Неповиновение (Disobedience) (ЛП) - Алдерман Наоми - Страница 40

В восемь часов она поняла, что прилично проголодалась. Она приготовила стопку блинчиков с лимоном и сахаром. Она не могла вспомнить, когда в последний раз готовила такое только для себя. Она всегда так вкусно готовила? Не может такого быть, чтобы ее еда и раньше была вкусной. Телефон снова зазвенел из холодильника. Прислонив ухо к дверце, она очень четко слышала его. Она учтиво слушала до тех пор, пока он не прекратил звонить. Вскоре после этого она услышала наверху звук движения. Ронит? Нет, не настолько громкий, и она не слышала стука. Только аккуратные, методичные движения. Она поднялась наверх.

Довид сидел на своей стороне кровати. Он выглядел уставшим и печальным. Его волосы были взлохмачены, а кожа еще не избавилась от вчерашнего серого оттенка. Она дотронулась до его лба, убирая с него волосы. Она положила палец на его нахмуренную переносицу.

- Не болит здесь?

- Не больше, чем обычно. Только немного кружится голова. Эсти…

Довид сложил руки на груди, и она видела, как в его голове формируются слова, которые он собирается сказать. Она была возмущена. Они не были такими. Они не так жили все эти годы. У них никогда не было этого: вопросов, упреков, обвинений. Когда они были вместе, они были вместе. Когда они находились отдельно друг от друга, ничего не стоило предпринимать. Даже сейчас, зная о начинающейся внутри нее жизни, вопросов быть не должно.

Довид спросил:

- Мы можем пойти прогуляться?

Эсти долго смотрела на него: на его волосы, темные, редеющие на макушке, вечно румяные щеки, виднеющийся над брюками округленный живот. Из холодильника снова послышался телефонный звонок.

- Да. Пойдем, - ответила она.

***

В Хендоне много парков с деревьями и дикой травой. Когда-то давно на их месте были фермы и фермеры. Об этом все еще напоминают построенные из камня дома и древние дороги со странными именами. В центре города больше ничего не напоминает о том, что землю там когда-то пахали и сеяли. Но Хендон все еще помнит семена и почву.

Мы, люди, живущие в Хендоне, любим представлять себя где-то еще. Мы носим свою родину на спинах, распаковывая ее там, где найдем себя, - не слишком тщательно, ведь когда-нибудь придется запаковать ее обратно. Хендона не существует; он – там, где находимся мы. Тем не менее, в нем, в этих остатках земледелия есть некая красота. Любая красота трогает человеческое сердце, будь это даже что-то настолько крохотное, как муравей или паук. Наши предки наверняка нашли ее в землях Польши и России, Испании и Португалии, Египта и Сирии, Вавилона и Рима. Почему же мы должны сожалеть о том, что укрощенные земли Хендона оказывают нам любезность? Это не наше место, мы не его народ, но мы нашли здесь приют. И, как говорил Царь Давид, Бог везде – низко и высоко, близко и далеко. Бог - в Хендоне, как и во всех других местах.

***

Эсти и Довид сидели на остатках срубленного дерева и глядели вниз на склон холма, опускающийся в сторону Северной Кольцевой Дороги.

- Итак, - сказал Довид.

- Итак, - подхватила Эсти.

Минуту они сидели в тишине. Утро было теплым, солнце начинало сжигать росу своими лучами.

- Ну что, - сказал Довид, - делала вчера что-то интересное?

Эсти подняла взгляд на него. Он улыбался нервной полуулыбкой. Она уже видела ее, давным-давно. Она наморщила нос.

- Дай подумать. Нет, не могу ничего припо… А, подожди, я перемыла всю посуду.

Довид кивнул.

- А ты?

Довид мельком взглянул на дерево, свесившее над ними свои ветви, на небо за ним – неопределенного цвета, почти белого.

- Кроме собрания в синагоге? Ничего особенного. Скучноватый был день. Голова немного болела.

Эсти кивнула. Недолго думая, она положила голову на его плечо. Он обхватил рукой ее талию. Они смотрели вниз на детскую площадку, теннисные корты и спешащий поток машин на Северной Кольцевой. Он спросил:

- Ты когда-нибудь лежала на холме вот так, на спине? Когда была маленькой?

