригласить на ночь, пусть сами увидят, что в доме творится, не может ведь душа сама бадьи с водой поднимать, это дело живых рук. Или все-таки… может?

— Соседи боятся, знамо дело, до любого доведись, а колдун ничем не помог. Уж стращал навье — заговаривал, тряс жиденькой бороденкой, да все без толку. Бабка Болотная единственное средство подсказала — надо Мертвой водой пороги омыть, да все окна опрыскать, а остатки воды безутешной матери на могилку слить. Тогда перестанет душа ее неприкаянная по земле бродить, да тревожить детушек малых.