Побочное действие - "Мадам Тихоня" - Страница 11

Мэл вдруг обнаружила, что у неё бешено, будто после продолжительного бега, колотится сердце. Втянула в себя воздух, который почему-то показался перегретым и влажным, прищурила уставшие глаза на светящийся экран со схемой, отыскала смежный с «нуль-12С» коридор. Шумно выдохнула: вот она, развилка, ведущая в портальную – место, откуда притащили оглушённого переходом дикаря. Так может быть?..

– Дайте мне связь с пролётом «нуль-12С», – сухим, трескучим голосом приказала оператору. Сержант в ответ окатил хозяйку изумлением – на ментальном уровне, потому что смотрела она прямо перед собой, словно пытаясь настроиться на один-единственный зрительный контакт, отбрасывая все остальные. Этот тёмный, налитый кровью взгляд, в общем-то, вполне светлых глаз. Зеленовато-карих, кажется, хотя вспомнить, когда успела заглянуть бывшему пленнику в глаза, Мэл не смогла бы. И сейчас только откинулась в кресле поудобнее, стараясь принять как можно более расслабленную позу.

– Проекцию и звук, пожалуйста.

***

Комплекс пропитался страхом. Страх невесомо витал в кондиционированном воздухе помещений, страх выделялся с потом тел сотрудников, что попрятались в своих отсеках, страх мельчайшими феромоновыми капельками раздражал обоняние. Он действительно обладал запахом – в точности так, как сказал дикарь, который сам же этот страх и породил. Или принёс с собой из влажных, пропитанных кровью зелёных зарослей – не важно. Мэллори почти бежала по коридору, втягивая в себя эмоции с каждым вдохом, проталкиваясь сквозь них на ментальном уровне, где они норовили ухватить за ноги, задерживая каждый шаг. Шаги утяжелялись и собственными чувствами, как плечо оттягивал небольшой рюкзачок с вещичками беглеца, но Мэл спешила, стараясь не замечать ничего ненужного и постороннего. Поворачивать, снова запираться в стенах Центрального поста уже не имело смысла. В конце концов, Мэллори и так уже потеряла несколько драгоценных минут, забежав в свой жилой отсек для того, чтобы кое-что оставить, а что-то прихватить с собой на «свидание», которое сама же и назначила дикарю.

Собственный отсек… Жилой? Скорее полужилой, с вечно приглушенным из-за экономии светом – полутьма до сих пор тяжёлой печатью лежала на сетчатке глаз, даже среди белизны коридоров. Лаконичная, даже скудная обстановка, хоть простора предостаточно: неширокое спальное место, недвижимый стеллаж с встроенным сейфом, приземистый столик и зеркало. Тут можно было двигаться с закрытыми глазами, на автомате – на сборы ушло от силы пару минут. Мэл вынула из кобуры и заперла в сейфе пистолет, взамен взяв предмет, который бы не принял за оружие никто, кроме его разработчиков – оружейников компании Харт. Невзрачная полоска металла гибко обвила тонкое запястье подобно браслету – не бог весть что, но если сдёрнуть штуковину резким движением, в ладони окажется макромолекулярное* лезвие, тонкое, с мгновенно появившейся двухсторонней заточкой. Вполне достаточное для того, чтобы пустить противнику кровь, скажем, из сонной артерии или яремной вены. Да куда получится, чего уж там, на многое сгодится штуковина, да и уверенности прибавляет. Не то что взгляд брата – живые глаза мертвеца на лице, заключённом в контур стоящей на столе голографической рамки.

– Упрекаешь? – Мэл хорошо помнила, как вздрогнула от звука собственного голоса, прорезавшего звенящую электрическими колебаниями тишину. В этой тишине она сделала пару бесшумных шагов, остановилась напротив светящегося портрета, опустила на пол рюкзак, уже оттягивающий плечо. Глаза Лэнс унаследовал мамины – тёмно-карие, почти чёрные, жгучие. – Не нужно так смотреть. Вы с отцом сами хотели, чтобы я получила всё это.

