Ночь Охотника - Сальваторе Роберт Энтони - Страница 17

Эти двое также удалились, но в западные покои.

Громф потер большим пальцем кольцо, которое носил на указательном; это позволяло ему незаметно следовать за женщинами; он видел, что они покинули соседнюю комнату, миновали короткий коридор и через двойные двери вышли на балкон. С балкона открывался вид на колонну Нарбондель, за которой тянулись западные районы Мензоберранзана.

Мать Квентл со странным выражением лица оглянулась. Взмахнула рукой, и дверь закрылась; но не просто закрылась, понял Громф: его чары больше не действовали, мысленная связь прервалась. Велкрист, стоявший рядом, болтал что-то об экспедиции Ксорларринов в Гаунтлгрим, а маги Фей-Бранш внимали каждому его слову. Успех Ксорларринов, единственного Дома дроу, который сумел поднять темную магию до божественного уровня, имел огромное значение для них как чародеев и дроу-мужчин. Громф сделал вид, будто слушает. Разумеется, он знал о происходящем в Гаунтлгриме гораздо больше, чем когда-либо станет известно Велкристу, потому что он сам, Громф, организовал эту экспедицию. Но архимаг пристально смотрел на восток, на двери, за которыми скрылись Мать Квентл и Минолин Фей, и уже буквально ждал, что сейчас взрыв уничтожит западное крыло дворца Фей-Бранш.

Он больше не мог предсказывать действий Квентл, понял он в этот момент, не мог ее контролировать, не мог даже оказывать на нее сколько-нибудь заметное влияние.

Последствия дара, которым он наделил собственную сестру, тяжелым бременем легли на его старые плечи.

– Я должна извиниться перед тобой, – обратилась Квентл к Минолин, когда они остались наедине. Свечение Нарбондели начинало тускнеть, близился вечер.

Жрица пристально смотрела на Мать Бэнр, и на лице ее застыло выражение недоверия.

– Уже многие годы: я оскорбляла тебя, считала тебя достойной только презрения, считала тебя всего лишь сопливой девчонкой, – продолжала правительница Мензоберранзана. – Я позволила тебе занять высокое положение в Арак-Тинилит единственно из уважения к твоему древнему славному роду. Разумеется, Дом Фей-Бранш должен быть достойно представлен в Академии Ллос, но, с другой стороны, если подобной чести удостоено такое жалкое существо, как ты, следует задуматься, насколько высоким на самом деле является этот пост.

Минолин буквально окаменела, услышав это оскорбление, прищурилась, сжала одну руку в кулак. Ей хотелось воспользоваться плетью, но Бэнр знала, что у Минолин не хватит на это смелости. Эта женщина была не воительницей, но интриганкой, она действовала в тени, осторожно, с помощью различных ухищрений.

– Но я не понимала, насколько крепки твои кости, – говорила Бэнр, – не догадывалась об уме, который ты скрываешь за тупым взглядом своих тусклых глаз.

И при этих словах глаза жрицы вспыхнули! Минолин явно была выведена из равновесия, оскорблена, разгневана – но ее загнала в угол противница, одолеть которую она даже и не надеялась.

– Ты решила, что сумела завлечь Громфа в свои сети, – уже открыто издевалась Бэнр. – Ты действительно решила, что сможешь обратить его неодобрение и недовольство недалекой Квентл против вечных Бэнров?

Это резкое замечание заставило Минолин попятиться. Ясно было, что для нее игра окончена. Долгие годы она незаметно обрабатывала Громфа с помощью лжи, хитрости, нашептывала ему возмутительные речи против Квентл – этой ведьмы Квентл! – которую Громф ненавидел на протяжении многих десятков лет.

Мать Квентл наблюдала, как мысли эти отражаются на лице побежденной жрицы, как она мечется между гневом и страхом, желанием наброситься на противницу с плетью ил и чарами в надежде каким-либо образом одержать верх, отвратить собственную гибель. Но она двигалась по спирали, знала Бэнр, и эта спираль вела Минолин вниз, в бездну отчаяния. Да, она по-прежнему мыслила логически – она была отнюдь не дурочкой, но расчетливой и хитрой ведьмой, истинной служительницей Госпожи Ллос!

И поэтому Минолин, вне всякого сомнения, поняла, что внезапное прозрение ее главного врага, этой Верховной Матери, стоявшей напротив нее, пришло от самой богини.

И поняла, что ей, Минолин, настал конец.

Минолин подняла руку – даже мышь, загнанная в угол, будет сражаться за собственную жизнь, – но, разумеется, Мать Квентл оказалась быстрее. В руке ее возникла плеть, и пять извивавшихся голодных змей устремились к несчастной Минолин; с помощью телепатии они обращались к ней с жестокими оскорблениями, а зубы их вонзались в нежное тело женщины. Жрица широко раскрыла глаза от ужаса, когда почувствовала удовольствие К’Софры, желавшей насытиться ее кровью. Минолин ахнула в ужасе и отшатнулась, когда клыки Зинды появились у ее лица, потому что Зинда более всего наслаждалась страхом своих врагов.

«Не сопротивляйся», – посоветовала ей третья змея, Хсив, и успокаивающая мелодия зазвучала в сознании Минолин, составляя страшный контраст с мучительной болью, причиняемой ядом змеи Кворры.

Пятая змея, Ингот, не укусила женщину, она раскачивалась перед глазами пораженной ужасом Минолин, пока та бессильно привалилась к стене. Мать Квентл знала, что в черных глазах змеи Минолин увидит надежду, потому что живые змеи ее плети давали хозяйке советы, как действовать, и спрашивали у нес разрешения продолжать пытку.

Минолин Фей была побеждена. Когда змеи оставили ее, она не упала лишь благодаря тому, что опиралась спиной о стену.

Затем Мать Квентл схватила ее железной рукой за локоть и увлекла прочь с балкона в небольшую гостиную. Бэнр толкнула Минолин вперед. Жрица наткнулась на стулья и едва не упала на пол.

Несколько мгновений она пыталась восстановить равновесие, казалось, она вот-вот рухнет без сил; но затем жрица выпрямилась и, резко развернувшись, взглянула в лицо противнице.

– Ты осмеливаешься наносить мне удар в моем собственном доме? В праздничный день?! – прорычала она, но слова застряли у нее в глотке, потому что Бэнр подняла руку с длинными ногтями, похожими на когти, и магическим образом заставила женщину смолкнуть.

– Сдавайся, – просто произнесла она.

Минолин, конечно, хотела выкрикнуть оскорбление, но вместо этого упала на колени, повинуясь более мощной магии, и не в силах была подняться, не в силах была противиться воле Квентл Бэнр.

– Я больше не рискну недооценивать тебя, коварная убийца, – произнесла Мать Квентл. – Напротив, мое презрение к тебе сменилось…

В этот момент в комнату ворвался Громф.

– …восхищением, – закончила Мать Квентл, коварно улыбаясь и взглядом как будто спрашивая архимага, почему он отсутствовал так долго.

– В… в такой день? – запинаясь, пробормотал потрясенный Громф. – И сейчас?

Мать Квентл опустила плетку, и змеи несколько успокоились, когда она спрятала оружие в петлю из шкуры виверна, висевшую у ее бедра. Она безмятежно подняла руки, словно сдаваясь.

– Решай, на чьей ты стороне, – обратилась она к Громфу. – Паучья Королева не потерпит, чтобы ее архимаг делил свою привязанность между двумя Домами – только не в это необычное время. Ты надеялся тайно руководить Домом Бэнр, и всего неделю назад твой выбор был бы легким.

– Дорогая сестра, – начал Громф, и в этот миг лицо правительницы Мензоберранзана исказил гнев, груз прожитых веков, и на долю секунды на него взглянула его могущественная мать.

– Мать, – быстро поправился он, опустив взгляд.

– Нет! – воскликнула Минолин Фей, широко раскрыв глаза, потрясенная покорным видом всесильного Громфа.

– Ты никогда не станешь главой Бэнров, – спокойно заметила Верховная Мать.

– Убей ее! – крикнула Минолин. – Это всего лишь Квентл!

Громф резко поднял голову, и во взгляде его загорелся гнев, но гнев был направлен на Минолин, а не на его сестру. Жрица Фей-Бранш отступила на несколько шагов и вытянула перед собой руки, защищаясь, словно ожидала, что Громф уничтожит ее на месте.

– Я ношу ребенка! – взвизгнула она, падая ниц на пол. – Твоего ребенка! – умоляющим, жалобным тоном произнесла она.