Прорыватель (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 55

Пройдя в здание штаба батальона, я взял трубку и сказал:

— Суворов слушает.

— Здравствуйте, товарищ Суворов, — прозвучал знакомый голос с явным кавказским акцентом.

— Здравствуйте, товарищ Берия. Можно сказать, рад вас слышать.

— Значит всё ещё держите обиду? Ведь как установило следствие во всём что случилось есть и ваша вина.

— Знаете, я отвечу вам анекдотом. Звонок по телефону. Хозяин подходит берёт трубку и слышит вопрос:

— Квартира Суворовых?

— Да, я слушаю.

— Помните два дня назад вы были на дне рождения?

— Да, конечно.

— Так у нас ложечка серебряная пропала.

— Но мы ничего не брали?!

— Да ложечку-то мы нашли, но осадочек остался. Поэтому больше к нам не приходите.

— Как видите, анекдот вполне в тему, — продолжил я. — Я же после того случая действительно думал, что именно вы отдали приказ на мою ликвидацию. Рад что ошибся. Обиды на вас и на вашу службу я уже не держу, я не кисейная барышня, но помнить буду всегда и к вашим ребятам относится с большим недоверием и подозрением. Это при мне уже останется навсегда. Причина, сами понимаете, имеется. Вбили так сказать, прикладом. Пришёл к вам сам, доверие показал, а тут такое. Доверия больше не будет. Ни-ког-да. Я ведь, если честно сказать, уйти хотел, где канал находится знаю, дважды он срабатывал, надеялся, что и сейчас сработает. Да вот ваши парни успели сработать и выйти на меня.

— Когда вы прибудете?

— До Москвы около шести сотен километров, если учесть ёмкость бака и то что потребуется ещё две заправки, завтра днём. Можно сократить и сесть на попутный поезд. Тут недалеко в шести километрах проходная железнодорожная станция находятся. Если так, то вечером или ночью будем. При попутном поезде.

— Думаю, что поезд будет лучшим вариантом.

— Согласен. Тогда выезжаем.

Особист, что ошивался за дверью, а разговаривали в его кабинете, быстро всё решил. Грузовик мы отдали рембату, описав где взяли, так что их водитель на «Зисе», в сопровождении особиста, отвёз нас на железнодорожную станцию, и вскоре там посадил на попутный поезд. Не знаю повезло или нет, но это был санитарный эшелон, что тут забирал партию раненых. Причём набитый под завязку. Даже купейные места медперсонала были заняты, те в коридоре спали, вот и мы тут же на полу в коридоре уместились. Всё оружие, включая пулемёт, а также часть захваченного продовольствия, мы сдали под расписку зампотылу рембата. Я оставил лишь револьвер свой, тот же «Вальтер» и «СВТ» со снайперским прицелом, остальное тоже только личное оружие оставили. Так и ехали. На меня поглядывали, это было видно, петлицы пустые, следы остались от кубарей, а бойцы что со мной ехали, демонстративно уважительно обращаются. После перенесённых нами приключении даже осназовцы прониклись ко мне немалым уважением и не скрывали этого. Мы же после погрузки, познакомившись с медперсоналом, устроились на шинелях на полу, и почти сразу уснули. Ну мы с Бабочкиным точно, да ещё сжимая оружие, и вздрагивая от толчков, просыпаясь на миг если что не так, но потом дальше засыпая. Вот бойцам было нельзя спать, охраняли. Поэтому один бдел, прогуливаясь по коридору, автомат наготове, а второй спал тут же. Мы у стенки вытянувшись спали. Узкий проход, чтобы ходить можно было, это оставили. Поначалу стоны и вскрики раненых мешали, а потом ничего, усталость сказалась и бессонная ночь. Уснули.

Всё хорошо, но когда мы хоть немного поспав, ближе к вечеру проснулись, один ходячий раненый меня внезапно опознал. Это был боец из моего батальона, артиллерист. Обе руки в лубках, перевязанный и загипсованный, в туалет тот без помощи ходить не мог, а возвращаясь, видя как мы сидим и завтракаем, причём с девчатами поделились, сразу на весь вагон и известил кто едет в эшелоне и конкретно в этом в вагоне. Если раньше на нас смотрели как на досадную помеху, особенно девчата из медперсонала, то сейчас оживились. Пришлось подтвердить под недовольство охраны, что я это я, мол вызвали в Москву. А бойцы к себе пригласил, и гордого, сам его кормил с ложечки тушёнкой и хлебом. Нам его в рембате дали, а консервы свои были. Другие раненые выглядывали и смотрели на это представление. Пришлось пройтись по вагону, пару историй рассказать, да анекдотов, вот они да, особенным успехом пользовались.

