Пароль XX века
(Рассказы) - Никольский Борис - Страница 8

А ведь не свершись Великая Октябрьская социалистическая революция, не возьми большевики власть в свои руки — и многие народности России постигла бы та же участь, которая постигла американских индейцев. И это не домысел, не досужее предположение.

Об этом свидетельствуют факты.

Однажды, когда я собирал материал для публицистической книги «На кого работает время», мне в руки попал старый томик, изданный еще до революции. Книга эта называлась «Очерки из жизни дикой Башкирии. Быль в сказочной стране». Ее автор, Николай Ремизов, рассказывал о том, как с помощью обмана и угроз некий купец Уткин сумел скупить у башкир землю, по территории почти равную Бельгии. И купил он ее всего за восемь тысяч рублей! Как это делалось?

А вот как: «Он выпоил башкирам несколько бочек вина, так что они подписывали пьяные, сами не зная что; дарил, или, вернее, подкупал „горлохватов“ — мироедов деньгами, чаем, сахаром, вином и т. п.» «…При проверке подписей господин Фок (а господин Фок был посредником между башкирами и купцом Уткиным) на башкир кричал, топал ногами, грозил засадить под арест, в тюрьму, а старшина Давлетбаев до того разошелся, что грозил прямо сослать несогласных на Амур!» И дальше: «Политики внушили и пустили в обращение гениальную идею, что земли для башкир составляют бремя, от которого нужно их избавить, чем и облагодетельствовать дикарей…»

Разве эта история не напоминает почти буквально то, как обходились в Америке белые поселенцы и земельные спекулянты с индейцами, когда захватывали их земли? Почерк алчных любителей наживы, что в царской России, что в Соединенных Штатах, оказывается, одинаков. Но как неодинакова нынешняя судьба двух народов!

Мне довелось бывать в Башкирии, я сам, своими глазами видел высокоразвитую, процветающую республику. Внуки и правнуки тех, кого некогда, подобно американским индейцам, обманывали, спаивали, унижали, грабили, сгоняли с собственных земель, стали нефтяниками и учителями, учеными и врачами, стали полноправными гражданами Союза Советских Социалистических Республик. Даже тот повод, который привел меня в Башкирию, весьма знаменателен.

Я приехал тогда в Уфу, чтобы встретиться с известным башкирским писателем Анвером Бикчентаевым, договориться о публикации его новой повести в ленинградском пионерском журнале «Костер», в редакции которого я работал. Повесть Анвера Бикчентаева, рассказывающая о дружбе башкирских и индийских нефтяников, была напечатана в «Костре», и ее с интересом читали ребята всей страны.

Да что там далеко ходить за примерами! Примеры постоянно подсказывает сама жизнь. Когда в Ленинграде проходили Дни поэзии Бурятии, делегацию бурятских поэтов, приехавших к нам в гости, возглавлял мой старый товарищ еще по Литературному институту Николай Дамдинов. Я хорошо помню его совсем юным парнишкой, студентом. А теперь он стал руководителем Союза писателей Бурятии, избран депутатом Верховного Совета РСФСР. Его стихи и поэмы, переведенные на русский язык, пользуются ныне широкой популярностью. Прекрасная, впечатляющая судьба!

И уж если зашла речь о литературе, не могу не вспомнить еще одну историю, которую рассказал мне известный советский писатель Юрий Сергеевич Рытхэу. Юрий Рытхэу по национальности чукча, до революции его народ не имел даже собственной письменности, а теперь романы Юрия Рытхэу хорошо известны, отмечены литературными премиями не только в нашей стране, но и за рубежом.

И вот однажды, когда Юрий Рытхэу находился за границей, на Аляске, его пригласили прочесть лекцию о правах человека на съезде учителей Аляски. Лекция эта не была предусмотрена программой, и потому Юрий Рытхэу решил от нее отказаться.

«Почему вы приглашаете меня? — со свойственным ему юмором, сказал он. — У вас же есть собственный большой специалист по правам человека — президент США. Пригласите лучше его». — «Нет, — ответили учителя, — что говорит о правах человека наш президент, мы хорошо знаем. А вот что думает о них советский писатель, нам бы очень хотелось послушать».

Делать нечего, пришлось соглашаться, тем более что, как выяснилось, и билет на самолет в город, где проходил съезд, был заказан, и о предстоящей лекции уже объявлено.

Однако к выступлению следовало подготовиться. О чем говорить перед учителями, чтобы все сказанное было убедительно и интересно? Произносить какие-то общие слова и прописные истины Юрию Рытхэу не хотелось. Но как же тогда построить свою лекцию?

В назначенный день Юрий Рытхэу появился перед учителями. И прочел лекцию. Он прочел лекцию о праве человека на родной язык. В его устах, устах одного из основателей чукотской литературы, эта лекция прозвучала особенно весомо и ярко. Зал слушал его с напряженным вниманием. Ведь здесь, на Аляске, еще помнили времена, когда эскимосским детям в школе запрещали говорить на родном языке. Как и детей американских индейцев, их наказывали за каждое произнесенное вслух родное слово. И если теперь в эскимосских школах обучение ведется и на родном языке, право на это было завоевано не без упорной борьбы. И пример Советской Чукотки сыграл здесь не последнюю роль.

Наша страна стала провозвестницей подлинной дружбы между народами. И мы хотим, чтобы народы всего мира жили в дружбе. Мы верим, что наступит день, когда вражда, ненависть, войны навсегда исчезнут с нашей планеты, когда человеческое братство восторжествует на всей земле.

ак случилось, что один из самых первых моих рассказов я написал под впечатлением известий, приходивших в то время с Корейского полуострова. Тогда, тридцать с лишним лет назад, там полыхала война. Войну эту развязал тогдашний диктатор Южной Кореи Ли Сын Ман и его заокеанские покровители. Народ Северной Кореи храбро сражался против агрессоров. Война шла очень тяжелая, беспощадная. Многие города и села Кореи лежали в развалинах, тысячи людей гибли под бомбами и снарядами.

В те годы я был еще совсем молодым человеком, студентом-второкурсником. Трагические события, сотрясавшие Корейский полуостров, не могли не волновать меня и моих товарищей. Мы жадно вчитывались в сообщения об упорных боях, которые вела Корейская народная армия, с тревогой и волнением вслушивались в голоса дикторов, читавших по радио последние известия. Вот тогда-то (если не ошибаюсь, всего за один вечер) я и написал рассказ. Хорошо помню, как это было, помню тот первый толчок, тот непосредственный повод, который побудил меня взяться за перо.

Я учился в Москве, но время от времени приезжал домой, в Ленинград, и в такие дни особенно любил вечерами бродить по городу. Однажды, поздней осенью 1950 года, я шел по набережной Фонтанки. Дул сильный порывистый ветер, то и дело начинал моросить дождь. Я вышел к автобусной остановке, и, пока ждал автобуса, внимание мое привлекла газета, вывешенная тут же рядом на стенде.

При неровном свете уличного фонаря на уже успевшем намокнуть газетном листе я увидел фотографию. На ней были изображены тела корейцев, которых настигла смерть. Женщины, дети, старики… Изуродованные лица, сведенные последней судорогой руки… Конечно, я и раньше встречал в газетах подобные фотоснимки, но отчего-то именно эта фотография, которую я увидел на мокрой газетной бумаге, под дождем, при колеблющемся, словно бы тревожном, свете фонаря, меня потрясла особенно.

Тогда, разумеется, я еще не знал, что мне, да и не только мне, а и всем людям Земли, еще предстоит в последующие годы с ужасом и содроганием вглядываться в десятки подобных фотографий, только сняты они будут уже не на полях Кореи, а в деревнях Вьетнама, в городах Гренады, Ливии, Ливана… Сделанные в разных местах, в разное время, они будут свидетельствовать о том, что повадки американского империализма и его приспешников не меняются с годами, они остаются все теми же — бесчеловечными и жестокими.