Сердце в залоге (СИ) - Горовая Ольга Вадимовна - Страница 28

И то, что поцеловал он ее после того, как Марина ощутила разгромное опустошение из-за его просьбы уйти, все его слова о том, что она его с ума сводит, – у нее так точно голова шла от этого всего кругом. Мир вокруг словно покачивался, никак не желая становиться стабильным и осмысленным. А Миша, словно специально усугубляя, наклонился и снова накрыл ее губы своим ртом. Уже иначе целуя: нежно, мягко, не так, как две минуты назад, когда Марину словно под воду с головой затянуло, закружило волной, лишая сил и воздуха. Но сердце все равно не успокаивалось, тарахтя в груди, словно заводное.

- Миша, - совершено не зная, что хочет ему сказать, тихо и даже как-то жалобно позвала Марина, еще крепче вцепившись в его руки своими дрожащими пальцами.

Не готова оказалась к такому урагану, который, выясняется, притаился у нее внутри… К той буре, что внутри него скрывалась и которую, кажется, Миша так и не позволил ей целиком ощутить, сдерживая чувства своей волей.

- Что, солнышко? – он притянул ее ближе к себе, продолжая обнимать затылок, обхватил рукой талию, словно укутал своим огромным телом.

Тихо и спокойно, как-то разом уняв этим жестом ее волнение. Марине тепло и хорошо стало. Надежно.

Не готова она оказалась к такому буйству эмоций - и своих, и его - хоть и мечтала ночами, и думала о Мише уже не первый месяц. Но все иначе как-то, больше грезами какими-то, выдумками. То так, то эдак их разговоры представляла, как они работают вместе, как гуляют, как он ее за руку держит… И всегда от этих грез в груди тесно становилось, а в животе бабочки появлялись, о которых в книгах пишут. Только вот сейчас, в реальности, рядом с ним, ощущая Мишу, – она все это испытала в тысячу раз усиленным. Наверное, в чем-то и прав был Миша, сетуя на ее возраст. Потому, видимо, и колени подкашивались, и сердце никак не могло прийти в норму. Опыта не хватало.

Только и отступать Марина не собиралась. Года – дело наживное, набегут - ни он, ни она заметить не успеют.

А надежные, спокойные руки Миши, его мощь, только сейчас стабильная, – дали ей возможность перевести дыхание, хоть как-то осмыслить все случившееся. И почувствовать себя невероятно счастливой. Словно он ощутил ее метания и помог Марине прийти в себя.

Потому, когда она запрокинула голову, насколько это ей позволила сделать его ладонь, конечно, на лице Марины сияла счастливая улыбка:

- Ничего. Просто. Здорово! – она вдруг все-таки немного смутилась, увидев на его лице такую же широкую улыбку.

Уткнулась лицом в грудь Миши и обхватила его за пояс руками.

Его объятия стали крепче. Михаил двумя руками обнял ее, притиснув к себе, прижался щекой к волосам, от чего у Марины снова все внутри задрожало.

- Здорово, - тихо согласился он. Правда, его басом это все равно вышло громко.

И Марина даже хихикнула. Но тут, сбивая всю атмосферу, у Миши начал звонить телефон на столе.

- Только проблемы с работой это не решает, - усмехнулся Миша, чуть отстранившись и посмотрев Марине в глаза. – И того, что мне никак на ней не сосредоточиться из-за тебя, солнышко, - он стремительно наклонился и быстро поцеловал ее в кончик носа.

И отступил, так что Марина не успела даже отреагировать. А пока она пыталась сориентироваться в новой реальности, Михаил уже поднял трубку и начал с кем-то говорить по телефону. Очень сосредоточенным и серьезным голосом. Так что Марина даже поджала губы, подумав, что он лукавит – не так уж она ему и мешала, кажется. У нее сейчас так точно голос ломался бы. С другой стороны, Миша же старше и опытней, и…

Что там еще «и», она додумать не успела, в этот момент Михаил глянул на нее и лукаво усмехнулся, слушая невидимого собеседника. Поднял руку и показал ей деревянные шпильки, зажатые в его кулаке, словно дразнил.

Марина тут же поняла, что волосы рассыпались и наверняка спутались. И щеки горят, и губы припухли, судя по ощущениям. Ох, Вера Михайловна, все поймет, стоит ей только вернуться в приемную, и к гадалке не ходи!

