Колючка в сердце (СИ) - Акимова Елена Михайловна "Лена Акимова" - Страница 31

Блонди удивленно вскинулся.

— Нужнее, чем я? — протянул, трогательно уставляя брови домиком.

Сопротивляться его очарованию казалось немыслимым. Я качнулся вперед, к поцелую, вдохнул родной теплый запах, поплыл…

— Лер, — заскулил почти жалобно, — пусти!

Потому что действительно должен был поговорить с Антоном Семенычем — дело не требовало отлагательств. Гад-блонди лишь хихикнул, облапывая под ягодицы, замурчал большим нежным котом:

— Ёжинька… Плюнь ты на этого Димку… Хочу тебя не могу…

Я тоже хотел Лерочку, очень — блядь, а когда я его не хотел, вообще — но долг ведь прежде всего? Потому отлепился от ласкающего меня парня, уцепил валяющуюся мобилу. Заявил тоном, не терпящим возражений:

— Извини, сначала Славин.

И блонди понял и смирился. Кивнул слегка обиженно, разрешил:

— Ладно. Только побыстрей!

Я шустро ввел по памяти ряд цифр. Главный секьюрити господина Воронова ответил через три гудка. После короткого обмена приветствиями мужчина спросил:

— Сереж, это срочно? Я малость занят…

— Срочно, — подтвердил я, невольно выгибаясь в пояснице и едва не застонав — Леркины шаловливые ручки, бля, уже пробрались под футболку и заскользили, пересчитывая ребрышки, и доложил, или, вернее, заложил без всякого зазрения совести, — Антон Семеныч, Дима стреляет у охраны сигареты!

На том конце линии воцарилось недолгое молчание, затем раздался хорошо различимый смешок.

— Стреляет сигареты? — переспросил Славин и заржал уже в голос. — Вот нахал! А потом небось ныкается за гараж, где кусты черемухи, и в кулак дымит, думая — его там никто не запалит?

А ведь и вправду смешно, если разобраться: пятидесятилетний солидный мужик, газовый магнат и миллиардер, клянчит у охранников сигареты и смолит их втихушку, будто подросток. С одним весомым «но» — врач запретил Дмитрию Константинычу курить. Совсем.

Отвеселившись, Антон Семеныч пообещал, успокаивая:

— Разберусь, — и отключился.

Валера мягко, но настойчиво отобрал у меня телефон и зашвырнул его в подушки рядом стоящей кровати.

— Все? — проворковал. — Теперь можно?

Я вместо ответа надавил сверху, толкая возлюбленного на ковер, оседлал чуть выше паха его гибкое, сильное тело, наклонился губами, медленно и, дразнясь, поинтересовался:

— А ты прогнешься?

Лерка смотрел, прищурившись. Поразмыслил и кивнул.

— Для тебя — хоть без скафандра на луну, чудо, — сообщил, сияя белозубой вампирьей улыбочкой.

Блонди пах недавно съеденным яблоком. Мы целовались, раздевая друг друга, позабыв обо всем на свете… И о том, что дверь не заперли, естественно, тоже.

Ну, и помешали нам, разумеется, в самый разгар страсти.

— Ого! — удивился Дима с порога, покрываясь красными пятнами и странно суживая зрачки.

А вот остановиться я уже был не в состоянии, лишь ускорился, вдалбливаясь в откляченную выписывающую кренделя светлокожую Лерочкину жопку с отчаянием утопающего. Валера взвыл из коленно-локтевой, плавясь в нахлынувшей волне наслаждения, повернул к не вовремя заявившемуся мужчине раскрасневшуюся мордаху, выдохнул через стон:

— Ди-им… Ты ж… вроде… о-о-о!..

И — кончил мне в кулак, выгибая спину горбом, забился сладостными конвульсиями, запульсировал жаркой глубиной, утаскивая за собой в оргазм.

Господин Воронов полюбовался на мой финал, развернулся и удалился, чуть зубами не скрипя. Весь кайф испортил, бляха муха его за ногу… Не мог прийти на полчаса попозже?

Откончав, я и Валера по-быстрому обтерлись влажным полотенцем, натянули одежонки и спустились вниз, на кухню.

К Дмитрию Константинычу, морально готовясь к раздраю и скандалу. А Дмитрия Константиныча на кухне не оказалось.

— Опять курить убег, — вздохнул догадливый я, и, как был, в футболке, тапочках и джинсах, рванул из дома к гаражу.