Однако, когда заметно стемнело, снизив скорость, мы всё же вползли на территорию Москвы. Когда эшелон остановился, мы первыми покинули вагон, причём нас уже ждали, был лейтенант ГБ с двумя бойцами сопровождения, документы у них в порядке были, те нам и помогли с вещами. Донести их до «Зиса», который за нами прислали. Лейтенант в кабине устроился, а мы в кузове на лавках и покатили куда-то. Куда нам не сообщали. А вообще тут народу немало было, телеги, повозки, грузовики, всё подготовлено к перевозке раненых. Их выносили из вагонов и укладывали к подъезжающим машинам или другим транспортам после чего не дожидаясь сразу везли по госпиталям. Видимо сразу распределено всё было, знали что делать. Не в первый раз.

Привезли нас на Лубянку, я её сразу узнал, всё же не раз тут бывал, и по делу, и по вызовам. Вещи остались в машине, меня разоружили, всё забрали, даже нож за голенищем сапог, ну и провели в здание, там наверх, и в такой же знакомый кабинет. Секретарь тот же, я ему кивнул как старому знакомому. Конечно выглядел я не айс, в пусть и новом комбинезоне, но на нём пятна крови, плохо убранные щёткой, это от экипажа захваченного нами танка, уже и пара масленых пятен появилось, в обгорелом шлемофоне, да плохо чищенными сапогами, в дороге запылились. Слегка сам пыльный, но зато живой. Пока. Секретарь не стал тянуть и нас почти сразу провели в кабинет. Нас, это меня, и того лейтенанта что сопровождал. Остальные у машины остались. Лейтенант быстро доложился и покинул кабинет, а Берия встав и не чинясь, подошёл и пожал руку, после чего предложил присаживаться. Сняв шлемофон, а от меня так и пахло кровью и порохом, сам я не чуял, бойцы сказали пока мы от станции ехали, видимо привык, ну и устроился напротив наркома. Тот не на своё место сел, а за длинный стол, но с другой стороны.

Нарком попросил рассказать всё, не то что было на бумаге, что я посылал им время от времени. Вот я и описал эту войну, в моём мире, как я сам там жил, где служил, свою жизнь описал. И особенно переломный момент встречи со своим однофамильцем, как мы бандитов на лесной дороге перехватили, как тот описал где был и как воевал в эту войну, сбив больше сотни самолётов противника. Как смог уговорить его взять с собой. Потом описал свою жизнь в другом мире, став там инспектором по бронетанковому направлению, как помогал создавать новейшие танки для того времени, пояснив что знаю всю эту кухню. Свою жизнь описал, квартиру где жил, мы тут побывав в Москве её тоже посетили, ну и как решил вернутся, бабушку проверить. Начальство дало добро. Только я не вернулся, а оказался в этом мире. Ну и описал свои приключения. Когда закончил, уже рассвело, перед нами стояли пустые стаканы из-под чая и тарелки где ранее лежали бутерброды с колбасой. Вкусные.

— … вот и получается, что я немало знаний вам могу дать по этой войне, причём в двух вариантах, второй мне нравиться больше, там погибло меньше двадцати семи миллионов, как в моей истории, но надеюсь вы его улучшите. Также я специалист по танковому строению, и тут могу вам принести неоценимую, да даже скажу без хвастовства, огромную помощь. Я бы описал на словах, но тут лучше на бумаге докладом всё выложить.

— Хорошо, мы дадим вам время. Но я хочу знать, что вы за это попросите? Ваша тяга к трофеям общеизвестна.

— Это всё последствия жизни при капитализме, но постепенно, за три года, исправлялся, но видимо не до конца. Я кандидат в челны партии, не успел партбилет получить, и для народа поработать готов. Хоть сейчас. Да, хочу добавить. Мы у немецких диверсантов добыли деньги, я о них говорил, прошу пустить их на постройку истребителей, новейших. А то совсем наших в небе не видать. Вот тут в планшетке ещё документы убитых нами немцев и тех диверсантов.