Смутившись из-за этого, Марина подскочила к Мише и попыталась отобрать заколки. Надо же исправить хотя бы прическу, чтобы все стало не так заметно. Не тут-то было! Пользуясь преимуществом роста, он просто поднял руку, и сколько бы Марина ни пыталась, она не могла добраться до его ладони. А он при этом спокойно разговаривал по телефону, хоть и шикнул пару раз с улыбкой на ее пыхтение. Но мимоходом, целиком сосредоточившись на делах.

Ладно, так - значит, так. Марина редко пасовала перед вызовами!

Подтянув вверх юбку, которая мешала, сковывая движения (новая, и чем она думала, когда ее покупала? В ней и ходить можно, только семеня шажками!), она преспокойно сбросила туфли и забралась на кресло, а с него – на стол, у которого Михаил стоял. Аккуратно сдвинула принесенные ею же бумаги, прошлась. И, воспользовавшись тем, что он как раз отвлекся на разговор, остановилась напротив, обхватив его кулак своими руками, попыталась вытащить заколки. Чем, наконец, все же заставила Мишу обратить на себя основное внимание.

Его карий взгляд замер на ней в районе груди, обтянутой блузой, которая сейчас как раз оказалась у Миши перед глазами. Потом медленно опустился вниз на бедра и ноги, куда более оголенные из-за того, что Марина тут акробатикой занималась. И резко поднялся вверх, встретившись с ее замершими глазами.

У Марины почему-то сердце остановилось в груди. И мигом как-то в горле оказалось от того, что она в этом карем взгляде увидела. Словно на качелях разогналась и «солнышком» обернулась, и мир так же завертелся вокруг, а в животе похолодело от ужаса. И восторга. Потому что взгляд Миши не то что «загорелся» - запылал. И лицо его как-то разом напряглось, словно кости выступили, пытаясь кожу прорезать – скулы, подбородок, желваки напряглись на щеках.

- Я перезвоню, - отрывисто бросил он в трубку и опустил на аппарат, не дожидаясь ответа собеседника.

Марина почему-то подумала, что надо бросать шпильки и бежать. От этого взгляда, от всего, что в нем горело. От самого Миши, вдруг ставшего немного пугающим, потому что во всей его фигуре неожиданно проступило нечто ей доселе неведомое, а оттого и настораживающее. Но таким сладким ужасом… замирающим. Как когда «в лова» играешь и тебя вот-вот рука этого самого лова коснется. И надо сделать рывок, увернуться, чтобы со смехом избежать звания «воды».

И Марина, кажется, даже дернулась, чтобы отступить, спрыгнуть с другой стороны стола, но не успела. Со скоростью, которой трудно было ожидать от такого массивного мужчины, Михаил наклонился, обхватив ее и сжав в железных тисках своих рук. Не позволил и на миллиметр сдвинуться.

- И что ты, по-твоему, творишь, солнце? – хриплым голосом поинтересовался Михаил, чуть запрокинув голову.

Она понятия не имела. И подумать не могла, чтобы ответить: Марина вдруг осознала, насколько именно высоко задрала неудобную юбку, ощутив горячие руки Миши на своих бедрах. Как раз под ягодицами. На коже, без какой-либо преграды ткани.

- Я… - Она поняла, что вдруг стала косноязычной. И дыхание опять куда-то делось. А голова закружилась. – Я заколки… Забрать… Миша…

Марина поняла, что ее качнуло вперед, и она уперлась руками ему в плечи.

Михаил резко выдохнул, тяжело, шумно. И сжал ее сильнее, но так… будто хотел еще больше, а сдерживался.

- Солнце, - так же сипло пробормотал он. И неожиданно прижался лицом к ней. – Что же ты творишь! – уже не спрашивая - констатируя, как-то обреченно выдохнул Миша.

Марине даже подумать было неловко, к чему именно прикасаются его щеки. И губы…

Хоть между ее грудью и его кожей как раз ткань имелась. Но жар внутри не спал от этого смущения, запылал сильнее. И дрожь начала бить каждую мышцу. Она не могла твердо стоять, хоть и была босиком, вроде бы устойчиво касаясь деревянной столешницы. Буквально оперлась на Мишу.

А он дышал. Медленно, глубоко, как-то даже размеренно делая вдох, задерживал дыхание, а потом так же медленно выдыхал. Словно на счет, что ли, только безмолвный. И несмотря на размеренность, все равно выходило громко. А может, у нее звенело в ушах, потому что Миша так и держал ее крепко, и лицо его к ее груди прижималось, и кожа, пусть и под тканью, уже горела от горячего дыхания, вырывающегося из его легких. И его руки… они ее обжигали.