Господин Воронов обнаружился именно там, где думалось — сидел, ссутулив плечи, под прикрытием пышно разросшейся черемухи на перевернутом пластиковом ящике из-под пива и дымил зажатой в кулаке сигаретиной. Я приблизился, остановился в паре шагов, зябко передернулся в порыве холодного влажного ветра — опять погода меняется — позвал негромко:

— Дим…

Мужчина мрачно зыркнул исподлобья, выпустил струйку дыма и поманил рукой.

— Серёжа, — снова взмахнул рукой, — поговорить надо.

И показал на еще один пивной ящик у стены.

Я опустился на импровизированную скамеечку, чувствуя, как в ягодицы врезаются пластиковые выступы ячеек, пролепетал дрогнувшим испуганным голоском:

— А о чем?

— О ком, — поправил Дима, затягиваясь остатком табака, — о тебе и о Лере. Ёж, я не знал, что ты бываешь сверху… Всегда считал — только мне, красивому, Лерочка подставляется, только я его имею… Дурак, обломался по полной программе…

И засмеялся, нервно дергая гладковыбритым кадыком.

Я внутренне напрягся и едва слышно застонал: опять ревность, без конца и без края! О-ох-х-х…

А потом господин Воронов удивил — отшвырнул прочь тлеющий фильтр, тяжело поднялся и побрел прочь, бормоча под нос:

— И зачем я женился на этой блондинистой шалаве, Господи? Жил себе раньше спокойно, без всяких любовей и законных супружников… Эх…

Я вскочил и прибитым сплошь провинившимся щенком поплелся следом. Диму было так жалко…

Но не на все сто — обида на мужчину до сих пор не угомонилась: он и блонди скатались во Францию без меня, и на церемонии бракосочетания я не был, как и на свадьбе тоже. А расписались эти остолопы двадцать восьмого апреля, аккурат в мой день рождения.

Они, прикиньте, во Франции женились, а я торчал один, брошенный, в пустом доме в собственное семнадцатилетие, в слезах и разрываемый ревностью, и хлебал сам с собой вискарь. Рр-р-р-р!!! Не прощу никогда. Честно.

(Ну ладно, не совсем один — верный друг Игорюха Славин со мной был. И мы с ним упились вдвоем до зеленых чертиков и обкурились жутко хихикательной травой. А про поцелуи, и что я ему отсосал — ну, случайно, а еще из мести кое-кому — Игорь, слава Богу, не помнит)…

====== Глава 37. Сергей. Опять июль 2013 г. Разное: сначало – пьяное, потом самобичующееся, потом просто шалое поблядошко. И вообще, как умею, так и выживаю ======

Вечером мы с Лерой нежданно наклюкались: Дмитрий Константиныч сразу после наступления темноты утопал в свой кабинет, заперся там и через дверь посылал всех пешим эротическим куда подальше. Без него было пусто и тоскливо, и хотелось выть на луну. Вот я и блонди и повыли. Повыли-повыли, приняли по двести грамм, потом еще по двести, додвестили бутылку — между прочим, литровую, бренди — и, бля, перестали выть, запели.

С чувством, обливаясь горючими пьяными слезами, о неразделенной любви. Не знаю, как Валере, а вот лично мне было чудовищно хреново. Я вдруг до конца осознал множество разных вещей, в том числе и собственное одиночество в этом огромном мире, и свою полную зависимость от дующегося наверху стареющего самодура, и то, что, пожалуй, кроме Славина и, может, Алины, мне и обратиться-то будет не к кому в случае нужды. А Лерка… Лерка, конечно, любимый, суперкрасавец и супруг господина Воронова, но, по сути — такое же никчемное, неимущее, беспомощное чмо, как и я, даже хуже — и готовить он толком не умеет, и ЕГЭ у него не сдан, и блядь бордельная, и бывший героинщик… Уу-у-у-у… Короче, петь и одновременно реветь в тридцать три ручья у меня получилось вполне, просто талант от Бога прорвался. Да…

А потом толчком я проснулся в Диминой спальне, раздетый до трусов, рядом, распластавшись на спине, с открытым ртом и грязными дорожками по щекам, валялся блонди — и довольно громко, неэстэтично храпел, а подле в кресле сидел Дима и на нас, красотуль, смотрел. Спокойно и с любовью.

Стоит ли упоминать, что похмелье оказалось ужасным, и колбасило меня вместе с Валеркой аж до ночи? Но и похмелью пришел конец, утихла головная боль, желудки угомонились и коленки прекратили трястись мелким трясом.

И я и Лерочка долго лежали, опять-таки в Диминой койке, обнимая нашего мужчину с двух сторон. Дмитрий Константиныч улыбался, по очереди целуя нас в носики, и жалел воняющих перегаром бедняжек.