Оригинал (СИ) - Чередий Галина - Страница 82

— Вот как? Значит, нужно сделать так чтобы ты не знала. Ты мне нужна такой, как сейчас.

Вот же скотина!

Я повернула голову, не желая смотреть на него и выдавать бушующие эмоции до конца, но Грегордиан неожиданно нежно, хоть и властно обхватил мое лицо, вынуждая вернуть контакт взглядов. Нарочито медленно он вжался своим стояком мне в живот и провел своими губами по моим.

— Ты единственная, с кем я делю постель, Эдна. Даже более того. Ты единственная, кто имеет такую власть над моим членом. Разве я был возбужден до того, как прикоснулся к тебе?

Вспомнив, как деспот выглядел, появившись в коридоре, я вынуждена была покачать головой. Он был прав. Уж когда этот мужчина возбужден, я могу определить безошибочно, даже без лицезрения столь неоспоримого доказательства, что вдавливалось сейчас в меня ниже пояса и заставляло нутро голодно трепетать, несмотря на злость.

— С тех пор, как я трахнул тебя впервые, все именно так. Какие еще подтверждения собственной исключительности тебе нужны, женщина?

Наверное, когда-то раньше, будучи той прежней Анной Коломиной, я бы просто рассмеялась над таким доводом, как тот, что встает у мужчины только на меня. Разве элементарная физиология может быть каким-то подтверждением значимости связи между людьми, сказала бы я. Как же чувства, общение, взаимопонимание и еще тысячи всевозможных вещей, о которых так любят рассуждать люди, зачастую даже не всегда понимая, что те подразумевают и хотят ли всего этого на самом деле. Грубое признание Грегордиана ощущалось бесконечно значимей, откровеннее и честнее, чем любые многословные и красивые заверения в любви, преданности от кого бы то ни было. Просто несколько фраз, произнесенных спокойно, без всякого, казалось бы, трепета рассказали мне о том, что между мной и деспотом, с его точки зрения. Осознание того, что это намного-намного больше того, на что я могла бы рассчитывать, было обескураживающим. Да, он признавал, что его сексуальная тяга ко мне чрезвычайно важна для него, но я отчетливо расслышала и другое. Есть между нами нечто громаднее и глубже, чем мощнейшее физическое притяжение. Есть! И да, скорее всего, никогда Грегордиан этого вслух не произнесет и даже, возможно, в мыслях. Но ведь и не взрывается гневом, отрицая, и если мне очень повезет, то дальше будет только лучше. Дура ли я, позволяя себе эту надежду? Время покажет. Я неожиданно полностью расслабилась, утыкаясь лицом в его теплую, твердую грудь и вдыхая терпкий, такой владеющий мною без остатка запах его кожи. Только его, никаких чертовых примесей, что почудились мне там в коридоре. И, конечно же, это не был бы деспот, если бы не добавил дегтя:

— Если ждешь от меня уверений, что так будет всегда, то напрасно. Никто не знает, что случится в будущем. Пользуйся тем, что у тебя есть сейчас, — Грегордиан захватив горстью мои волосы, заставил поднять к нему лицо и снова лишь потерся своим ртом об мой, и быстро отстранился.

— Я вернусь. Очень скоро. Советую поесть и набраться сил, Эдна. Сегодня они тебе пригодятся. Я собираюсь сполна воздать тебе за дерзость этой ночью, — коварно усмехнулся он, пройдясь по мне похотливым взглядом с головы до ног.

Деспот направился к выходу, и только тогда я опомнилась.

— Вообще-то я шла к тебе поговорить, и это очень важно, — побежала я следом.

— Подождет, Эдна! — отмахнулся он. — У нас еще сколько угодно времени, чтобы развеять все заблуждения относительно друг друга.

— Грегордиан, это и правда важно и касается всех этих событий, что творятся вокруг, и, скорее всего, я могу помочь тебе…

— Нет! — рявкнул деспот, неожиданно, в одно мгновение перейдя от состояния почти легкомысленного поддразнивания до откровенной ярости и пугая меня. — Запрещаю тебе вмешиваться в мои дела и даже думать, что можешь как-то повлиять или помочь! Тебя это больше не касается!

— Но…

— Женщина! — Грегордиан снова смотрел на меня «немедленно заткнись!» взглядом. — Я стерплю от тебя многое, когда это касается того, что между нами! Но твое вмешательство в мои дела больше не приемлемо! Не нарывайся, Эдна!

Он ушел, грохнув дверью, а я осталась в недоумении от его стремительных метаморфоз. Хотя пора бы уже и привыкнуть к тому, как быстро Грегордиан может перейти от состояния мужчины, завораживающего меня каждым словом и движением до злобного тирана, не терпящего абсолютно ничего. Ладно, по крайней мере, теперь понятно, что Грегордиан — не тот, с кем я должна поговорить о визитах Эбхи. Определенно.

Не утруждая себя стуком, в роскошные гостевые покои проскользнула великолепная Сайв, и, покачивая бедрами, грациозно и дразняще подошла прямо к Хакону, и, прижавшись своим гибким телом, потянулась к его губам. Но королевский посланник отвернулся, презрительно скривив свой красивый рот, и поспешно отстранился. Очень давно эта женщина перестала быть для него по-настоящему желанной. Ее бесспорная внешняя привлекательность, выделяющаяся даже среди их народа, стала для него будто прозрачной. Слишком часто Хакон наблюдал, как Сайв использовала ее просто как некий инструмент манипулирования. Да и сам занимался тем же, подкладывая любовницу в чужие постели ради информации и в любых других целях. Поэтому перестал видеть в этих изгибах и совершенных линиях что-то кроме рычага воздействия в определенные моменты. Если что и способно было его по-прежнему заводить в этой зеленоглазой стерве, так это циничность, коварство и подлость, почти приближающиеся к его собственным. Но и это в ней уже не заставляло кровь Хакона вскипеть, лишь приносило некое злорадное удовлетворение. Чего не скажешь об этой Эдне. Стоило ему увидеть эту женщину… даже не человека — голема, игрушку своего брата — как Хакона накрыла потребность вцепиться в ее кожу зубами, подмять, причиняя боль. В ней не было и сотой доли роскошного совершенства женщин фейри, их утонченности, явной сексуальности, но зато в избытке присутствовало нечто совсем иное. У Хакона даже не нашлось точного определения этому внутреннему сиянию, оно было абсолютно чуждо, не знакомо ему и вызывало невыносимое желание смять, осквернить, испачкать, насильно переломать, обращая в привычное ему. А когда он осознал, что Эдна еще и является чем-то совершенно особенным для его ублюдка-брата… Грегордиан не просто хотел эту женщину в своей постели, он явно буквально нуждался в ней постоянно. Это сквозило в каждом вроде сдержанном, властном, но при этом бережном жесте, в том, как деспот непрерывно краем глаза отслеживал ее движения, в его оберегающей позе, но больше всего в том, как тело мужчины отзывалось на незаметные или открытые прикосновения своей женщины. Хакон прямо-таки видел волны странной лучистой энергии, что начинала струиться по коже ненавистного брата от каждого контакта, обращаясь некой аурой чистого ласкающего света. Того самого, что исходил от Эдны и отдавался Грегордиану щедро и явно добровольно, подпитывая непрерывно этот так бесящий королевского посланника ореол. У Хакона аж зубы стало сводить от желания отобрать и изгадить это связующее их сияние, унизить проклятого дини-ши еще и через эту женщину. Терпение. У него еще будет возможность ощутить все желаемое в полной мере. Он обещал. И если к моменту падения Грегордиан еще будет жив, то Хакон заберет себе эту девку-голема и станет трахать и терзать ее у него на глазах. От фантазии, через какую череду сексуальных пыток и насилия он сможет ее провести, заставляя страдать и брата, член мужчины напрягся до тянущей боли. Пока облегчения для него не предвиделось, и это понимание поднимало его ненависть на новый уровень.

Сайв развалилась на его постели в призывно-расслабленной позе, разметав сияющие золотом волосы вокруг себя, но Хакон точно засек огонек неуверенности в ее зеленых глазах, которые она сейчас щурила нарочито сексуально.

— Ты выглядишь хорошо оттраханной, дорогая. И пахнешь именно так, — сказал он, презрительно морщась от мысли, что эта мерзкая вонь останется на его простынях. Надо будет вызвать брауни, как только он выпроводит Сайв.