Мэл помнила также, что запнулась, как от от обиды стало не хватать воздуха. Конечно, Лэнс мог так смотреть. Ему повезло, он не застал всю эту бредовую хренотень с экспериментами над людьми. Занимался делами в других мирах, курировал фармацевтическую отрасль. Потом умер… погиб вместе с отцом, уйдя вместе с глайдером под лёд на снежной планете. Мэл получила наследство, стала вникать в дела и, кажется, именно тогда и обнаружила в себе способность по необходимости на полную мощность включать равнодушие. Или это случилось намного раньше? Уже не вспомнить, как не вспоминался по желанию и образ отца – только серо-стальные, как у самой Мэллори, глаза. И ещё голос, сухо произнёсший что-то вроде: «Пора отдавать долги семье, Мэл».

Обида сменилась злостью – по поводу «долгов» у Мэл было своё мнение, но наследство она приняла. Просто потому, что идти больше было некуда. Перекрытые пути, как перерезанные артерии. Нет нормального воздуха – только кондиционированный суррогат в белоснежном резервуаре коридоров и отсеков. И сами отсеки – суррогат дома, которого не видела с шестнадцати лет. Какой там уют – откуда он возьмётся? И так хочется спросить неподвижный портрет брата: «На том свете, если таковой существует, отец теперь доволен тем, как мутант и уродец отдаёт долги семье?»

А потом – на бегу снова окатило этим чувством – обида вдруг схлынула. Мэл смутно помнила, как, сделав шажок к столу, произнесла что-то вроде «Прости». Лэнс не заслуживал, чтобы его мучили подобными вопросами. Лэнс всегда был опорой и поддержкой, даже в обход отцовской воли. Лэнс… а сестра вот никогда не надевала подарок – колечко с маленьким, но редким бриллиантом, на кристалл которого брат записал свой живой голос с подвижным изображением.

Она помнила, как достала кольцо из нагрудного кармашка комбинезона, где оно вечно скрывалось от посторонних глаз, и под всё ещё укоризненным взглядом Лэнса надела на безымянный палец правой руки. Потом, кажется, уже у выхода глянула в зеркало, зацепившись за собственное отражение. Какое-то страшное, с тёмными кругами вокруг глаз, из-за чего в полумраке глазницы казались пустыми провалами. «Мёртвая сучка».

– Пошёл ты… – неизвестно кому пробормотала Мэл, бесшумно останавливаясь на покрытом мягким полимером полу, чтобы перевести дух. И настроиться, кстати говоря, чтобы обнаружить дикаря раньше, чем придётся идти с ним на контакт. Уничтожить, не включать же, в самом деле, из-за него портал, как он нагло того потребовал. Вернуть туда, откуда взяли… ну надо же.

– Мэм, дверь в «нуль-12С» закрыта. Повторяю… – Громкий «посторонний» шёпот в правом ухе, в которое Мэл ещё перед выходом из Центрального поста вставила крохотную горошинку гарнитуры, звучал без малого торжествующе. Значит, мальчишке всё-таки удалось программным путём найти исправную цепь. – Боковые ответвления отрезаны, мэм! Они должны выйти прямо на вас!

– Отлично. Не кричи так, малыш, – пробормотала в ответ, чувствуя, как бросает в жар. Усмехнулась коротко: «малыша» явно должно было смутить такое обращение – забавная, почти смешная эмоция, но Мэл почти не жалела, что не может выделить её сквозь стены, на расстоянии, да ещё в какофонии сомкнувшегося вокруг напряжения. Да и вообще – не та, ненужная «волна», в то время как нащупать необходимо совершенно другое. Тёмную, звериную злость и ненависть – в конце концов, дикарские эмоции с самого начала улавливались неплохо. А остальное… ну что ж, даже то облегчение, которое, наверно, уже испытали мальчишки из службы охраны, узнав от оператора, что их не пошлют на смерть, было вполне нормальным. Даже если риск умереть взял на себя кто-то другой, по глупости ли, по обязанности, по велению совести. Впрочем, кто тут собирался умирать? Да и при чём тут вообще совесть?

Мэл замедляла шаг, сверяясь с подсвеченной зелёным цифровой маркировкой на стенах. «Нуль-8С», «нуль-9С» – мерцающая зелень почти сливалась перед глазами, и оставалось только поблагодарить мальчишку за пультом, который без приказа догадался отключить алые всполохи тревоги. Алые всполохи страха. Алое на белом, как кровь умирающей на стенде жертвы. Или бешено-красная майка дикаря в залитой слепящим светом белизне коридоров.