Она ответила:

- Наверное. Не помню.

Он сжал ее запястье.

- Пошли. Ляжем на спину и будем смотреть на облака.

Да, сказала она про себя, да.

- Кто-то может увидеть.

В ответ на это он улыбнулся.

- Они уже знают.

***

Так было лучше – бок о бок смотреть вместе на небо. Ей не приходилось смотреть на него и запоминать его лицо. Она не была запутана насчет того, за что чувствовала вину, а за что нет. Разноцветные облака, небо и птицы успокоили ее. Сверкающий самолет оставил белую полосу. Они решали, каких форм облака: чайная чашка, носорог, буква W, мужчина в лодке.

Она подумала: мы могли бы вечно так лежать. Ничего не нужно было говорить. Возможно, это и есть любовь.

Она набралась смелости. Она подумала: дело не в любви. Любовь – не ответ на все на свете. Но слова способны победить тишину. Она сказала:

- То, что ты видел вчера… Мы с Ронит, то, что ты видел…

Тут она остановилась. Любовь заставила ее замолчать. Любовь – нечто тайное, спрятанное. Ее питают темные места. Она сказала своему сердцу: я устала от тебя. Сердце ответило: если ты скажешь это, дороги назад не будет никогда. Она согласилась с этим.

Она продолжила:

- То, что ты видел. Это было не в первый раз. Это началось давно.

Облака молча двигались по небу, неся в себе фигуры, которые быстро превращались в другие. Ничто не остается неизменным, даже на секунду. Вот вся правда.

Она сказала:

- Все началось, когда мы были в школе. Еще до того, как я встретила тебя. И я… - Она снова остановилась. Где были луна и звезды, когда она нуждалась в них? Где было нежное спокойствие ночи? – Я всегда была такой. По-другому никак. Думаю, я никогда не изменюсь.

Где-то за небом невидимые звезды и луна продолжали вращаться. Ветер все так же подхватывал облака и нес их вокруг земного шара. Эсти подумалось, что мир большой, а Хендон очень маленький.

Довид приподнялся на локтях. Он смотрел на деревья и автомагистраль рядом с ними. Эсти было видно, что он улыбался.

- Ты правда все это время думала, что я не знаю?

Видишь, сказало сердце Эсти. Смотри, что ты натворила. Ничто больше не будет прежним. Каждый элемент твой жизни должен быть переосмыслен. Пора остановиться. Не говори ничего. Не будь ничем.

Она спросила:

- С каких пор?

- Думаю, еще до того, как мы поженились, - ответил он. – В каком-то смысле. Не полностью.

- Тогда почему? – спросила она.

- Я просто… Я думал, ты будешь со мной в безопасности. Я был неправ. Прости.

Он лег обратно на землю и посмотрел на небо.

- Если ты хочешь уехать, я не стану тебя держать.

- Если я хочу уехать с Ронит?

- Да. Или нет. Если ты хочешь уехать. Отсюда.

- А ты хочешь, чтобы я ушла?

Довид подумал: это всего лишь боль. Боль – это все, чем это может быть. Оно не сделает мне ничего.

Он сказал:

- Я не хочу, чтобы ты оставалась против своей воли.

Она раздумывала о том, как это произойдет. Она уйдет, неся в себе младенца, словно подарок, который будет развернут где-то еще. Она будет жить неким другим, противоположным образом. Она будет свободна делать, что пожелает. Возможно, она станет полностью другим человеком: подружится с одноногим бывшим пожарником, откроет собственную пекарню, обрежет волосы и снимет юбку, научится рисовать и играть на фаготе, заведет любовницу, которую будет кормить спелой клубникой и с которой заберется на вершину дерева посреди ночи, чтобы посмотреть на луну. Она видела свою жизнь в тот момент, разложенную перед ней, будто ткань, которую оставалось только отрезать и придать любую желаемую форму. Она может выбрать что угодно еще. Она может написать свою собственную историю, потому что это точно такая же жизнь, которая существует.

Она сцепила свои пальцы с его и спросила:

- Довид, ты был счастлив? Я делала тебя хоть чуть-чуть счастливым?

Последовала долгая пауза. Она наблюдала за тем, как мимо проносятся облака – белые, желтые, розовые, серые. И наконец он ответил: